— Возьмём в пример меня (это тоже было неизбежным — между пятой и десятой рюмкой следовала автобиография Руго). Ты знаешь второй кабинет? На четвёртом? (Лори кивал головой, хотя никогда там не был.) Ничего кабинетик? А? Одной кожи со стен на башмаки для роты солдат хватило бы! Ха! Ха! А стол? Корт теннисный, не стол! Или окна? Там теперь этот надутый индюк Мазеролли сидит. «Главный обозреватель по вопросам внутренней политики»! Понял? В этой внутренней политике он дальше своего носа ничего не видит, хоть нос у него и в полметра. Когда сморкается, небось думает, что жмёт лапу приятелю. Так вот раньше в этом кабинете сидел некий Руго (Руго в такие минуты всегда говорил, о себе в третьем лице). И вот Руго — тот действительно разбирался во внутренней политике. Только, к сожалению, в масштабе страны, тем более города. А вот во внутренней политике газеты — нет. Мазеролли — наоборот. Он тогда заведовал внутренней информацией. Но любил по разным приёмам и завтракам шляться. Не то что этот болван Руго, который сидел в своём кабинете и анализировал жизнь отечества. Ходил Мазеролли, ходил… Там шепнёт, что я не то пишу, там намекнёт… Потом женился на дочке одного банкира. Проходит месяца четыре, банкир звонит Дону и предлагает рекламу своего банка, да на таких условиях, что Дон чуть в трубку телефонную не залез. Но банкир говорит: вряд ли я смогу помещать рекламу нашего банка в «Утренней почте» и рекомендовать её своим клиентам, пока у вас на должности обозревателя сидит Руго. Ведь он предсказывает кризис, оправдывает забастовки и так далее, а это не может понравиться директорам банков…
Словом, присмотрелись к обзорам Руго — действительно, предсказывает то спад, то кризис, то перепроизводство, то рабочий конфликт — всякие мрачные вещи. И что уж совсем непростительно — все прогнозы оправдываются. Вот Руго с Мазеролли и поменяли местами. Ты его обзоры читаешь? Нет, конечно! Словом, если их читать, нет счастливей нашей страны, нашего города, нас с тобой на свете. Всё хорошо, всё надёжно, а потому тащите деньги в банк его тестя!
Руго опрокидывал очередную рюмку, Его суховатый, небритый кадык ходил, он приглаживал редкие сальные волосы, украшавшие продолговатый череп.
— Да, так вот, парень. Дальше Руго и из заведующих попёрли. «Что у вас за информация? — Дон мне говорит. — Вы что, её нарочно отбираете? Больниц не хватает, школа сгорела, банк лопнул, цены повысились. У нас, Руго, газета честная, объективная, демократическая, а не коммунистическая, понятно? Можно подумать, что вы работаете на радиостанции «Правдивые вести», где собрались все эти анархисты, коммунисты, подстрекатели! Так и идите к ним». Ругал, ругал, но всё же не выгнал. Имя у меня есть кое-какое, и писать я, в отличие от этих мазероллей, могу. И стал я заведующим отделом происшествий. Заведую. Конечно, там трудно ко мне было придраться. Но не нравилось, что я на начальство плюю, самого Дона критикую. Придрались, что меня полиция два раза за превышение скорости останавливала. Как так — освещает работу полиции, а сам с ней не в ладах! Вот теперь я хроникёр. Пишу о том, как собаки дохнут, как проституток ловят, как пьяниц подбирают. А чтоб лучше материал знать, сам пью, сколько выдержу. Я ведь кто? Пьяница, подонок, бездельник…
К тому времени Руго выпивал десятую рюмку. С ней заканчивался и печальный рассказ о его жизни. Наступал час выводов и одиннадцатой рюмки.
Лори тянул пиво, поддакивал, кивал головой и слушал, слушал. Ему было интересно с этим длинным, костлявым, почти лысым неудачником, всегда мрачным, часто пьяным, не боявшимся ни бога, ни чёрта, ни даже самого господина Дона. Руго рассказывал интереснейшие истории, он знал все городские тайны и порой открывал такую закулисную сторону какого-нибудь происшествия или скандала, о которой Лори никогда бы не подумал.
— Ты, парень, ещё сосунок. Я в твои годы конюхом работал. Нет, грумом. Сосунок ты. Только вот пиво сосёшь, а в моё время мы на ферме молоко сосали. Я-то свою жизнь, как видишь, растерял, раскидал — ну, пропил, как Дон говорит. А ты вот постарайся поумней быть. Не гонись за правдой и справедливостью. Нет их! Я тебе сказал, что их в газетном деле нет? Так? Соврал! Их нигде нет, в нашем мире справедливости не ищи. Это джунгли! Понял? И у нас свои львы есть, как вот Дон, и обезьяны, вроде Мазеролли, и букашки — мы с тобой, Да только на всякого льва другой лев найдётся. И на нашего Дона тоже, дай срок! Дай срок! Мои прогнозы всегда сбывались, Вот я предсказываю: скоро льву Дону конец придёт. Какой-нибудь слон ему хребет сломает… Дай срок!
Глаза Руго совсем помутнели, рука, держащая очередную рюмку, начинала дрожать, расплёскивая коричневую жидкость.
— А ты нравишься мне! Не знаю почему, а вот пришёлся ты мне по душе. Ты умней других волчат. Кто его знает, может из тебя настоящий волк выйдет. Настоящий. Какой из Руго не вышел. Будь умней, чем старый Руго! Не гонись за правдой. За деньгами гонись! Понял? В наше время деньги — правда, У кого деньги, тот и прав. Так что копи. Копи… Только не воруй, А будешь воровать — не попадайся! Запомни: у нас если не попадёшься, так что хочешь можешь делать. Как миллион накопишь, так и попадаться можешь, всё равно ничего тебе не будет. У Дона миллиона пока нет, так что, дай срок, хребет ему переломят! Дай срок! — в сотый раз повторил с пьяной настойчивостью Руго.
После двенадцатой рюмки Лори отводил Руго домой, уже ничего не различая в его пьяном бормотании. Молодые газетчики посмеивались над старым репортёром, пили его пиво, слушали его рассказы. Относились к нему хорошо. А те, что поумней, вроде Лори, кое-что наматывали на ус.
Руго действительно неизвестно почему привязался к Лори больше, чем к другим, если вообще можно говорить о привязанностях старого репортёра. Во всяком случае, он приглашал Лори чаще остальных и был с ним куда откровенней.
Но однажды наступил день, когда все перестали смеяться. Мрачные прогнозы Руго оправдались-таки: «Утренняя почта» вылетела в трубу.
В общем-то, в этом не было ничего неожиданного. Сначала когда в городе обосновалось телевидение, все воспринимали его как моду. Шло время, и телекомпания всё больше и больше проникала во все щели городской жизни. Теперь уже никто не мог обойтись без очередной порции голубого экрана. Когда же во главе компании «Запад III» стал миллионер Леви, телевидение начало решительное наступление.
Огромная башня, с венчающей её антенной, вознеслась над городом. По ночам прожектор, установленный на башне, полосовал город ослепительным, беспощадным лучом. Огненные буквы «Запад III» царили теперь на полуторастаметровой высоте. Телекомпания стала по-настоящему могущественной. Её передачи охватили весь запад, пользовались успехом в столице, ретранслировались в другие города. Она вещала по трём программам с шести утра до двух ночи. Новости подавала быстро и сопровождала изображением, реклама вклинивалась в самые интересные передачи, которые смотрели все, а конкурсы, а концерты, а всякие забавные штуки… Словом, никакие газеты не могли с ней тягаться.
Однажды группа Леви предложила хозяину «Утренней почты» продать газету. Дон отказался, С этого времени дни газеты были сочтены.
Несмотря на все старания господина Фиша, реклама тощала, банки (даже тот, что принадлежал тестю Мазеролли) отказывали в кредитах, начались судебные процессы, причём было ясно, что за спиной сутяг стоят могучие силы.
Господин Дон боролся отчаянно.
И всё же пришёл час, когда он, запершись в кабинете, продиктовал стенографистке «Слово к читателям». Оно начиналось так: «Дорогие друзья, сегодня вы держите в руках последний номер вашей любимой газеты…»
— А что я говорил, парень? — торжествовал Руго, затащив, по обыкновению, Лори в какой-то бар. — Слон пришёл! Пришёл слон и поломал льву Дону хребет! Ха! Ха! Джунгли! Джунгли! Только вместо лиан телевизионные антенны! Ха! Ха!..
Но причин для торжества не было. Теперь и Руго, и Лори, и сотни других сотрудников газеты остались без работы.
Кто был предусмотрительней, кто обладал именем, позаботился о себе заранее. Мазеролли возглавил рекламный отдел банка своего тестя. Кое-кто из обозревателей и лучших репортёров перешли в другие газеты, а иные даже в телекомпанию «Запад III», Большинство же осталось у разбитого корыта.
— А вы куда теперь, господин Руго? — спросил Лори.
— За меня, парень, не беспокойся, чего-нибудь найду. Есть у меня идейка. За правду поборолся, теперь пора отдохнуть. Вот стану подлецом и отдохну. У нас, парень, только подлецам спокойно живётся. — Руго повертел между пальцами рюмку, стёр грязным платком крупные капли пота, выступившие на лбу. — Я недаром заведовал отделом происшествий и хроникой тоже не зря занимался. Кое-что есть на примете. Конечно, грязное дело я задумал, парень, очень грязное. Зато доходное! Мне надоело самому в грязи валяться; пусть теперь другие поваляются. Раз честного пути нет, попробуем в подлецах пробиться. Есть, парень, идейка, есть. А ты куда? Тебя одного мне и жалко из всех этих…
