– Брысь, нечисть!
Голос был мужской.
Тонкий так и замер с дверной ручкой в руке, боясь и нажать, и отпустить. На всякий случай: голос не папин, и не дедушкин, и вообще – незнакомый, и в гости Сашка никого не ждал…
В общем, умному достаточно. Неизвестно, что такого незнакомец забыл в их доме, как проник внутрь, да и не суть. Суть в том, что сейчас он откроет дверь и нос к носу столкнется с Тонким!
Так! Я не трус, но я боюсь. Спасибо Толстому за своевременную разведку. А то бы Сашка сейчас вышел в коридор, как пить дать, и столкнулся бы с домушником. Скорее всего с ним: Тонкий вспомнил о краже у Майи Дмитриевны. Тогда почему он один? Холодильник выносить – много народу нужно. «А кто сказал, что он один?» – спросил сам себя Тонкий, и ему стало по-настоящему страшно.
Шаги скрипели и скрипели по коридору, замерли ненадолго у Сашкиной комнаты и решительно направились дальше. Тонкий хихикнул про себя: дальше только уборная и кухня. Вряд ли бандит решил перекусить, так что – сам виноват.
Тонкого трясло и колотило, но – сейчас или никогда! Он нашарил в рюкзаке ключи и мобильник и, под звук спущенной воды в туалете, вылетел в коридор. Бегом, бегом отсюда, неизвестно, кто в доме, но Тонкому он точно будет не рад.
Распахнул входную дверь. Выскочил, запер снаружи, оставив ключ в замке вполоборота, одной рукой набирая «ноль два». Запереть пришельца застрявшим в замке ключом, может, и не получится, но задержать можно.
Оператор ответил, Тонкий назвал адрес и произнес волшебные слова: «Домушник еще здесь». Этого хватило, чтобы пообещали прислать наряд, избавив его от расспросов.
От холодной плитки подъезда босые ноги буквально горели. Осенью на лестнице в одних трусах – жутко холодно.
…А еще домушники любят оставлять кого-нибудь на шухере в подъезде. Не исключено, что именно сейчас этот человек стоит за спиной и пересчитывает цветочки на Сашкиных трусах.
Не оборачиваться – слишком страшно. Звонить во все квартиры, но уходить на этаж выше или ниже – опасно, на шухере, как правило, там и стоят. На своей лестничной площадке и стены помогут: может, и повезет, может, и пронесет. «Может, повезет, может, пронесет», – колотило в висках.
Подбежал Толстый (просочился за хозяином – умница) и вскарабкался на плечо. Тонкий истерично давил на звонок соседа справа, соседа слева, еще одного соседа слева. Утро – все уже на работе. А Тонкий – стой, как дурак, на лестнице, боясь обернуться.
Он не слышал ни шагов, ни скрипа кожаной куртки. Честно говоря, он вообще ничего не слышал, кроме стучавшего в ушах собственного сердца.
…А через секунду он уже вдыхал запах этой кожаной куртки и боялся чихнуть то ли из-за ребра, то ли от страха.
– Тихо! – Слово было лишним.
Тонкий не смог бы закричать, даже если бы захотел. Он почти висел в тисках кожаной куртки и думал: хорошо, что он не видит лица нападавшего. Может, он страшный, а может, и нет. Пока не видишь, можно нафантазировать себе хоть Фредди Крюгера, хоть мишку Гамми. Не хочется видеть настоящее лицо, есть в этом какая-то безысходность.
Кожаные тиски сжимали покалеченное ребро, пульс бился в ушах: «Тихо-тихо-тихо». Ну, это ты Толстому скажи! Верный крыс, зажатый между Сашкиным плечом и рукой незнакомца, верещал, как тысяча драных котят.
– Больно ему, – пробубнил Тонкий сквозь ладонь у рта. Ладонь была без всяких перчаток, но жутко воняла парфюмом. Незнакомец понял и, ловко вскинув руку, сбросил Толстого на пол.
– Осторожнее! – рассердился Тонкий, думая, что нет, не Фредди Крюгера там лицо, а обычной шантрапы, которой даже не доверяют «работать» в квартире, на шухере вот оставили. Фредди Крюгер – парень серьезный, обижать маленьких крыс – ниже его достоинства. Значит, ерунда. Мелкая сошка. Шантрапа.
– Тихо! – шикнул Шантрапа, пытаясь восстановить субординацию. – Тихо, а то убью!
«Врет, – меланхолично подумал Тонкий. – Во-первых, домушник не станет подставлять свою шею под «мокрую» статью, во-вторых, этот – даже не настоящий домушник, а так… На шухере стоит, подумаешь, важная птица!»
Говорить «Врете» и нарываться было все-таки глупо: мало ли какие у этой сошки амбиции! Может быть, он мечтает со временем стать знаменитым вором, не брезгующим убийствами, а Тонкий ему: «Врете, вам слабо́!» Не стоит рисковать. Стоять себе спокойно, тянуть время, дать возможность второму домушнику хорошенько покопаться в квартире. Чем дольше копается, тем больше у нас надежды дождаться милиции. Этот кожаный не слышал, как Тонкий звонил по мобильнику. Точно не слышал, иначе бы давно вытащил из квартиры своего другана, и они бы вместе сделали ноги. Значит, ждем. Ждем, ждем.
Сердце уже не долбилось в виски, страх сменился апатией: что они в самом деле? У Тонкого ребро помято, у Вани морда не набита, у Ленки с бабушкой – тоже проблемы есть. А они – квартиру обворовывают! Делать, что ли, Сашке больше нечего, чем стоять здесь голышом на лестнице и ждать милиции?!
Толстый тоже сидел голышом на лестнице и угрюмо чесал ногой в затылке. Крысы, конечно, не люди, чтобы носить одежду, мстить, обижаться… Но кое-чем они похожи. Толстый, например, был уверен: ни одному двуногому не позволено швырять его на лестницу с размаху. Хозяина обижать – тоже не позволено никому, но Толстый же не собака! Он просто не видел, как Шантрапа держит Сашку и как Тонкий морщится из-за больного ребра – у крыс неважное зрение. Зато он прекрасно видел маячившую перед носом джинсовую штанину. Штанина пахла. Штанина пахла тем, кто швырнул его на лестницу. Сам виноват – будет наказан.
Толстый взвился по штанине, как взрыв маленькой противопехотной мины. Долез до плеча, лихо скатился по руке, как с ледяной горки… И от души цапнул голую кисть!
Не-ет, не ерунда! Четыре желтых резца (здоровый цвет для грызуна) вошли в ладонь на все полтора сантиметра длины и два миллиметра ширины.
– Ё! – Шантрапа отдернул руку, и Тонкому этого хватило, чтобы вывернуться и сбежать на два пролета вниз. На третьем он все-таки остановился, обозвал себя предателем, крикнул:
– Толстый! – и побежал дальше, потому что Шантрапа уже успел опомниться и летел за ним. Толстый висел у него на руке, как детская варежка на резинке. Но, услышав зов, отцепился, молодец, и побежал вперед Шантрапы на голос Тонкого.
– Стой, пацан, убью!
«Врет», – подумал Тонкий уже не так уверенно, как две минуты тому назад. Поймал на ступеньках верного крыса, выскочил из подъезда…
А дальше что? В тяжелую железную дверь трудно войти, не зная кода (хотя и это не преграда), а выйти-то – запросто. Сейчас Шантрапа легким движением пальца нажмет кнопочку…
Тонкий налег спиной на дверь, уперся ногами и завопил:
– Помогите!
В глубине двора парень с мусорным пакетом чуть притормозил, чтобы посмотреть, что за придурок в одних трусах вопит у подъезда. Девчонка с собакой осторожно повернулась в сторону Тонкого, увидела: не ее бобик озорует, и пошла себе. Мужик с гаечным ключом вынырнул из-под машины и с любопытством уставился на Сашку, не торопясь подходить. На лавочке встрепенулась одна из бабулек:
– Чего тебе, голопуз?
– Там вор! – крикнул Тонкий и получил удар в спину железной дверью. На секунду он ее удержал, а через две – ему уже не хватило места у этой двери.
Бабульки повскакивали с лавочки, как десантники, и моментально подперли собой железную дверь. Одна налегла спиной, рядом с Тонким, не выпуская из рук свою клюку (Тонкий больно получил ею по ноге, но решил не возмущаться). Две другие старушки тут же последовали ее примеру и выдавили Тонкого из общей кучи, как косточку из-под пальца. Со стороны они смахивали на гигантского паука, который держит дверь спиной и всеми лапами. Причем некоторые лапы были длиннее прочих, потому что ни одна бабулька не выпустила свою клюку.
– Беги за милицией, мы подержим! – рявкнула одна.
Тонкий хотел возразить, что наряд он уже вызвал, но махнул рукой и побежал. Во-первых, с бабульками спорить – занятие зряшное само по себе, а нам дорога каждая минута. А во-вторых, отделение-то – вот оно, за углом, бежать недолго.
Вот уже и ступеньки, и окошечко дежурного.
– В моей квартире домушник, я его спугнул, бабульки держат дверь подъезда, здесь, за углом! – выпалил Тонкий на одном дыхании.
Дежурный оторвался от кроссворда (журнал «Лиза», ха-ха, как у Ленки!), оглядел видимую в окошечко часть Тонкого. На лбу его читались немые вопросы: «Парень, ты совсем голый или соблаговолил надеть трусы, чтобы не нарушать общественный порядок? Смотри, у нас с этим строго! А ты с этим домушником дрался? Вон у тебя какие синяки!»
– Я спал, – поспешил объяснить Тонкий. – Слышу – в коридоре шум. Смотрю на часы – все уже на работе и в школе…
– Сядь, – дежурный кивнул на банкетку напротив окошечка.
Тонкий поспешно сел, спорить – только время терять. Секунду дежурный разглядывал цветочки на Сашкиных трусах, словно прикидывая: наденет вменяемый человек такие или нет, потом нажал что-то на столе, пробормотал:
