тупым, чтобы самому догадаться, что «Э.» означает «Эйприл». В особенности в конце записки от Эйприл и на бумаге с личной монограммой Эйприл.
Дорога из желтого кирпича ответвлялась от дорожки, усыпанной белым гравием, и вела к воротам в стене, разделявшей сады Эйприл и Мэй. Ворота были отперты, и, пройдя сквозь них, я увидел дом, во многих отношениях неотличимый от дома Эйприл.
Едва я закрыл за собой ворота, на дороге из желтого кирпича показалась Мэй.
— Флетчер! Ты здесь. Я просто вышла, чтобы убедиться.
Все признают, что Мэй Деверо гораздо симпатичнее своей кузины. В тот день на ней был костюм для ирландских танцев, полный комплект, включая подкованные башмаки. В наряде преобладали золотой и зеленый цвета. Никакого розового — и это приятно удивило меня.
— Упражняешься?
Она состроила гримасу.
— Да. Хочу выступить хорошо в этом году на школьном смотре талантов. Осталось всего несколько дней.
— Уверен, у тебя получится, — доброжелательно сказал я.
Шансы Мэй выступить хорошо на каком бы то ни было смотре были примерно такие же, как у меня назначить свидание Белле Барнес. Весь класс знал, что Мэй — худшая танцовщица в нашей вселенной, а возможно, и во всех параллельных тоже. Когда Мэй танцевала на деревянном полу хорнпайп [4], стук стоял такой, будто какой-то карапуз, толком не умеющий ходить, гоняется с молотком за тараканом и раз за разом промахивается.
— Симпатичный костюмчик, — заметил я.
— Он у меня счастливый. А у тебя симпатичная рубашка.
Мама не позволила мне выйти из дома во всем черном. Ей казалось, что в таком виде я буду излучать негативные эманации. После долгих споров я сдался и согласился надеть гавайскую рубашку, которую подарил мне дядя, понятия не имеющий, что я за человек.
Я с извиняющимся видом пожал плечами:
— Мама…
Мэй кивнула. Никаких больше объяснений не требовалось. Всем в Локке известно, что моя мать обожает яркие цвета.
За спиной Мэй возник ее отец, при всех садоводческих регалиях, включая кожаные наколенники и перчатки, которым никакие колючки не страшны. Высокий, худощавый человек с загаром заядлого путешественника. Он выглядел в точности так, как должен выглядеть идеальный отец (по крайней мере, такими идеальных отцов показывают по телевизору), вплоть до клетчатого свитера. И как только мать Мэй могла бросить такую на вид безупречную семью?
— Мистер Деверо. — Я протянул руку. — Я Флетчер Мун.
Отец Мэй с улыбкой пожал мне руку. Зубы у него оказались белыми и безупречными, как и следовало ожидать.
— Называй меня Грегор. Ах да, ты — юный детектив. Мэй рассказывала, что ты закончил соответствующее учебное заведение.
— Это правда. Я получил удостоверение, согласно которому имею право заниматься сыскной деятельностью в США… точнее говоря, в Вашингтоне… когда мне исполнится двадцать один.
Мистер Деверо кивнул с серьезным видом.
— Это впечатляет, Флетчер. Может, ты сумеешь помочь Эйприл и Мэй разобраться с их пропажей. Если, конечно, у девочек не поехала крыша и им все это не померещилось.
Отец Мэй подмигнул мне и покрутил пальцем у виска. Международный жест, понятный любому.
— Папа! — Мэй ткнула отца локтем под ребра.
Мистер Деверо издал театральный стон и схватился за бок.
— Ладно, ладно. Открою тебе страшную тайну: это у всех остальных крыша поехала, а эти две сестрички — единственные здравомыслящие люди на белом свете.
Мэй схватила меня за руку.
— Пошли. Эйприл в домике Венди [5].
Когда тебя тащит по саду хорошенькая девочка из кукольного комплекта, это, безусловно, приятно, однако перспектива оказаться в домике Венди не вызывала у меня восторга. Если слухи о такого рода событиях просочатся в школу, мне конец. Мы прошли мимо фонтана в виде морской раковины в окружении шаловливых херувимов, который выглядел так, словно уже десятилетиями не работал. Однако домик Венди оказался вовсе не хижиной из пластика, набитой куклами и игрушечной посудой. Это был всамделишный мини-дом с электричеством, доступом к Интернету и водопроводом.
Когда мы вошли, Эйприл сидела за ноутбуком, проглядывая веб-сайт по мировой экономике. Компьютер был ничего себе, оснащенный сканером, принтером и цифровой фотокамерой.
— Флетчер пришел, — сообщила Мэй.
Эйприл посмотрела на нас и кивнула на компьютер.
— Подожди секунду. Хотела почитать последние сплетни о жизни звезд, а тут все время выскакивает это занудство. Только взгляни — финансовый рынок в Азии! Кого это волнует?
— Несколько миллиардов азиатов, надо полагать, — ответил я.
Эйприл сердито уставилась на меня. Не похоже было, что мое появление ее обрадовало. Впрочем, меня это мало волновало. Детектив должен привыкать к негативному отношению, ведь одна из наших основных обязанностей — сообщать плохие новости.
Эйприл закрыла крышку компьютера и повернулась ко мне. Если в школе она была вся из себя розовая, то сейчас ее розовость просто утомляла. На ней было столько розового, что даже по стенам плясали розоватые блики.
— Как много розового! — вырвалось у меня.
— Что тут такого особенного? Мы, девочки, любим розовое. Это воплощение женственности.
Неужели пару-другую розовых вещиц она нацепила ради меня?
Мэй достала из холодильника две бутылки воды и протянула одну мне.
— Милое местечко, — сказал я.
— Папа построил его для меня, чтобы было где упражняться в танцах. Он ужасно хочет, чтобы я получила медаль или еще какую-нибудь награду.
— Уверен, так и будет. Когда-нибудь.
Как у меня язык повернулся? Я вел себя как какой-нибудь жалкий льстец.
Эйприл сменила тему разговора:
— Давай поговорим о моем деле. Сколько твоего времени можно купить за десять евро?
Вот оно. Успех.
— Я беру десять евро в день. Плюс деньги на необходимые расходы. Но поскольку это мое первое реальное дело, о расходах забудем. И с учетом школы и домашних заданий, мне понадобятся три дня, чтобы выполнить работу одного полноценного дня. Значит, я твой до воскресенья.
Эйприл достала бумажник и отделила от пачки бумажку в десять евро. Если она станет моим постоянным клиентом, надо будет поднять ставку.
— Вот тебе за неделю.
Я задумался. Эйприл не была тем благородным клиентом, которого всегда рисовало мое воображение. Она не разыскивала ни похищенного отца, ни пропавший сиротский фонд. Однако у нее, как у нанимателя, были и положительные стороны: во-первых, ее дело касалось Шарки, а во-вторых, она расплачивалась наличными.
Я взял деньги и сунул их в нагрудный карман. Теперь я сам могу купить себе шоколад, а не принимать его в качестве оплаты. Ощущать банкноту в кармане было приятно. Я почувствовал себя настоящим частным детективом.
— Ладно. Теперь, когда с формальностями покончено, перейдем к делу.
Эйприл открыла рот, собираясь ответить, но Мэй опередила ее:
— Может, не
