– Я вовсе не собираюсь уходить с оперативной работы, – обиженно сказал Окаемов.
– Но и нельзя рисковать бесконечно. И конечно же эта операция – самая тяжелая, но зато ее успех даст вам такие преимущества перед всеми, что…
– Хорошо, – перебил его Окаемов, – я сделаю это. Только одна просьба – не торопите меня с подготовкой и прикажите аппарату считать мою операцию делом номер один.
– Безусловно! Все ваши просьбы будут выполняться. И давайте на сегодня с этим покончим. Продолжим партию?
– Я играть не хочу.
– Может, выпьем?
– Не хочется.
– В кровать?
– Я пойду погуляю в саду.
– Пойдемте вместе?
– Я хотел бы один. Извините…
Окаемов готовился к операции почти два месяца, удивляя всех тщательностью, с какой он предусматривал каждую мелочь. Начальник Центра ворчал по поводу медленной подготовки операции, но Барч свое обещание Окаемову выполнял неукоснительно, принимая на себя и ворчанье и насмешки начальника.
Наконец Окаемов сообщил, что он готов. В тот же день он рассказал о разработанном плане Барчу и начальнику Центра. Действительно, план оказался умным, хитрым и предусматривающим все, что можно предусмотреть. Окаемов ставил себе три цели: похищение данных о работе института Вольского, уничтожение института и самого Вольского. Но план был построен таким образом, что в случае непредвиденных осложнений Окаемов мог выбрать одну из этих целей и ею ограничиться.
Начальник похвалил план, подвергнув сомнению только два его пункта.
– Я что-то не понимаю… – сказал он. – Или я ослышался? Вы в начале операции появляетесь под своим настоящим именем?
– Да. И это тоже тактическая хитрость, – ответил Окаемов. – Во-первых, они такого шага не ждут. Открыв затем это обстоятельство, они примут это за ошибку неопытного разведчика и составят обо мне мнение, которое мне будет выгодно. Во-вторых, это дает мне надежное прикрытие на первые дни, пока я сориентируюсь, чтобы затем исчезнуть и появиться в совершенно новом и неожиданном для них виде.
– А вдруг женщина, к которой вы рассчитываете явиться, умерла или из этого города уехала? Или она возьмет и выдаст вас.
– Последнее исключается. Я ее хорошо знаю, и я приду к ней с таким ключом, который полностью откроет для меня ее сердце. Ну а если ее не окажется, тогда сразу вступит в действие вариант второй.
– Допустим. Дальше – так глубоко внутрь их страны наши самолеты еще не летали. Что будет, если самолет подвергнется нападению до того, как вы выброситесь?
– Я консультировался с авиационными специалистами. Они утверждают: если мы пойдем на максимальной высоте, нападение почти исключается.
– Почти?
Окаемов усмехнулся:
– Это «почти» присутствует во всех наших делах.
– Ну, хорошо… – Начальник Центра пристально посмотрел на Окаемова. – День вылета определен?
– В ночь на ближайшее воскресенье, – сухо ответил Окаемов.
– Мы приедем на аэродром проводить вас.
– Не надо. Я не люблю проводов.
Возникла неловкая пауза. Окаемов встал:
– Я могу идти?
– Если у вас нет к нам вопросов. – Начальник Центра тоже встал. – Разрешите пожать вам руку и пожелать удачи. Все мы будем думать о вас каждую минуту. И мы достойно отблагодарим вас.
– Я об этом не думаю, – сердито сказал Окаемов и повернулся к Барчу. – С вами мы еще увидимся?
– Непременно…
Окаемов вышел. Начальник Центра вернулся за стол:
– Да, Барч, хочется верить, что он справится.
– Во всяком случае, он предусмотрел все.
– Кроме одного, Барч. – Начальник усмехнулся. – Того обстоятельства, что советская контрразведка похожа на иранскую, как лев на лягушку.
– Неверно. Именно, учитывая это, он потребовал себе права в случае осложнений избрать одну из задач.
– А вот мне это как раз и не нравится. – Начальник Центра ребром ладони ударил по столу. – Нужно, чтобы сделано было всё. Всё! Понимаете?
– Если будет хоть малейшая возможность, он сделает всё. Я знаю его не первый год. Такие, как он, на дороге не валяются. Кстати сказать, нам надо продумать способ его возвращения оттуда.
Начальник Центра задумался:
– Не будем торопиться с этим. Пока он еще даже не отбыл туда. Я вижу, Барч, вы влюблены в него, как в свое детище, а я смею вас уверить, что среди сброда перемещенных русских таких, как он, можно найти десятки. Мы попросту плохо ищем. Думать о его возвращении стоит только в том случае, если он получит чертежи. Если получит, делайте всё, чтобы он вернулся, и не ожидая моих распоряжений. Если же не получит… – Начальник засмеялся. – Он уже отработанный пар. Его фотографии небось уже имеются во многих контрразведках.
В субботу, в двадцать три часа пятнадцать минут, с аэродрома где-то в Европе поднялся и исчез в черном небе тот самый самолет, о котором речь шла раньше. Остается только уточнить, что человек, прыгнувший в люк, был Григорий Окаемов.
Майор Потапов хотел в субботу вернуться домой пораньше, чтобы вместе с женой ехать на дачу. Обещал ей прийти в четверть седьмого, а пришел в девять. На столе он нашел записку:
«Коля! Я не была бы твоей женой, если бы поверила, что ты придешь вовремя. Уехала одна. Звонил Гончаров, сказал, что удочки он захватит. Неужели опять рыбалка? Боюсь, что скоро наш Витька перестанет тебя узнавать.
Жду. Лена».
На дачу Потапов приехал в десять. На ночном столике лежала новая записка:
«Я у Валежниковых. Заболела Ольга Ивановна, кормлю ее ребят. Обед и ужин в кухне. Все остальное на веранде. Приду в одиннадцать. Гончаров тебя ждет, а я уже не жду.
Лена».
Витька уже спал, раскинувшись поперек кровати. Потапов уложил его на подушку – мальчишка недовольно поворчал, но не проснулся.
«К черту рыбалку!» – решил Потапов и прошел на веранду. В качалке лежал сверток с провиантом для рыбалки и коробка с крючками. Под шпагат, которым был перехвачен сверток, засунута еще одна записка:
«Обязательно возьми ватник, под утро у озера будет холодно. Отдыхай получше. Не забудь, что завтра воскресенье и к нам приедут мои предки, которые не видели тебя с прошлого века. Я не сержусь. Целую.
Лена».
«Да, рыбалку, пожалуй, надо отменить», – уже не так твердо, как минуту назад, подумал Потапов и пошел в кухню ужинать.
В открытое кухонное окно доносился смех и отрывистые восклицания: «пас», «беру», «хожу…» Каждую субботу на веранде соседней дачи резались в карты. Как только не надоест им это занятие! По шоссе пронеслась машина; от ее фар в гуще сада метнулись быстрые тени. Где-то далеко-далеко протяжно крикнул паровоз, и донесся, быстро стихнув, мерный рокот прошедшего поезда.
Потапов задумался… Сегодняшний разговор с полковником Астанговым настолько встревожил его, что, возвратясь от полковника в свой кабинет, он забыл обо всем на свете и об обещании жене быть дома пораньше. Почти два часа он мерил шагами кабинет. Полковник говорил с ним в своей обычной манере – резко и насмешливо. «Иные чекисты, – говорил он, – хотели бы уподобиться рыбакам, которые к удилищу прикрепляют звоночек, возлагая таким образом на рыбу обязанность будить их, если они вздремнут. Вы, Потапов, рыболовецкое дело знаете лучше меня, но я убежден, что рыбу надо искать. Нужно искать и изучать заводи, которые рыба любит. И тогда можно обойтись без звоночков…»
Этот неприятный разговор начался с того, что полковник Астангов спросил: «Как дела? Что нового?», а Потапов ответил: «Ничего. Полное затишье». Полковник, прищурясь, посмотрел на Потапова и попросил присесть. Потапов понял – сейчас будет нагоняй. Нет, нет, полковник голоса не повысит и прямых жестких слов не скажет, но легче от этого не будет…
Так и было. Полковник рассказал притчу о попе, к которому люди перестали ходить на исповедь, и на этом основании поп решил, что в его пастве больше нет грешников, и сообщил по начальству, что отныне его приход следует именовать раем. Начальство послало ревизию, но пока ревизоры ехали, попа-оптимиста убили разбойники.
– Вы понимаете меня, Потапов? – спросил полковник, продолжая насмешливо щуриться. – Это к вопросу о вашем «полном затишье»…
Весь их разговор сводился к тому, что бдительность для чекистов не оборона, а нападение.
– На-па-де-ни-е! – раздельно произнес полковник и пристукнул по столу ладонью…
Задумавшись, Потапов не замечал, что его друг, старший лейтенант Павел Гончаров, уже давно стоит перед окном кухни. Увидев его, Потапов непроизвольно отшатнулся.
– Нервы, товарищ майор! – смеялся Гончаров. – И сдается мне, что разговор с полковником Астанговым не доставил вам большого удовольствия…
– А ну тебя… шастаешь по саду, как привидение.
– Да у вас все двери настежь, можно всю дачу унести. Ну как, идем?
– Я, пожалуй, не пойду.
– Да ты что – всерьез? Как же можно? Братишка целый день ловил для нас живцов и теперь их на помойку?
