Франсуа даже не пытается от него отбиваться. Отец разрешил ему покупать у Массерона все, что захочется; мэтр Робьон слишком занят, чтобы следить, что происходит с этим странным юным рыбаком, который уже обеспечил себя инвентарем по уши, но при этом испытывает отвращение при одной мысли о приближении к Аланьону или к озеру Трюйер. «Я сделаю из него настоящего рыбака», — торжественно заявляет Массерон; и действительно — у себя в комнате, перед зеркалом, Франсуа усиленно отрабатывает движения руки, рискуя разбить ненароком люстру. Он даже делает успехи, но, как только Массерон зовет его на реку, Франсуа придумывает такие нелепые отговорки, что сам краснеет. «Трус, — казнит он себя, — ну признайся, что ты испугался!»
Если же Массерону все же удается вытащить мальчика на берег, тот ведет себя весьма странно. Он то подпрыгивает, то вдруг замирает на месте, словно дожидаясь, когда змея отползет подальше, а то вдруг бросается бежать на открытое место, подальше от предательских зарослей. Это так глупо и унизительно, что хоть плачь! Да еще этот ужасный человек, который беззаботно шагает впереди, время от времени бросая через плечо:
— Все в порядке? Не устали?
В таких случаях приходится придумывать что — нибудь вроде:
— Сейчас догоню! Просто еще не привык к новым сапогам.
Наконец они устраиваются на небольшой лужайке, спускающейся к воде. Массерон готовит удочку для Франсуа, осматривает окрестности, вглядывается в журчащий поток, поднимает глаза к раскаленному небу и, наконец, обращаясь к Франсуа, говорит:
— Представь, что ты форель. Есть хочешь? А? Нет, ты не хочешь есть. Тебе жарко. Тебе скучно… Так что? Какую муху выбрать? Конечно, самую маленькую. Сначала с ней можно немного поиграть, попугать ее, разозлить… Решено — выбираем вот эту! Такую маленькую, черненькую, с длинными тонкими лапками…
— Но откуда вы знаете, что думает форель?
Массерон шмыгает носом, нюхает траву, воду.
— Это надо чувствовать! — отвечает он. — Надо только представить, что ты — рыба, и тебе все станет ясно!
На реке Массерон часто говорит ему «ты». Он становится властным, придирчивым, а иногда даже дуется или ругается. Он склоняется над водой, как ирокез на тропе войны. Временами он начинает разговаривать сам с собой:
— Эту я возьму… Она, правда, совсем крошка… Стоило бы и стараться… Но надо же хоть что — то принести домой…
Потом он вдруг вспоминает, зачем пришел, и снова становится услужливым.
— Теперь попробуйте вы, Франсуа. Думается мне, что она ваша.
Но нет, на этот раз рыба не достается никому. Вильнув хвостом, она весело игнорирует бамбуковую удочку, смеясь на этим взрослым глупцом, так уверенным в магических возможностях своего инвентаря и твердящим с упорством идиота: «Я форель… Я форель…»
— Что — то не так? — спросил как — то сына мсье Робьон. — Я знаю, здесь не так много развлечений, да еще эта жара. Но ведь ты сам захотел поехать со мной, а у меня нет времени тобой заниматься. Расследование доставляет мне немало хлопот.
Франсуа тут же воспользовался случаем.
— Чем ты сейчас занимаешься? Ты можешь мне рассказать? Ведь это дело прошлое…
— Нет, ты ошибаешься, это дело тесно связано с сегодняшним днем. И это большая тема…
Адвокат оглядел столовую. Курортники чинно обедали, не обращая на них внимания, однако мэтр Робьон понизил голос.
— Я думаю, что группу партизан, которая скрывалась от немцев на ферме Густу, кто — то предал. И предателем, очевидно, был местный житель. Кто он, я пока не знаю, но все сведения, которые мне удалось собрать, подтверждают эту версию. Возможно, было бы лучше вообще не трогать эту тему, но как подумаешь, что один из тех, с кем здороваешься каждое утро, и есть предатель… Если бы только с этим несчастным Густу можно было поговорить! Он — то знает правду, руку даю на отсечение!.. Положи — ка себе еще, ты почти ничего не ешь. Если бы тебе пришлось питаться только собственным уловом, это был бы настоящий пост. Однако твой наставник считает, что у тебя есть способности…
— Он очень старается, только погода сейчас неподходящая… — Поколебавшись, Франсуа все же решился спросить: — Ты уверен, что я не смогу тебе помочь?
— Нет, даже и не проси.
— Я мог бы, например, последить за Густу, раз, как ты считаешь, он что — то знает.
— Нет. это не твое дело! — отрезал адвокат. Но затем, подумав, продолжал: — Если уж тебе так хочется, можешь за ним последить. Но не более того! Издали. И недолго. Узнай, например, с кем он встречается. Да, пожалуй, это бы мне помогло. Густу — человек, о котором практически ничего не известно. Он бродит, где ему вздумается, ловит рыбу, охотится… Но с кем — то же он должен общаться! Мне кажется, об этой стороне его жизни никто ничего не знает, а именно это и интересно. Через восемь дней очередная годовщина расстрела в Рюйне, и прошлое может снова напомнить о себе…
— Понятно, — кивнул Франсуа. — Ты думаешь, Густу может что — то предпринять? Говорят, он считает, что война еще продолжается.
— Увы, это так! Не исключено, что в этот день что — то произойдет… какое — то событие, поступок, который повторяется каждый год, но этого никто не замечает.
Франсуа ничего не ответил.
— ну что, Франсуа? Да или нет? Учти, я не заставляю тебя это делать. — Задумчиво катая между пальцами хлебный шарик, адвокат продолжал: — Мне никак не удается восстановить события последнего утра перед нападением немцев на ферму. Партизан там оставалось только пятеро, хотя накануне их было значительно больше — тринадцать или четырнадцать. Почему отряд вдруг разделился? Среди них были военные летчики, были молодые люди, которых разыскивала полиция, были евреи, мечтавшие скрыться в Испании, и участники Сопротивления, в том числе как минимум три женщины. И все они исчезли. Я знаю их имена. Я знаю, в частности, что там была Иветт Шаро, ей было 24 года. Я также уверен, что там была Арпетт Фуше. А вот что касается Мадлен Шапюи, здесь у меня есть сомнения. Мне бы побольше времени, и я бы все это выяснил поточнее; но у нас с тобой всего две недели…
— Ну что ж, — сказал Франсуа, — я попробую.
С этого дня жизнь его круто изменилась.
Нет ничего проще, чем выбраться из городка на дорогу, ведущую к карьеру, и пройти мимо павильона с источником. Сложенная удочка упакована в чехол; Франсуа то несет ее на плече, то с беззаботным видом помахивает ею. В другой руке у него корзинка, в которой лежат катушка, жестянка с мухами, чистая тряпка и еще два — три предмета, которые вряд ли когда — нибудь ему понадобятся. На поясе, естественно, болтается сачок, который бьет мальчика по бедру, словно шпага; на ногах — сапоги, голенища которых должны предохранить его от змеиных укусов. Ох, нет, только не думать о змеях! Однако отделаться от мыслей о них тоже невозможно, особенно если учесть, что в аптеке кончилась сыворотка. Запас исчерпан. «Все спрашивают», — извиняющимся голосом говорит мсье Вилладье. Франсуа может, конечно, бодриться, делая вид, что ему на это наплевать, но только сегодня утром маленькую Жизель Мовуазен, побежавшую за своим мячом к дровяному сараю, укусила змея. А сарай находится всего в двух шагах от гостиницы! Так что…
Миновав горячие источники, он поворачивает к Аланьону. Здесь можно еще идти спокойно: солнце выжгло траву и видно, куда ступаешь. Дальше будет хуже. Там земля растрескалась, и некоторые трещины ужасно похожи на вытянувшихся гадин… И все — таки по этой дорожке обязательно надо пройти, ведь она ведет к ферме Густу. Радуясь, что никто на него не смотрит, Франсуа двигается осторожно, поглядывая то направо, то налево, высоко поднимая ноги… А потом (пусть смотрят, ему уже все равно) он даже выдергивает из изгороди гибкую палочку, чтобы в случае необходимости защищаться от змей. Ведь всем известно, что гадюку оглушить нетрудно! Но, к счастью, ни один подозрительный шорох не достигает его ушей.
Он проходит по мостику, перекинутому через Аланьон, и оказывается около фермы Густу. Обвалившиеся стены фермы поросли мхом, и этот пейзаж сразу настраивает на грустный лад. Франсуа останавливается и прислушивается. С внутреннего двора доносится ритмичное пощелкивание — похоже, кто — то работает секатором. Это, конечно, Густу: ведь он живет один в своей берлоге.
Трудно понять, как выглядело в прошлом жилище Густу. Был ли здесь сад или сарай? Теперь тут нет ни дверей, ни окон, только развалины и мертвые деревья. Если тронуть рукой их ветви, в воздух взлетает облако ос, а по земле начинают сновать потревоженные зверюшки… Вот совсем рядом с мальчиком, в тени подлеска, мелькает чей — то хвост… нечто длинное и зеленоватое, скорее движение, чем форма… Но в таком безлюдном месте рисковать нельзя. Франсуа не медлит. Он кладет на землю удочку и корзину, которые ему страшно мешают, и, с палкой наизготовку, делает несколько осторожных шагов. И в этот момент он видит, что это за животное. Нет, это не змея, но нечто столь похожее, что Франсуа не винит себя за испуг. Это большая зеленая ящерица, напоминающая доисторическое чудовище, с мощными лапами и спиной, покрытой треугольными чешуйками. Этакий миниатюрный динозавр! Франсуа решает, что раз у нее есть лапы, то можно не бояться и идти дальше. И он с осторожностью продолжает путь через заросли, когда — то, видимо, бывшие огородом.
