оцепенела и некоторое время слышала только бешено стучащий в ушах пульс.
Но теперь, когда Агата в спокойных условиях прокручивала в уме тот роковой разговор, она вспомнила усмешку отца: «Девчонка строптива, как дикая гусыня, но, если вы сможете приручить её, она будет нести для вас золотые яйца». Поначалу Агги подумала, что он намекает на потомство, но, поразмыслив над этими словами, заподозрила, что отец имел в виду магию. Жар бросился ей в лицо. Неужели он на самом деле выдал её секрет Дюрану? А если так, то как он мог торговать тем товаром, который презирал? Неужели он так отчаянно стремился сбыть её с рук?
– Девочка! – рявкнул резкий голос, отрывая Агату от размышлений. Внушительная фигура экономки, мадам Бургунди, выросла на нижней площадке, водя клювообразным носом в поисках места, где прячется новая служанка. – Повариха всюду тебя ищет. Нужно почистить кастрюли и вынести помои. Работать в господских покоях – это привилегия, к которой тебе лучше не привыкать.
Её наняли судомойкой – прислугой самого низшего звена, как не преминула сообщить ей мадам Бургунди. Но поскольку рабочих рук в шале не хватало, до конца пребывания здесь охотников ей предстояло выполнять и обязанности горничной.
– Слушаюсь, мадам.
Агата сделала торопливый книксен, снова сунула ноги в башмаки и поспешила вниз по лестнице, надеясь проскользнуть мимо дородной женщины, как мышь мимо кота. Но когда она спустилась на площадку, глаза мадам Бургунди сузились до щёлочек, и она схватила Агги за руку.
– Не думай, что благосклонность молодого хозяина возвышает тебя над остальными, дурёха, – усмехнулась экономка.
Агата выпрямила спину и напряглась. Она не дура!
Женщина продолжала, и с каждым словом её пальцы всё больнее впивались в руку Агаты:
– Один бог знает, что такое жалкое создание, как ты, может понимать в жизни знатного дома, но будь уверена: когда мы вернёмся в имение, ты будешь по уши в кастрюлях и картофельных очистках, так что света белого не увидишь. Не говоря уже о маркизе Гастоне.
Рука задрожала, и Агата подавила сияние, которое рвалось наружу для самозащиты. Похоже было, что магия, которую после стольких лет выпустили на волю, рвалась на свободу. Но этого нельзя было допустить.
Напоследок мадам Бургунди ещё сильнее стиснула руку Агаты и наконец отпустила её, слегка подтолкнув к лестнице. Девушка, спотыкаясь, просеменила по трём ступенькам вниз, пока не схватилась за перила и не развернулась к деспотичной женщине, державшей её судьбу в своих руках. Экономке не удастся запугать Агги. Мадам Бургунди ничто в сравнении с её отцом.
Не отрывая глаз от сурового лица высокомерной женщины, она присела в низком реверансе.
– Как пожелаете, мадам.
Мадам Бургунди фыркнула и, подняв фиолетовые саржевые юбки, потопала вверх по лестнице.
Агата спустилась ещё на два пролёта в цокольный этаж и подумала: интересно, как вынос содержимого ночных горшков и отскребание сажи могут возвысить её над остальными? Она выполняет самую чёрную работу.
Когда девушка свернула в коридор, который вёл к кухне, из тени появилась фигура. Сияние поднялось так близко к поверхности, что у девушки онемели кончики пальцев.
– Мадемуазель Агата, – прошептал Гастон и затянул её в комнату.
Агги, которой надоело, что её пихают, вырвала свой рукав из руки Гастона и, развернувшись, сердито крикнула:
– Не пугайте меня так!
Гастон закрыл дверь, и они остались в полной темноте.
– Прошу прощения.
Она услышала звук шагов, и в комнату из высокого окна упал приглушённый свет – юноша раскрыл занавески. Помещение напоминало кладовку, в одном углу стояла узкая кровать, а в другом большой шкаф, запертый на висячий замок.
– Где это мы? – поинтересовалась Агги.
– Это... – Гастон огляделся, словно до её вопроса не осознавал, где находится, – комната для больных. Используется для карантина или для лечения раненых.
– Понятно. – Ей ничего не было понятно. Комната была похожа скорее на камеру, чем на лазарет. Но отчаянное выражение лица Гастона, широко раскрытые голубые глаза, пот, выступивший над верхней губой, вызвали у неё желание как-то успокоить его. – Что я могу для вас сделать, ваша светлость?
У него дёрнулись губы.
– Мне нужна ваша помощь.
Агата выгнула бровь и поставила на пол тяжёлое ведро для угля.
– А вы не хотите спросить: «Агги, как прошёл твой первый день в услужении? Понравилось ли тебе выносить нечистоты из девятнадцати уборных?»
У Гастона поникли плечи, и он убрал со лба жидкие волосы, падавшие на глаза.
– Ну... да, простите. Об этом я не подумал.
– У меня возникло впечатление, что такая у вас привычка – не думать.
Гастон резко перевёл на неё взгляд и, некоторое время посмотрев на неё, издал лающий смешок.
– А вы забавная, – произнёс он.
– Ужасно. – Она опустила глаза на потёртые носы башмаков, выглядывающие из-под края юбки, потом посмотрела ему в лицо и снова отвернулась. При виде его улыбки и большого рта с ровными белыми зубами голова у неё закружилась. Ей не было весело с тех пор, как ушла мама. Но раньше она всегда вела с ней глупые разговоры, подтрунивала над ней. Странно, что этот чудаковатый юноша пробудил в ней те качества, которые она глубоко похоронила после того, как мама бросила её.
Решив, что ей это нравится, Агата подняла глаза.
– Чем я могу вам помочь, Ваша Галантность? Если я немедленно не займусь работой, мадам Бургунди отрежет мне голову и подаст её вам за ужином на блюде.
Гастон фыркнул от смеха, и луч солнца, упавший из окна, заиграл в его глазах, сверкая, как голубое пламя.
– Нельзя этого допустить. Я должен сразить фиолетового дракона?
Услышав сравнение грузной экономки в безвкусном платье с драконом, Агата заулыбалась.
– Не сегодня. Но прошу вас держать меч наготове, – ответила Агги королевским тоном.
Гастон некоторое время улыбался, но вдруг улыбка сошла с его лица – видимо, он вспомнил, зачем искал девушку.
– Отец заставляет меня возглавить сегодня охоту на волков. Я должен привести их на то место, где чуть не расстался с жизнью. Он ждёт, что я отомщу за нападение и сам убью одного хищника. – С каждым словом его голос повышался. Гастон сгорбился и обхватил себя руками.
Агата подошла ближе, сочувствуя его страху. Она бы тоже не хотела больше встречаться с волками. От одной только мысли об этом по спине бежали мурашки.
– Откажитесь. Объясните...
– Не могу!
