Моя Длина нажала на кнопку звонка, находившуюся как раз под табличкой. Дверь почти тут же открылась.
— Заходите же, заходите скорей! — донесся до мальчиков голос Школьниковой.
Таня и Катя послушно зашли. Дверь тут же захлопнулась.
— Ну ни фига себе! — ошалело посмотрел на друзей Женька.
— Что это за контора такая? — не сводил глаз с нарядного особнячка Пашков.
— Сейчас выясним!
Женька рванул было к двери, но Олег заступил ему дорогу.
— Ты чего? — не понял долговязый мальчик. — Сейчас пойдем и разнюхаем.
— И спугнем девчонок, а может, и кого посерьезней, — невесело усмехнулся Олег.
— Чего их туда понесло? — ошалело покрутил головой Лешка Пашков. — И почему они так упорно скрывали это от нас?
— Значит, была причина, — мрачнее прежнего изрек Темыч. — Пошли посмотрим по-тихому, что на табличке написано.
Все четверо пересекли переулок. На медной табличке значилось: «Центр «Идеал».
— Что еще на фиг за идеал? — грянул на весь переулок Женька.
— Тише ты! — шикнул на него Олег. Женька умолк.
— Судя по виду, это какой-то банк, — предположил Темыч.
— И что, по-твоему, наши девчонки делают в банке? — терялся в догадках Олег.
— А если кто-нибудь из них влез в долги? — спросил Темыч. — Например, Моя… Твоя… — повернулся он к Пашкову, — ну, в общем, Машка, — решил он больше не обострять отношений.
Воображение у Пашкова лихорадочно заработало. «Машка привыкла тратить деньги без счета, — пронеслось у него в голове. — Вдруг мать отказала ей в очередной покупке. Ну, а Машка заняла у какого-нибудь знакомого Зинаиды Николаевны, который возглавляет этот банк. Тот ей одолжил, а теперь требует долг обратно. Машка ничего сказать матери не решается. Вот и взяла девчонок, чтобы они помогли ей уговорить этого типа отсрочить выплату». Тут в Лешкиной памяти всплыло множество ужасных случаев, почерпнутых из газет и телепередач. С должниками хозяева российских банков не чикаются. Порой их запугивают, порой бьют, а иногда даже и убивают. Значит, возможно, как раз в тот момент, когда он, Лешка, вместе с Олегом, Женькой и Темычем стоят перед дверью этого жуткого заведения, над Машкой нависла смертельная опасность.
— Ты чего рот разинул? — с удивлением посмотрел Олег на Лешку.
Именно в этот момент Пашков понял, что медлить больше нельзя.
— Ребята! Вперед! — крикнул он, и рука его потянулась к звонку.
Олег попытался ему помешать, но было поздно. Лешка уже изо всех сил надавил на кнопку.
Прежде чем ребята успели что-либо сообразить, раздался щелчок. Дверь распахнулась. За ней, полностью закрывая проем тучной фигурой, возник здоровенный мужчина лет тридцати с лунообразным круглым лицом, смахивающим на физиономию куклы-пупса, если ее увеличить эдак раз в десять.
— Вам чего? — нелюбезно осведомился огромный пупс.
— Это у вас банк? — выпалил Женька.
— Банк? — уставился на него мужчина. — Почему банк?
— Потому что у вас тут наши девчонки, — оттеснив Женьку в сторону, заявил Пашков.
— Какие еще девчонки? — похоже, еще сильней удивился мужчина.
— Говорят же вам: наши! — Снова вступил в беседу Женька. — Пустите!
Он попытался прорваться в дверь, но не тут-то было. С равным успехом Женька мог сокрушить скалу.
— Не надо, парень, — вялым движением оттеснил его в сторону охранник. — Мне, понимаешь, такие шутки не нравятся.
— Видно, и впрямь не надо, — на всякий случай попятился в сторону осторожный Темыч.
— Вот молодец, — одобрил его поведение мощный пупс. — Самый младший из вас, а соображает лучше.
— Я не младший, — немедленно возмутился Темыч. — Я их ровесник.
— Какая разница, — вяло хохотнул охранник. — Все равно лучше соображаешь.
— Так, значит, у вас не банк? — вмешался Олег.
— Не, — был краток охранник. — Так что, — криво ухмыльнулся он, — кредитов вам тут не светит. Валите отсюда. Чем дальше от нас, тем меньше неприятностей.
И он захлопнул дверь.
— Где же наши девчонки? — растерянно пробормотал Пашков.
— Так он тебе и скажет, — откликнулся Темыч. — Видал, какой бандюга.
— Если бы ты, Лешка, не нажал на звонок, — с осуждением произнес Олег, — может, мы что-нибудь бы выяснили по-тихому. А теперь нас сюда не подпустят на пушечный выстрел.
— Я девчонок хотел спасти, — начал оправдываться Пашков.
— У тебя, Лешка, всегда между «хотел» и «смог» большой разрыв получается, — проворчал Тема.
Олег и Женька усмехнулись. Изобретательную голову Пашкова распирало от крайне заманчивых, но рискованных замыслов. Перед их осуществлением Лешка производил точнейшие расчеты, благодаря которым все должно было пройти абсолютно гладко. Однако неумолимая жизнь часто вносила свои поправки. В результате от проделок Пашкова страдали родные и близкие, учителя и ученики две тысячи первой школы, а порой и ни в чем не повинные жители Сухаревской площади и окрестностей. Знаменитый нейрохирург Пашков-старший тратил изрядную часть заработка на возмещение ущерба, причиненного сыном, как частным лицам, так и организациям.
Именно Лешка напрочь испортил очистные сооружения бассейна, в котором сдавали нормы по плаванию питомцы две тысячи первой школы. Вырубил на целых полгода лифт в собственном подъезде. А также совместно с братом-погодком Сашком капитально затопил уютный особнячок в окрестностях Вены, принадлежащий австрийскому коллеге и другу отца — герру Шмидту, который имел неосторожность пригласить Пашкова-старшего вместе с детьми на каникулы. Словом, Лешкиных подвигов было не счесть. Однако неудачи совершенно не обескураживали Пашкова. И, едва потерпев очередное фиаско, он уже начинал вынашивать очередной новый замысел. Вот и сейчас упреки ребят ничуть не смутили Лешку.
— В общем-то, на звонок я и впрямь нажал рановато, — спокойно признал он. — Но чего теперь зря страдать по этому поводу.
— Зря страдать не будем, — кивнул Олег. — Давайте-ка обойдем этот особнячок с другой стороны.
— Правильно, — оживился Женька. — Тут окна занавешены. А там, наверное, открыты. Вот мы и поглядим.
Ребята обогнули особнячок, чтобы зайти с тыла. Однако им не повезло. Во двор попасть было невозможно. Особнячок образовывал вместе с другими зданиями двор-колодец. Если в него когда-нибудь и вели арки, то после реконструкции их застроили.
— Пошли в параллельный переулок, — поманил друзей Олег.
Остальные прекрасно поняли его замысел. Олег хотел попытаться проникнуть во двор через дом, стоящий напротив. Но и в другом переулке четверых друзей ожидала неудача. Там оказался почти точно такой же особнячок. Тщательно отреставрированный, с очень нарядной дверью, окнами, забранными жалюзи, и латунной табличкой с надписью «ЗАО «Милосердие».
— Ну и конторы тут, — покачал головой Пашков.
— Когда написано «Милосердие» — это, как пить дать, прикрытие для каких-нибудь мафиозных структур, — с таким видом произнес Темыч, будто бы лично имел дело с подобными организациями. — Говорил я вам: вляпались наши девчонки. И все из-за Моей… Твоей…
в общем, Школьниковой, — вновь напустился он на Пашкова.
— А я уверен, что из-за твоей Катьки, — отбил выпад Лешка. — Она у тебя всюду лезет.
— Катька не такая дура, чтобы с мафией связываться, — возразил Темыч.
— Значит, по-твоему, Машка дура, — сжал кулаки Пашков.
— Конечно, дура, — откликнулся Темыч.
— Обе они у вас дуры, — вмешался Женька. — Чего их, скажите на милость, туда понесло?
— Их-то ладно, — с беспокойством проговорил Олег. — А вот зачем Танька с ними пошла?
— Ага! — возмутились Пашков и Темыч. — Значит, Танька, по-твоему, умнее Машки и Катьки? Чего же она их не остановила?
— Вы лучше скажите мне, что это за «Идеал»? — спросил Женька.
— Главное, как забаррикадировались-то, а? — попытался заглянуть в окна Пашков.
Однако сквозь жалюзи ничего видно не было.
— А вдруг это вообще одна контора? — высказал догадку Темыч. — С одной стороны «Милосердие», с другой — «Идеал». И в обе двери никто чужой не пройдет.
— Но девчонок пустили, — задумчиво поглядел на друзей Олег.
— Выходит, они там кого-то знают, — отозвался Пашков.
— В «Милосердии» или в «Идеале»? — спросил Женька.
— Если зашли в «Идеал», значит, в нем, — ответил Олег.
— Наверное, заранее условились, и там уже их ждали, — добавил Темыч.
— Ясное дело, — согласился Пашков. — Иначе мимо этого мужика не пройдешь.
— Мужик мощный, — подтвердил Женька.
— По-моему, я догадался, что это за контора, — внезапно объявил Темыч.
Остальные разом повернулись к нему.
— Если догадался, то говори! — потребовал Женька.
