Матрос огрызнулся – и палец милицейский налился кровью. И тут Матрос получил такого пинка, что у него из глаз искры посыпались. Разбрызгивая эти искры и завывая, он вылетел в дверь и, как рыжее лохматое колесо, укатился куда-то в сторону железнодорожного депо.
Глава двенадцатая. «Взгляни, взгляни в глаза мои суровые…»
Дело пошло быстрее быстрого.
У Васи отобрали усы и мешок, сунули всё это в несгораемый шкаф и замкнули секретным ключом. Потом строго взяли за плечо и отвели в какую-то мрачную комнату.
– Посидишь, – сказали и заложили дверь засовом.
Вот как повернулось дело. Никак не думал Вася, когда приклеивал усы, что это его погубит. Никак не думал, что зря сажает Матроса в мешок. Печальный стоял теперь Вася посреди комнаты, узенькой, как шкаф-гардероб.
На деревянной лавке, которая тянулась вдоль стены, сидел человек с лицом неспелого цвета и что-то мычал. Вася не сразу понял, что человек поёт, но постепенно стал различать слова: Взгляни, взгляни в глаза мои суровые, Взгляни, быть может, в последний раз…
Вася поглядел в глаза певцу, но ничего особо сурового в них не увидел – так, серая муть, голубая чепуха.
– Ты кто такой? – спросил вдруг певец тяжёлым голосом. – А ты? – насторожился Вася.
– Чего? Кто я такой? Да если я скажу, ты умрёшь от страха! Меня вся Тарасовка знает! Понял? Туши свет! – А меня все Сычи знают. – Туши свет! Меня Рашпиль знает! Я знаешь кто? – Кто?
Тут человек, которого знала вся Тарасовка, наклонился к Васе и сказал таинственно: – Я – Батон! Слыхал?
– Слыхал, – сказал Вася, хотя ничего подобного он раньше не слышал. – То-то! – грозно сказал Батон. – Туши свет! – А я знаешь кто? – Кто? – Я Вася Куролесов! Слыхал?
– Слыхал, – неожиданно сказал Батон и протянул руку. – Здорово!
Вася подал руку, и тут же Батон сжал её с оглушительной силой. Вася поднатужился и тоже крепко сжал батонскую руку. Тот ещё напрягся, и Вася поднадавил. Они жали руки с такой силой, что, окажись там, внутри рукопожатия, медный шарик, он бы, конечно, расплющился.
От напряжения рыхлое лицо Батона налилось кровью. Он был и вправду похож на большой белый батон, одетый в брюки. Живот его был кругл, а голова маленькая, как и полагается батону.
– Тебя за что взяли? – спросил он, отъединяя свою руку от Васиной. – За поросят.
– Я тоже, помню, как-то на телятах погорел. А сейчас сижу по глупости: одному пинджаку рога посшибал. – За что же? – спросил Вася. – Он мне на ногу наступил.
Вася невольно поглядел на эту ногу и увидел, что нога очень крупная, в ржавых ботинках на микропоре. Подробно осмотрев ногу, стал Вася оглядывать комнату. Скучной оказалась комната: стены её окрашены были коричневой краской, а высоко под потолком вполнакала горела маленькая электрическая лампочка. Она немного помигала и потухла. И тогда Вася понял, что на улице уже вечер, целый день прошёл и принёс одни неприятности.
Стало совсем темно. Через узкое окошко не видно было ничего, чуть-чуть в нём серело, и слышен был какой-то невнятный шум и гудок далёкой электрички.
«Погиб я, – думал Вася, ложась на лавку, – теперь никак не докажешь, что я не вор. Матрос в мешке – вот что меня доконало. Эх, грустные дела».
Вася представил, как будет плакать мама Ев-лампьевна, выйдя его провожать в дальнюю сибирскую дорогу, станет махать платочком и совать ему в руки узелок с ватрушками.
Тихо-тихо, чтобы не услышал Батон, стал Вася плакать, и сквозь слезы замычал он песню: Взгляни, взгляни в глаза мои суровые, Взгляни, быть может, в последний раз…
Часть вторая
ВОДОПРОВОДЧИКИ
Глава первая. Нос уточкой
Утро в Карманове долго не наступало.
Так бывает в небольших подмосковных городах – долго не наступает утро. Над Москвой уже солнечное зарево, уже пожарная сокольническая каланча позлащена восходом, а в Карманове ещё темнота, темнота – ночь.
Вася проснулся затемно и долго слушал, как сопит Батон. В предутреннем сне тот громко высвистывал носом, и кажется, любимую мелодию: «Взгляни, взгляни в глаза мои суровые…» Рассвело.
И скоро зашевелилась входная дверь, заныли железные петли – дверь приоткрылась, будто зевнула. В щель выставились сонные усы старшины Тараканова. – Куролесов, выходи.
Васю снова привели в дежурную комнату. Там у окна, прислонясь к несгораемому шкафу, стоял какой-то человек в сером костюме.
По привычке Вася поискал на его лице усы, но не нашёл. Зато нашёл нос, кривой и крылатый, широкие медные щёки и прищуренные глаза цвета маренго.
Человек в сером костюме навёл на Васю свои глаза и спросил: – Этот самый?
– Так точно, – ответил старшина, кивая на Васю. – Под носом – искусственные усы, в мешке – пёс.
Серый костюм внимательно пригляделся и вдруг подмигнул Васе: что, мол, попался?
– Так точно, – толковал старшина. – Так точно, товарищ Болдырев, этот самый и есть мошенник. Усы под носом, пёс в мешке.
«Вот это фамилия! – подумал Вася. – Болдырев! Как будто самовар в воду упал. Наверно, начальник!»
– Не может быть, чтоб этот самый, – сказал между тем Болдырев, внимательно глядя на Васю.
– Да как же, товарищ капитан?.. – забеспокоился старшина. – Усы-то под носом!
– Уж не знаю как, – ответил капитан Болдырев. – Приметы не совпадают. Мошенник, которого мы ищем, пожилой, а этот слишком уж молод. Ну-ка, парень, рассказывай, зачем ты усы прилепил?
– Для маскировки. Он лепит, и я буду лепить!
– Рассказывай по порядку, – серьёзно сказал капитан. – С самого начала. И чтоб всё было ясно.
Всё время, пока Вася рассказывал, капитан хмыкал и пронзительно глядел на старшину.
– М-да, – сказал он потом, – дела неважные. Что-то вы, товарищ старшина, напутали. Расскажите, какой из себя Курочкин.
– Невысокого роста, пожилой, – отвечал старшина Тараканов и вдруг побледнел. – Нос уточкой. – Какой нос?
– Уточкой, – повторил старшина, бледнея всё больше.
– Ну вот, – сказал капитан Болдырев. – И нос уточкой. Приметы сходятся, а усы он сбрил. Этот Курочкин и есть тот самый человек, которого мы ищем.
– Да как же?.. – растерянно твердил старшина. – Он же паспорт показал, живёт в Перловке, сторож картофельного склада.
– Паспорт поддельный, – строго сказал капитан. – А картофельного склада в Перловке сроду не было.
Да, вот какие получились дела. И в голову не пришло старшине Тараканову, что Курочкин и есть тот самый мошенник, а Вася – простой человек.
– Да, – сказал капитан Болдырев, глядя на старшину нестерпимым взглядом, – вон какие получились дела.
Старшина открыл секретным ключом несгораемый шкаф, вынул оттуда мешок и усы, подержал печально их в руках и протянул Васе: – Возьмите, гражданин. – Что за мешок? – спросил капитан.
– Ихний мешок, – ответил совсем расстроенный старшина. Усы его поникли, как спортивные флаги под дождём.
– Это не мой мешок. Это мешок вашего Курочкина. А вот усы мои.
– Интересно, – сказал капитан, разглядывая мешок. Он постелил на стол лист чистой бумаги и потряс мешок. Всякая труха посыпалась оттуда. Тут же капитан – чик-чик – свернул труху в кулёчек и сунул в нагрудный карман.
«Рассматривать, наверно, потом будет, – подумал Вася, – под микроскопом». – Вы понюхайте мешок, – сказал он капитану. – А что? Пахнет? – Ещё как!
– Верно, – сказал Болдырев, понюхав. – Запах есть. Только не пойму, чем пахнет. Не укроп ли?
Старшина Тараканов тоже протянул к мешку нос и несколько раз понюхал.
– Запах есть, – сказал он, – только тонкий запах. Я его не пойму. Это, наверно, мимозы. – Ничего тонкого, – сказал Вася. – Запах мёда.
– Мёд? – удивился Болдырев. Он снова взял мешок в руки и принялся пристально нюхать.
– И ещё я в нём пчелу нашёл, – сказал Вася, – а другая была у пса в ухе. Вот я и думаю: по этим приметам можно найти Курочкина.
– Во парень! – удивился Тараканов. – И носом чует, и головой работает.
– Молодец, – подтвердил капитан Болдырев, – ты, я вижу, сообразительный.
– Маленько мерекаю, – ответил Вася с достоинством.
В этот момент дверь в дежурную комнату распахнулась, и вошёл рядовой милиционер по фамилии Фрезер.
– Товарищ старшина! – сказал он. – Вам срочная телеграмма. Тараканов разорвал бланк и прочёл телеграмму: Тараканову большой привет гражданина Курочкина.
Глава третья. Допрос Матроса
«Устал как собака, – думал Вася, выходя из милиции, – и не выспался».
В милицейском палисаднике и на улице, за забором, было пусто. Только одинокий кармановский гусь бродил среди луж.
Поглядев на гуся, Вася так зевнул, что у него всё в глазах перевернулось, а когда всё снова установилось, гусь уже мчался, гогоча, по лужам, а вслед за ним – рыжая рычащая фигура с обрывком верёвки на шее.
Загнав гуся под милицейский мотоцикл, фигура эта направилась к Васе и улеглась у его ног, хлопая хвостом по одуванчикам. – Привет! Кого я вижу!
