– Судя по тому, как развивается округ, этот дом-гостиница будет удачным капиталовложением, – сказала она.
– Дом требует больших затрат, в основном на освещение, то есть на то, чтобы сделать его светлее. Из-за веранды в комнатах темно даже в солнечную погоду, вы сами это отлично знаете. В наше время отдыхающие любят свет и простор.
– Уберите веранду и сделайте открытые площадки вокруг всего дома, – предложила Шерри, оживляясь. – Этого хотела и моя мама.
– Довольно дорого, – возразил Квиллер.
– Здание выставлено на продажу за один миллион двести тысяч, но если вы захотите купить его напрямую у меня, я уступлю его за миллион. Вы сможете использовать разницу на перестройку дома.
– Этично ли это? Право заниматься продажей дома принадлежит Долли Лесмор.
– Бумаги у неё уже почти год, и она абсолютно ничего не сделала. А я хочу скинуть с себя эту обузу, чтобы спокойно заняться своим бизнесом.
– У вашего магазина удачное название, – заметил Квиллер. – Вы его сами придумали?
– Да, – ответила она с довольной улыбкой. – Рада слышать, что оно вам понравилось. – Она протянула свой бокал. – Есть ли там, откуда вы принесли это, ещё столько же?
– Простите меня, я плохой хозяин, – извинился Квиллер. – Но только потому, что увлёкся разговором.
Когда он шёл с подносом в кухню, то увидел в холле обоих сиамцев – в позе внимательных слушателей: лапки подобраны, уши настроены на гостиную.
– Ведите себя хорошо, – сказал он тихо, когда проходил мимо них.
Напряжение Шерри начало ослабевать, и она благосклонно приняла второй бокал манхэттена.
– Вы хорошо смешиваете коктейли, мистер Квиллер. – похвалила она его.
– Зовите меня Квиллом, – напомнил он ей. – Что вы обычно пьёте?
– Неразбавленные напитки. Я никогда не смешиваю виноград с зерном.
Он позвенел кубиками льда в своём стакане со светлым виноградным соком.
– Между прочим, вам очень идёт белый цвет.
– Благодарю, – сказала она. – Я люблю этот цвет. Ну а теперь расскажите о себе. Чем вы занимаетесь?
– Я пишу, – скромно сказал он.
– А что вы написали? Ваши книги должны хорошо расходиться, но я никогда не встречала вашего имени.
– Я пишу учебники, – ответил он, пуская в ход свою изобретательность. – Они довольно скучные, но хорошо оплачиваются.
– И на какую тему?
– Преступление.
– О-о-о, – протянула она и мгновенно опустила глаза. – Невероятно захватывающая тема. Но боюсь, у меня слишком мало времени, чтобы читать. Что привело вас в наши края?
– Я искал на лето уединённое место в горах, где можно было бы поработать, не отвлекаясь, и один друг, который отдыхал здесь, порекомендовал мне Картофельные горы. Я не собирался снимать такой большой дом, но мне хотелось быть на самой вершине. – Он решил, что неразумно напоминать о кошках.
– Вы сейчас над чем-нибудь работаете?
– Да, над одной биографией. Над биографией вашего отца.
– Не может быть! Вы шутите?
Квиллеру показалось, что её удивление вызвано скорее беспокойством, чем энтузиазмом.
– Да, он был выдающейся личностью, впрочем, нет необходимости говорить вам об этом. Он внёс огромный вклад в развитие и благосостояние местной общины. Как журналист, он писал свои заметки в напористой манере, которая так редко встречается в наше время, и его редакционные статьи пользовались у читателей огромной популярностью. Но он оставался живым человеком. – Квиллер с трудом верил, что оказался способен нести подобную чепуху, но продолжал: – Я имею в виду его любовь к семье, его глубокое горе -потерю сыновей, страдания, которые он испытывал из-за болезни вашей матери… Я думаю, вы были опорой и утешением для него. – Взглянув на неё, чтобы увидеть реакцию, он чуть не рассмеялся, настолько комично выглядели её попытки принять соответствующее выражение лица. – Город собирается назвать красивую дорогу именем вашего отца. Как вы полагаете, он одобрил бы это?
– Знаете, он предпочёл бы, чтобы его именем назвали весь город, – сказала она в порыве откровенности, осушив второй бокал манхэттена.
– Как у дочери с отцом, у вас были хорошие отношения с ним? – спросил он невинно.
– Если говорить честно, Квилл, я была той ошибкой, которую часто совершают молодые пары. Мои родители ещё учились в колледже, когда я родилась, поэтому отец воспринял моё появление без энтузиазма. Кроме того, ему больше хотелось сыновей, а не дочерей. Но в последние годы между нами установилась настоящая дружба. Это случается, когда человек стареет.
Квиллер подумал, что это ещё бывает, когда на горизонте маячит перспектива получения наследства.
– В последние годы он доверял мне свои мысли, а я свободно обсуждала с ним свои проблемы. Его смерть – страшная потеря для меня… Что это? – Она оцепенела от страха и посмотрела в сторону холла, откуда слышалось какое-то бормотание, завывание, скрежет когтей.
– Кот разговаривает сам с собой. Вероятно, у него что-то случилось. Извините, я на секунду выйду, – спокойно пояснил Квиллер.
Коко извивался на полу, кусая свою лапу; Квиллер освободил его от запутавшегося в коготках длинного волоса, вспомнив, что это уже во второй раз и что это очень странно.
– Что-то запуталось у него в когтях, – сказал он, вернувшись.
Когда он уходил, она сидела на диване спиной к одной из ширм, но теперь ходила по комнате, рассматривая взятые напрокат предметы. И Квиллеру показалось, что она всё время бросает взгляды в сторону секретера в дальнем конце комнаты.
– Как вам нравится идея Сабрины изменить вид гостиной с помощью ширм? – спросил он.
– Замечательно, – ответила она, но как-то между прочим и, снова сев на диван, стала грызть орехи.
– Очевидно, серый цвет – любимый цвет вашей матери. Сабрина сказала, что у неё были прекрасные серые глаза.
– Да, она любила серое. Она всегда носила серое.
– У вас глаза как у вашей матери, Шерри.
– Думаю, да, – ответила она рассеянно, поглощенная своими мыслями.
– Как печально то, что с ней произошло.
Шерри явно что-то беспокоило, и Квиллер пытался переключить её внимание на себя.
– Я не смог найти озеро Батата. Или это миф? – спросил он.
– Нет, оно существует. Именно там мои братья обычно рыбачили.
– А вы, полагаю, равнодушны к рыбалке?
– Меня никогда не приглашали, – ответила она, пожав плечами.
– Вы помните то время, когда озеро Батата ещё было водопадом?
– М-м… да, помню. Зимой водопад превращался в одну большую сосульку высотой с десятиэтажный дом… Извините меня, Квилл, я хотела бы вздремнуть. Эта авария, вы понимаете… и коктейли…
– Да, конечно. Я понимаю.
– А… они ещё там? – спросила она робко.
– Если вас что-то побеспокоит, скажите мне, – предложил Квиллер, – кошки вас не потревожат.
Коко и Юм-Юм всё ещё сидели в холле, прислушиваясь к разговору, и он прогнал их в кухню. Он понимал, что учтивость требовала закрыть их там, но ему не хотелось этого делать. Кроме того, у него зарождалось смутное предчувствие, которое подтверждалось легким покалыванием над верхней губой.
Шерри поднималась на второй этаж, держась за перила, и, как только она скрылась из виду, он осмотрел секретер в гостиной. Обязательный мистер Бичем поставил его на место, как его и просили, но не закрыл им полностью дверь в кабинет Хокинфилда. С одной стороны выглядывал краешек дверной рамы. Если Шерри заметила это – в чем он был уверен, – что она подумала? Если поставить сейчас стол на место, то заметит ли она это изменение? Он не сомневался, что заметит. Взгляд её серых глаз был наблюдательным, цепким.
Он стоял в раздумье, как вдруг глухой звук падающего предмета, сопровождавшийся тихим звоном колокольчика, встревожил его.
– Это ещё что такое? – пробормотал он.
Это оказался телефон, который лежал на ковре у охотничьего шкафчика, а Коко сидел рядом, преисполненный чувства гордости за содеянное.
– Безобразник! – отругал его Квиллер, поднимая аппарат и проверяя, работает ли он.
Коко, игнорируя замечание, разлегся у шкафчика и стал извиваться, как делал это не раз, но сегодня его изящная передняя лапка что-то пыталась найти под ним. Эти попытки в сочетании с телефонным маневром были достаточным основанием, чтобы возбудить любопытство Квиллера. Кот что-то сообщает ему!
Взяв фонарик, Квиллер посветил им под шкафчиком, но единственное, что смог увидеть, – это коллекцию комочков пыли. Стало ясно, почему миссис Хокинфилд не любила эту вещь: шкаф был не просто уродливый, но и слишком низкий, убирать под ним можно было только лежа на полу.
– Забудь об этом, – сказал Квиллер Коко.
– Йау! – сердито ответил тот, опрокинулся на спину и снова стал шарить под шкафчиком. Квиллер погладил усы и подчинился. На вешалке для зонтов он выбрал тонкую бамбуковую трость с изогнутой ручкой. Потом, опустившись на колени и наклонившись, вслепую несколько раз провёл тростью под шкафом. Выгреб несколько комочков пыли, или «котяток», как называла его мать пушистые комочки ворсинок, пыли и волос собирающихся под мебелью. «Котятки» в доме Хокинфилдов были преимущественно серого цвета, как и ворсинки серых ковров. Потом трость вытащила из-под комода короткую ленточку и небольшой кусочек оберточной бумаги от давно забытого подарка.
