Лешка поежилась, представив себе неведомого посетителя, который, словно коршун над беззащитным лебедем, навис над больной старушкой с требованием открыть ему неизвестную тайну.
– Неужели правда? А сказать нам о нем она не смогла. Только с кошкой своей и простилась. Слышал, как она шептала: «Киса»? – Лешка с надеждой посмотрела на брата: – Рома, а может, не было никакого постороннего человека? Просто соседка, Анна Степановна, вчера вечером за чем-нибудь к ней зашла и чек обронила.
– А я сейчас ее об этом спрошу. – Ромка выскочил за дверь и нос к носу столкнулся с соседкой, которая как раз выходила из своей квартиры. Но на его вопрос, заходила ли она вчера к Софье Яковлевне, Анна Степановна ответила отрицательно:
– Я с работы поздно пришла, а она в последнее время в девять часов спать ложится. Снотворное примет – и спит.
Ромка вернулся назад и развел руками.
– Я все слышала. И что же теперь делать? – Лешка во все глаза уставилась на брата.
– Буду думать, – ответил Ромка.
– Эле о чеке скажем?
– Пока не надо.
С тревожно бьющимся сердцем Лешка взялась за веник. Среди прочего сора она вымела из-под кровати упаковку от снотворного, убедилась, что таблеток в ней нет, и выбросила ее в мусорное ведро.
А через некоторое время раздался звонок в дверь, и в квартире появилась Эля.
– Я определила Софью Яковлевну в одноместную палату, за ней будет хороший уход. Врач сказал, что надежда на выздоровление есть. Возможно, старушка еще сможет и говорить, и двигаться. – Она вошла, осмотрелась вокруг и сняла с себя плащ. – Давайте-ка все же наведем здесь порядок. Стыдно оставлять квартиру в таком состоянии. Что нам Вика скажет, когда приедет? Мусоропровода в доме, конечно, нет. Рома, ты будешь выносить во двор всякий хлам. Согласен?
– Я к этому делу привыкший, – обреченно кивнул Ромка, надевая свою куртку. – Давай, что выносить.
– Погоди, сначала сор собрать надо.
Эля выставила в прихожую помойное ведро, затем взяла старый пакет и без всякого сожаления ссыпала туда всякие катушки, коробки, пузырьки, накопившиеся у старушки за долгое время, а затем перешла в другую комнату и открыла ящик со старой обувью.
– Так жить нельзя, – вздохнула она. – Весь огонь, в случае чего, я возьму на себя. Рома, действуй.
Ромка, кряхтя, пошел вниз с ведром и двумя пакетами. Выбросив все в железный ящик, он вернулся назад.
– Давай еще.
– А это дотащишь? – спросила Эля. – Может быть, кому-нибудь и пригодится что. Софье Яковлевне эта обувь больше никогда не понадобится, я ее просмотрела.
– Всю? – недоверчиво спросил Ромка и скосил глаза на Лешку.
Сестра утвердительно кивнула.
– Сапоги, туфли да тапки старые, ничего больше.
– Смотри, не надорвись, – напутствовала его Эля.
– Ты все думаешь, что я еще маленький. А я сильный, – ответил он и, не переставая кряхтеть, поволок на выход огромную картонную коробку. И где старушка ее только взяла? В подъезде он все-таки залез в коробку и снова тщательно проверил, не спрятано ли чего под какой-нибудь стелькой или в носках старых сапог, и нет ли у туфель, случайно, отвинчивающихся каблуков. Увы, Эля с Лешкой, похоже, не ошиблись: все это годилось только для свалки. Может быть, и сама Софья Яковлевна хотела выбросить эти «сокровища», да не успела?
Ромка оставил коробку возле мусорного ящика и пошел за следующей.
«Во, Эля права», – отметил он, выходя с новым грузом и видя, что в его первой коробке уже роется какой-то бомж в надвинутой на лоб вязаной шапке и темно-серой грязной, замасленной куртке.
Заметив Ромку, бомж поспешно отбежал в сторону. Ромка не смог его толком разглядеть, впрочем, он не пытался этого делать: зачем смущать и без того несчастного, бездомного человека, которому даже нечего обуть. Непроизвольно он опустил глаза вниз и взглянул на ноги бродяги. И вдруг увидел на нем серые с черным, совсем новенькие кроссовки. А бомж побежал, и вставка на них блеснула и сделалась ярко-белой. Ромка посмотрел на свою ногу и повертел ею. Вот так – вставка серая. А вот эдак – белая. И у бомжа все так же. Ну и бомж! В новеньких американских кроссовках! Причем в точно таких же, как и у него самого! Чудеса, да и только. Он развернулся и ринулся за удаляющимся бродяжкой, но тот как-то мгновенно пропал из виду. И неясно, в каком направлении его искать. Не обшаривать же все дворы и подъезды!
Ничего не оставалось делать, как отправляться за следующими коробками. И больше Ромка, как ни крутил головой, никаких подозрительных бомжей во дворе не заметил.
Зато теперь ему стало окончательно ясно, что у старушки есть что искать и кто-то этим усиленно занимается, раз не гнушается исследовать даже ее мусор.
– Завтра опять сюда приедем? – спросил он у Эли.
Она кивнула:
– Непременно. Только сначала посетим «Горбушкин двор». Сегодня туда уже поздно ехать.
По дороге домой Ромку не оставляло чувство, что за ними кто-то наблюдает, но, как он ни крутил головой, никого подозрительного в вагоне не увидел, хотя народу в нем было совсем немного. Группа туристов с рюкзаками, несколько пожилых людей, мамаша с маленькими детьми да девчонки-школьницы.
Дома Ромка достал папку-скоросшиватель с надписью «Дело» и положил в нее найденный чек. А когда к нему подошла сестра, рассказал ей о бомже в новых, точно таких же, как у него, американских кроссовках, который что-то искал в вынесенной им на помойку коробке со старой обувью. И еще о том, как кто-то следил за ними в вагоне метро, но он так и не понял, кто это был.
– Рома, и что все это значит? – с испугом спросила Лешка.
– Значит, что этот человек еще не нашел богатства Софьи Яковлевны. И мы с тобой тоже будем его искать, а заодно и вычислим этого типа.
– Но как?
– Пока не знаю.
– Рома, купи мне, пожалуйста, на «Горбушке» «Пепел и алмаз», – на другое утро попросила Валерия Михайловна.
Ромка сморщился.
– А что это?
– Это мой самый любимый фильм моего любимого режиссера Анджея Вайды. Старый, черно-белый, но от этого не менее прекрасный.
– Со Збигневом Цибульским в главной роли, – подхватила Эля. – Я тоже люблю этот польский фильм.
– А я вообще все фильмы Вайды люблю, а этот больше всего. А музыка там какая! – воскликнула мама.
– Ладно, уговорила, – сказал Ромка и протянул руку: – Деньги давай.
– А тебе что надо купить? – спросил он Элю, когда они вышли из машины и вместе с вытекающей из близлежащего метро толпой зашли в огромный павильон под надписью «Горбушкин двор». – Ведь у вас в Америке все, говорят, есть.
– Того, что мне надо, у нас нет, – ответила Эля.
– И таких фильмов тоже? – поразилась Лешка, увидев, что она внимательно рассматривает очередную комедию с Джимом Керри.
– Разумеется, этот фильм у нас есть, – с задумчивым видом сказала американка. – Только вот в Лос-Анджелесе он появился совсем недавно. И мне хотелось бы узнать, откуда он взялся здесь.
Лешка ее не поняла:
– А что в этом такого? Купили и размножили.
– Слишком быстро купили, – усмехнулась Эля. – Значит, это пиратский диск.
– И что? – пожал плечами Ромка. – Здесь полным-полно всякой пиратской продукции.
– Знаю, – вздохнула Эля.
– Ты что, собираешься найти пиратскую фирму и привлечь ее к ответу? – удивилась Лешка.
– Ага, значит, ты занялась расследованием. Тебе, наверное, помощь нужна? – воскликнул Ромка.
– Не совсем так. И помогать мне вовсе не надо. Я не детектив и никакую подпольную организацию искать не собираюсь. Просто фирма-поставщик в Америке теперь будет вынуждена снизить цену на эти диски. Потому что они уже наводнили ваш рынок, – пояснила мамина подруга.
– А тебя попросили поискать такие диски?
– Что-то вроде этого.
Эля купила несколько пиратских фильмов, положила покупки в большой пакет и пошла дальше, продолжая внимательно рассматривать содержимое прилавков.
Ромка в этом павильоне был не впервые, но с Элей и здесь было интереснее, чем с другими. Побродив по рядам, они сходили в кафе, а потом Эля встретила своих киношных знакомых. Среди них был даже актер из известного, только что нашумевшего фильма – совсем молодой парень. Лешка так и уставилась на него во все глаза, а он вдруг протянул ей горсть орешков, подмигнул и пошел вперед, куда-то вдоль лотков, видимо, кого-то высматривал.
А потом Ромка захотел съесть еще и горячий чебурек. Он просительно взглянул на Элю.
– Ты не наелся? – удивилась она, но чебурек купила. Ромка тут же запихнул в рот чуть ли не половину вожделенной еды, словно только что не слопал сразу три пирожных.
– Держись теперь от меня подальше, – недовольно покосилась на брата Лешка, глядя на его замазанные жиром руки и обляпанный вытекающим из чебурека соком подбородок. – И вообще, тебе бы не мешало умыться.
Рот у Ромки был забит, но кивком головы он указал ей на один из плакатов, украшающих павильон. Плакат гласил: «Моется тот, кто не умеет чесаться». Лешка фыркнула.