Потом сели опять, и бабушка Мириам поставила на стол громадный пирог с вишнями.
– Ужас, – шепнул мне Марк, указывая взглядом на десерт.
Он был прав.
– По-моему, дедушка Курт любит яблочные пироги. Разве нет? – спросила я.
Бабушка Мириам как-то странно улыбнулась.
– Яблоки еще не созрели, – объяснила она.
– Но ведь у дедушки Курта аллергия на вишни! – воскликнул брат.
– Вишневые пироги все любят, – ответила бабушка Мириам. Она уже резала пирог серебряной лопаточкой. Потом взглянула на Стэнли. – Стэнли, я правильно говорю?
Стэнли улыбнулся, не отрываясь от книги.
– Это мой любимый пирог, – сказал он. – Бабушка Мириам всегда готовит мои любимые блюда.
После ужина дедушка Курт вновь отказался рассказать нам с Марком страшную историю.
Мы все сидели у камина и смотрели на желтые языки пламени. Хотя день был жаркий, к вечеру заметно похолодало, и мы решили растопить камин.
Дедушка Курт опять сидел у огня в старом деревянном кресле. Когда он покачивался, оно сильно скрипело.
Раньше он очень любил смотреть на огонь и рассказывать нам леденящие кровь истории. Пламя отражалось в его глазах. По мере того как ужас в его рассказе сгущался, он говорил тише и тише.
Однако в этот раз он лишь пожал плечами, когда я попросила его рассказать что-нибудь, и уставился на стоящее на подставке медвежье чучело. Потом перевел взгляд на Стэнли.
– Эх, – вздохнул дедушка Курт, – если бы я знал какие-нибудь интересные истории… Но я все перезабыл.
Вскоре мы с Марком поднялись в свои спальни. На лестнице брат шепотом спросил меня:
– Что с ним случилось?
Я пожала плечами:
– Хоть убей – не знаю.
– Он какой-то… другой, – сказал он.
– Тут теперь все по-другому, – согласилась я. – Вот только Стикс тот же. По-прежнему любит пугать городских.
– Да плевать на него, – решил Марк. – Давай делать вид, что мы не замечаем, как он тут бегает вместо пугала.
Я кивнула, пожелала брату спокойной ночи и отправилась к себе.
«Плевать на пугала, – решила я, разбирая постель. – Плевать на них. Не буду я больше про эти пугала думать. Пусть себе Стикс выделывается».
Я забралась в постель, укрылась одеялом и долго лежала на спине, разглядывая трещины на потолке и воображая, на что они похожи. Трещин было три. В конце концов я решила, что они напоминают мне разряды молний. А если прищуриться, получается старик с бородой.
Я зевнула. Мне вроде бы хотелось спать, но сон все не приходил.
Здесь, на ферме, я всего второй день, а мне всегда нужно время, чтобы привыкнуть к новому месту и к новой кровати.
Я закрыла глаза. Из сарая доносилось мычание коров. На ветру шелестели стебли кукурузы.
У меня сильно заложен нос. «Наверняка ночью буду храпеть, – подумала я. – Если вообще засну».
Я попробовала считать овец. Не помогло.
Тогда я стала считать коров. Они такие большие, толстые, неловкие и так мы-ы-ы-ычат.
Я досчитала до ста двенадцати и поняла, что коровы в данном вопросе ничуть не лучше овец.
Затем я повернулась на бок. Через несколько минут – на другой.
Почему-то на ум пришла моя лучшая подруга Шона. Интересно, хорошо ли ей сейчас в летнем лагере?
Потом я стала думать о других подругах. Почти все они торчали летом в городе и бездельничали.
Я посмотрела на часы и удивилась. Уже почти двенадцать.
«Надо уснуть, – сказала я себе. – Если не посплю, завтра буду валиться с ног».
Я опять улеглась на спину, подтянула мягкое одеяло к подбородку, закрыла глаза и попробовала ни о чем не думать.
Пустота, черная пустота. Пустая бесконечность…
Вдруг я услышала какой-то шорох. Наверное, штора колышется от ветра, ведь окно открыто.
«Надо спать, – твердила я. – Надо спать».
Звук между тем усилился. Он явно стал ближе.
Скрип.
Что это? Окно?
Пришлось открыть глаза. На потолке плясали тени. Я поняла, что невольно затаила дыхание.
Прислушалась.
Опять скрип. Опять кто-то скребется. Опять шуршание.
Тяжелый вздох.
– Кто здесь? – вырвалось у меня.
Я рывком села на кровати, закрывшись одеялом, которое судорожно комкала в пальцах.
Звук не прекращался. Мне пришло в голову, что нечто подобное могла бы издавать наждачная бумага.
Вдруг в комнате сгустилась тьма.
Я невольно посмотрела в окно. За ним мелькал темный силуэт. Он заслонил луну.
– Кто это? Кто здесь? – Я хотела громко спросить, но смогла только сдавленно пискнуть.
На фоне освещенного луной неба я различила черную голову.
Силуэт поднимался. Вот плечи. Черная-пречерная грудь.
Черное на черном.
Тень молча скользнула в комнату.
– П-п-помогите! – Изо рта вырвался испуганный шепот.
У меня остановилось сердце. Я не могла дышать.
Тень спрыгнула с подоконника, раздвинула шторы и оказалась в комнате.
Половицы заскрипели под ногами.
Скрип-скрип-скрип.
Нечто медленно надвигалось на меня.
Я попыталась вскочить.
Поздно.
Ноги запутались в одеяле. Я упала на пол и ушибла локти.
Тень приближалась.
Я открыла рот, чтобы закричать…
И тут я узнала силуэт.
– Дедушка Курт! – закричала я. – Дедушка Курт! Что ты тут делаешь? Почему ты залез через окно?
Он не отвечал. Ледяные голубые глаза смотрели на меня в упор, лицо искажала страшная гримаса.
Вдруг он протянул ко мне руки. Но кистей у них не было! Из рукавов пиджака торчала солома. Одна солома.
– Не надо! Нет! – завопила я.
– Дедушка! Пожалуйста! Не надо!
Я кричала, а он тянул ко мне соломенные руки, скалился, как злая собака, и рычал.
Соломенные руки были уже совсем рядом со мной.
Лицо дедушки Курта оставалось таким же, как всегда. Только глаза были холодные. Холодные и безжизненные.
Я вскочила на ноги, и соломенная рука задела мое лицо. Я отшатнулась и заслонилась ладонью.
– Дедушка, – прошептала я, – что случилось? Что с тобой?
В висках у меня стучало, я вся тряслась. Холодные глаза теперь сверкали от ярости. Он опять потянулся ко мне.
– Не-е-ет! – завыла я в ужасе и кинулась к двери.
Он преследовал меня, половицы все так же скрипели под его ногами. Я оглянулась и увидела, что из его штанин тоже высовывается солома.
У него соломенные ноги!
– Дедушка Курт! Дедушка Курт! Что с тобой? – Я кричала как безумная, сама не узнавая своего голоса.
Он был совсем рядом: солома царапнула меня по спине.
Я ухватилась за ручку двери, повернула ее и рванула на себя…
И опять завизжала, потому что столкнулась с бабушкой Мириам.
– Помогите! Бабушка Мириам, спаси меня! Он пытается меня схватить!
Бабушка оставалась совершенно спокойной. В полумраке я не сразу разглядела ее лицо.
А потом увидела, что очки на нем нарисованы. И
