Совсем тихо стало, а в комнате не было даже и часов-ходиков, чтоб оживить тишину.
Вася присел на краешек стула и тревожно стал разглядывать картину «Три богатыря».
Пристально смотрел с картины Илья Муромец, поставив над глазами ладонь козырьком.
«Что ты делаешь в чужом доме, Вася? – спрашивал вроде Илья. – Зачем влез ты в эту историю?»
«Глупо, Вася, глупо», – говорил будто бы и До-брыня, равнодушно взглядывая в окно, где виднелись яблони и ульи между ними.
Алёша Попович глядел печально. Единственный из троицы он, кажется, Васю жалел.
Скрип-скрип… – заскрипело что-то на улице. Это запели ступеньки, и у Васи охладело сердце. На крыльце послышались шаги.
Глава седьмая. Йод из Тарасовки
Медленно-медленно приоткрылась дверь, и тут же сердце Васино ахнуло и полетело куда-то в глубокий колодец. Вася – хлоп-хлоп – прихлопнул его ладонью, пытался удержать на месте, но не сумел.
Дверь распахнулась пошире, и стал виден человек в сером костюме, а Вася уже и сообразить не мог, кто это. – Жив? – спросил капитан, прикрывая дверь. Вася молчал. Он всё ещё соображал, как же это так: улез на чердак, а вошёл в дом с улицы?
– Видишь, какие дела, – сказал Болдырев, – через люк над печкой неизвестный попал на чердак, а к чердаку с той стороны дома приставлена лестница. По ней он и ушёл. – Куда ушёл?
– Откуда я знаю! – сказал Болдырев и махнул рукой.
И вот, когда Болдырев махнул рукой, Вася наконец успокоился, сердце его шмыгнуло на своё законное место, точь-в-точь кошка, которая вбегает в дом с мороза и первым делом – на печку.
– Что же будем делать? – бодро уже спросил Вася.
– А! – сердито сказал Болдырев. – Упустили! Теперь его не найдёшь! А тебя кто просил влезать со своими «водопроводчиками»? Кто? – Не знаю.
– «Водопровод хотим починить»! – передразнил Болдырев. – Если ещё раз сделаешь что-нибудь без разрешения, пиши пропало. – Пишу, – сказал Вася, моргнув.
Капитан прошёлся по комнате, заглянул зачем-то ещё раз под кровать. Потом взял с подоконника пепельницу, сделанную в виде фиолетовой рыбки, и стал рассматривать окурки-бычки, которые лежали в ней.
Вынув из кармана целлофановый пакетик, капитан аккуратно сложил туда окурки. С удивлением смотрел Вася на такие действия.
Капитан тем временем открыл тумбочку, стоящую у кровати. В тумбочке тоже не нашлось ничего особенного. Болдырев вынул мыло, повертел его в руках – «Детское», потом достал бритву. Бритва как бритва – безопасная. За бритвой показался из тумбочки маленький пузырёк тёмно-коричневого стекла.
Болдырев принялся рассматривать этот пузырёк, крутя его в пальцах. – Как думаешь, – спросил он, – что это? – Йод, – сказал Вася. – Каким раны мажут. – Откуда он? – Из тумбочки. – Прочти этикетку.
На этикетке было написано: «Тарасовская аптека. Настойка йода». – Ну и что? – спросил Вася.
– Ничего, – ответил Болдырев. – Йод из Тарасовки. – Ну и что?
– «Что» да «что»! – рассердился Болдырев, засовывая пузырёк в карман. – Запомни, и всё! Может пригодиться. – Да зачем нам йод? Пуля-то мимо пролетела. Болдырев открыл рот и, видимо, хотел сказать что-то сердитое, но вдруг закрыл рот и приложил к губам палец: – Т-ш-ш-ш… На крыльце послышались шаги.
Ступеньки перестали скрипеть – человек на крыльце остановился. – Ox, – сказал он, отдуваясь.
Потом донеслось звяканье ключей и бормо-танье:
– Хлеба взял, соли взял, бутылку взял. Надо бы ло бы воблы взять, да где ж её возьмёшь?
Он замолчал и всё звенел ключами, никак, видно, не находя подходящего.
– Что это? – послышалось вдруг на крыльце, и в дырке от пули что-то зашебаршилось.
В неё всунулся заскорузлый палец, и Васе захотелось схватить его, но палец, покрутившись, ушёл обратно.
– Воры! – закричал человек на крыльце. – Дырку просверлили!
Дверь распахнулась, и в комнату влетел человек. Он выскочил на середину комнаты, размахивая сумкой-авоськой и тяжело сопя, и тут же у Васи над ухом грянуло: – Р-Р-РУКИ ВВЕР-Р-РХ!
Вася даже не понял, что это крикнул Болдырев, таким страшным показался капитанский голос. Он рявкнул с силою пароходной сирены. От этого ужасного и неожиданного звука человек выронил авоську, ахнула об пол бутылка, а руки вошедшего вздёрнулись вверх так резко, будто он хотел подтянуться на турнике.
Болдырев тут же подошёл к нему сзади и, похлопав его по карманам, вытащил оттуда ключи и пачку папирос «Беломор».
Не опуская рук, вошедший обернулся. И лицо-то его оказалось знакомым – рябое, изъеденное оспой. «Стекло! – вспомнил Вася. – Двойное бэмское!»
– Рашпиль! – сказал Болдырев. – Старый знакомый! Можешь опустить руки.
Стекольщик, по прозвищу Рашпиль, опустил руки. Глаза его были глубоко упрятаны под бровями и глядели оттуда, как мыши из подвала.
– Смотри, Вася, – говорил Болдырев, – вот это Рашпиль, старый вор, который сидел в тюрьме триста или четыреста раз.
– Два, – глухо проворчал стекольщик, а потом ткнул в Васю пальцем: – Эта морда мне тоже знакомая. – Что ты здесь делаешь, Рашпиль?
– Kaк – что, гражданин начальник? Домой пришёл. – Это твой дом?
– А чей же? И дом, и сад, и ульи – всё моё. Наследство от родителя, Иван Петровича. Помер родитель. Добрый был. – Жаль родителя, жаль Иван Петровича, – сказал капитан. – Значит, дом теперь твой. А кто же стрелял?
– Да мне откуда знать, гражданин начальник? Я в магазине был. Пришёл – дырка.
– Интересно получается, – сказал Болдырев. – Дом твой, а кто был в доме, ты не знаешь. Я бы на твоём месте подумал.
– Чего мне думать? – ответил Рашпиль. – Пускай лошадь думает, у ней башка большая. – Ну, если не хочешь думать, тогда пошли. – Куда? – Куда надо.
Тут Рашпиль спрятал глаза под бровями, и теперь стало казаться, что у него вообще нету глаз, как, например, у репы. – Может, жилец стрелял, – сказал он хрипло. – Какой жилец?
– Да на рынке один попросился ночевать, я его и пустил. Сам-то я в магазин пошёл, а он дома остался. Прихожу – дырка. – Как звать жильца? – Васька. – А фамилия?
– Фамилию-то я чего-то плохо помню. На букву «К» вроде. – Курочкин? – влез в разговор Вася.
– Не-не, другая какая-то. Постойте, Кулоресов. Точно: Васька Кулоресов.
– Ага, – сказал Болдырев. – Вот как выходит. Ну ладно, гражданин Рашпиль. Сиди дома, никуда не выходи. Понял?
Он широко распахнул дверь и уверенно пошёл по садовой дорожке. Вася по-солдатски повернулся на каблуках и пошёл следом, глядя в затылок капитана. – Только не оглядывайся, – тихо сказал Болдырев.
– Почему? – спросил Вася, когда они уже вышли на улицу.
– Человек, который уверен в себе, никогда не оглядывается.
Вася шагал вслед за Болдыревым, крепко ударяя ботинками в землю, как человек, уверенный в себе. Но на самом деле он совсем не был в себе уверен.
Глава девятая. Каша в голове
Отойдя с полсотни шагов, Болдырев завернул за угол и остановился. Он достал из кармана чёрную записную книжку, похожую на маленький пистолет, и стал что-то быстро писать. Потом выдрал листочек.
– Пулей в милицию! – сказал он. – Отдашь записку Тараканову. – А вы? – Я здесь останусь.
Зажав записку в руке, Вася побежал по дороге. Сначала он бежал медленно, но потом разогнался и в милицию действительно ворвался пулей.
Тараканов сидел за столом в дежурной комнате. Размеренно и важно, с достоинством и с интересом старшина ел бутерброд. – Записка! – крикнул Вася. – От капитана! Одной рукой старшина взял у него записку, а другой по-прежнему ел бутерброд. Он стал читать медленно и вдумчиво.
– Так, – сказал он, дочитав записку и доев бутерброд. – Всё ясно.
Секретным ключом старшина открыл несгораемый шкаф и достал оттуда пиджак-букле и соломенную шляпу, потом аккуратно снял форменный китель и фуражку. Переодевшись, старшина стал неузнаваем. В пиджаке-букле и в шляпе он был похож на сельскохозяйственного агронома с авторучкой в нагрудном кармане.
– Сиди здесь! – сказал он Васе и вышел, скрипя хорошо начищенными сапогами. «Как это так: сиди здесь? – подумал Вася, усаживаясь на лавку. – Там дела делаются, а я сиди здесь! Встану сейчас да и отправлюсь следом. Чего я буду зря сидеть?» Но всё-таки он сидел, не решаясь нарушить приказ, и только прислушивался к тому, какая каша варится у него в голове. А каша варилась в ней действительно странная. Кто стрелял? Зачем стрелял? Почему Болдырев вдруг ушёл?
Вася пытался разобраться в этой каше, но ничего не получалось. Тогда он плюнул и стал думать о другом.
«Мама-то Евлампьевна, наверно, с ума сходит. Думает: где мой Вася? А Вася в милиции сидит. А куда, интересно, пропал Матрос? Наверно, совсем обиделся. Там его в мешок суют, здесь ногами топают». Скрипнула дверь. В комнату вошёл Болдырев.
– Ну, – сказал он, – так кто же всё-таки стрелял? – Курочкин. – Почему думаешь? – Так я его по голосу узнал.
