В каждом классе есть ученик, который говорит прежде, чем думает, или говорит то, о чем другие думают, но боятся сказать. В этой поисковой группе таким был Аарон Хеллиберг, который говорил на английском, немецком и испанском и умудрялся попадать в неприятности, высказываясь на всех трех языках. Аарон выпалил:
— Разве вам, ребята, не пора заняться поисками Эйприл, вместо того чтобы изводить нас?
Полицейский Бард втянул живот, как будто только что получил удар, и, казалось, приготовился пальнуть из своего табельного оружия, но тут встрял Снид:
— Ладно, уговор такой: вы можете раздавать листовки, но не будете прикреплять их к объектам городской собственности — столбам, скамейкам на автобусных остановках и так далее. Сейчас почти пять. Я хочу, чтобы вы ушли с улицы в шесть. Достаточно справедливо? — Замолчав, он сердито посмотрел на Тео.
Тот кивнул:
— Достаточно справедливо.
Но это было совсем не справедливо. Они могли вешать листовки на столбы хоть весь день. (Но не на городские скамейки!) Полиция не имела права менять городские законы, как и приказывать детям уйти с улицы к шести вечера.
Однако в тот момент нужен был компромисс, и предложение Снида представлялось не таким уж плохим. Поиски продолжатся, а полицейские смогут отчитаться, что проконтролировали детей. Для разрешения спора часто требуется, чтобы обе стороны пошли на небольшие уступки, — это Тео тоже узнал от родителей.
Поисковая группа покатила обратно к парку Трумэна, где все снова разделились, но уже в другом порядке. У четверых были свои дела, и они удалились. Через двадцать минут после встречи с Бардом и Снидом Тео и его команда перебрались в район Мори-Хилл в юго-восточной части города, самой дальней от Делмонта. Они раздали множество листовок, осмотрели несколько пустых зданий, поболтали с любопытными соседями и поспешили разъехаться к шести вечера.
Программа ужинов семейства Бун была так же предсказуема, как часы на стене. По понедельникам они ели в «Робилиос» — старом итальянском ресторане в центре города, недалеко от офиса. По вторникам они ели суп и бутерброды в приюте для бездомных, где помогали на добровольной основе. По средам мистер Бун брал китайскую еду навынос из «Драгой леди», и они ели с подносов, сидя у телевизора. По четвергам миссис Бун покупала жареного цыпленка в турецкой кулинарии, и они ели его с хумусом[2] и питой. По пятницам они ели рыбу в популярном ресторане «У Малуфа», принадлежащем старым ливанским супругам, которые постоянно кричали друг на друга. По субботам каждый из трех Бунов по очереди выбирал, что и где есть. Тео обычно предпочитал пиццу и поход в кино. По воскресеньям миссис Бун наконец готовила сама, и это меньше всего нравилось Тео, хотя ему хватало ума не говорить об этом. Марселла не любила готовить. Она много работала и долго сидела в офисе и отнюдь не мечтала, примчавшись домой, трудиться на кухне. Кроме того, в Страттенберге хватало хороших этнических ресторанов и кулинарий, и было разумнее предоставить приготовление пищи настоящим поварам, по крайней мере по мнению миссис Марселлы Бун. Тео не возражал, как и его отец. Когда она все-таки готовила, то ожидала, что муж с сыном потом уберут на кухне, а они оба терпеть не могли заниматься мытьем посуды.
Ужин всегда начинался ровно в семь вечера — это было очень важно для необычайно организованных членов семьи, которые проживали каждый день в спешке, постоянно поглядывая на часы. Тео поставил бумажную тарелку с куриным чоу-мейном[3] и кисло-сладкими креветками на поднос и устроился на диване перед телевизором. Потом он опустил тарелку поменьше на пол, где уже с нетерпением ждал Судья. Судья любил китайскую кухню и предпочитал есть в комнате отдыха вместе с хозяевами. Собачья еда его оскорбляла.
Проглотив пару кусочков, мистер Бун поинтересовался:
— Ну так что, Тео, есть какие-нибудь новости об Эйприл?
— Нет, сэр. Только всякие слухи из школы.
— Бедная девочка, — произнесла миссис Бун. — Уверена, все в школе волнуются.
— Мы только об этом и говорили. Столько времени потеряно! Я должен завтра остаться дома и помочь с поисками.
— Совершенно неубедительная попытка, — заметил мистер Бун.
— А вы поговорили с полицейскими насчет миссис Финнимор и объяснили им, что она лжет? Что ее не было дома с Эйприл в ночь понедельника и вторника? Что она человек со странностями, принимает таблетки и пренебрегает собственной дочерью?
Молчание. В комнате стало тихо на пару секунд, потом миссис Бун сказала:
— Нет, Тео. Мы этого не сделали. Мы обсудили этот вопрос и решили подождать.
— Но почему?
Отец объяснил:
— Потому что это не поможет полиции быстрее найти Эйприл. Мы собираемся подождать еще день-другой. Мы до сих пор это обсуждаем.
— Ты не ешь, Тео, — напомнила мать.
И это действительно было так. У него напрочь пропал аппетит. Казалось, еда застряла в горле, а тупая пульсирующая боль не давала сглотнуть.
— Я не голоден, — заявил он.
Позже, в разгар сериала «Закон и порядок», который повторно показывали по телевизору, эфир прервал выпуск местных новостей — поиски Эйприл Финнимор продолжались, но полиция никаких дополнительных сведений не сообщала. Показали фото Эйприл, а потом одну из листовок со словами «ПРОПАЛ РЕБЕНОК». Эти листовки раздавал Тео и его друзья. Сразу после этого продемонстрировали все тот же зловещий официальный снимок Джека Липера, прямо настоящего серийного убийцы. Репортер не унимался:
— Полиция рассматривает версию о том, что Джек Липер после побега из тюрьмы в Калифорнии вернулся в Страттенберг с целью увидеться с подругой по переписке, Эйприл Финнимор.
Полиция много чего рассматривает, подумал Тео. Это не значит, что все версии подтвердятся. Он весь день размышлял о Липере и был уверен: Эйприл никогда не открыла бы дверь такому жуткому типу. Он снова и снова повторял себе, что версия о киднеппинге не имеет под собой никаких оснований. Липер сбежал из тюрьмы, вернулся в Страттенберг, потому что жил здесь много лет назад, попал в объектив видеокамеры в вечернем магазине, и в то же самое время, так уж совпало, Эйприл решила покинуть родной дом.
Тео дружил с Эйприл, но отлично понимал, что многого о ней не знает. Да он и не хотел знать. Могла ли она сбежать, не сказав ему ни слова? Постепенно он поверил, что ответ на этот вопрос — да.
Он лежал на диване под стеганым одеялом, а Судья свернулся рядом, и в какой-то момент оба заснули. Тео бодрствовал с четырех тридцати утра, и ему явно требовалось отдохнуть. Он устал, бегая по городу, и переволновался.
Восточная граница Страттенберга проходила по изгибу реки Янси. Старый мост, по которому ездили как машины, так и поезда, вел в соседний округ. Мост не очень активно использовался, потому что мало кому требовалось попасть в другой округ. Страттенберг располагался на западном берегу реки, и, покидая город, транспорт двигался на восток. В былые десятилетия по Янси перевозили урожай и сплавляли древесину, а в годы становления Страттенберга многолюдный район «Под мостом» славился своими салунами, нелегальными игровыми залами и местами, где бывали те, кто «вел себя плохо». Когда поток речного транспорта ослаб, многие подобные заведения закрылись и плохие парни отправились восвояси. Кое-кто, однако, остался здесь, поэтому район имел дурную славу.
Название «Под мостом» сократилось просто до «Мост», и в этой части города все приличные люди старались не бывать. Здесь вечно царила темнота — из-за отбрасываемой длинным крутым утесом тени днем и недостатка фонарей ночью. По дороге проезжали немногочисленные машины. В здешних барах можно было легко нарваться на неприятности. Вместо домов тут стоял и маленькие лачуги на сваях для защиты от паводков. Людей, которые там обитали, иногда звали речными крысами, и это их оскорбляло. Они ловили рыбу в Янси и продавали улов консервному заводу, производившему еду для кошек и собак. Но люди здесь работали мало. Они больше полагались на реку и на социальное обеспечение, чем на собственные силы, воевали друг с другом по любому поводу и заработали себе репутацию скандальных, вспыльчивых тунеядцев.
Рано утром в четверг облава проводилась именно тут.
Речная крыса по имени Бастер Шелл провел большую часть вечера среды в своем любимом баре, распивая любимое дешевое пиво и играя в покер. Когда кончились деньги, ему не осталось ничего другого, кроме как отправиться домой к своей вечно недовольной жене и трем грязным детям. Шагая по узким немощеным улицам, Бастер натолкнулся на мужчину, который куда-то спешил. Они обменялись парой грубых слов, как делали все под мостом, но второй мужчина не выказал интереса к кулачному бою, на который явно рассчитывал неудачливый игрок.
