Ознакомительная версия.
Объем настоящей работы не позволяет осуществить даже поверхностный анализ существующих позиций, поэтому к их рассмотрению мы будем обращаться по ходу обоснования тех или иных положений, необходимых для формулирования собственного определения понятия уголовной политики. Последнее, будучи отправной точкой в рассмотрении всех связанных с уголовной политикой вопросов и, как следствие, залогом верных научных выводов по проблеме, должно максимально точно и полно передавать сущность исследуемого явления, чего, на наш взгляд, можно достичь только путем предварительного выявления и анализа характерных черт уголовной политики.
1. Функциональную сферу уголовной политики образует борьба с преступностью (противодействие преступности).
Альтернативный характер словосочетаний «борьба с преступностью» и «противодействие преступности» указывает на то, что определение функциональных горизонтов уголовной политики может быть произведено при помощи и одного, и другого выражения: каждое из них обозначает оказание наступательного воздействия на преступность. Однако, по мнению некоторых теоретиков, парадигма «борьба с преступностью» имеет определенные дефекты, которые сказываются в конечном итоге на содержании и результатах правотворческой и правоприменительной практики.[189] Относясь с уважением к данной позиции, полагаем, тем не менее, что в противовес аргументам, приводимым в ее обоснование, можно сформулировать следующие доводы.
Во-первых, термин «борьба с преступностью» употребляется для отражения процесса, сущностным свойством которого является стремление к победе над наиболее опасным видом антисоциального поведения – преступностью. Абсолютно непонятен поэтому негативизм, демонстрируемый С. С. Босхоловым при упоминании о борьбе как о непримиримом противостоянии сторон с конечной целью победы.[190] На наш взгляд, именно борьба с преступностью представляет собой ту сферу, в которой правильность сформулированного тезиса подтверждается со всей очевидностью. Мириться с существованием преступности и бездействовать – абсурдно, а вот желание победить ее – напротив, вполне естественно. Другое дело, что победу в рассматриваемом случае не следует толковать буквально, ассоциируя ее с полной ликвидацией преступности. Речь должна идти о победе над ростом последней, над появлением качественно новых ее форм, над совершенствованием методов криминальной деятельности… Собственно, из такого представления о перспективах борьбы с преступностью и исходит все разумное человечество.
Во-вторых, «борьба» действительно предполагает использование самых решительных мер (в «борьбе с преступностью» – наиболее строгих мер государственного принуждения), однако отнюдь не любые, как пишет С. С. Восходов.[191]
Современная медицина не в меньшей степени, чем уголовная политика, оперирует термином «борьба», но это вовсе не означает, что для борьбы, например, с социально опасными заболеваниями могут применяться такие кардинальные меры, как изоляция или физическое уничтожение их носителей. Поэтому беззаконие и произвол, риск появления которых в процессе «борьбы с преступностью», безусловно, существует, находятся в прямой зависимости не от применения анализируемой парадигмы, а от содержания господствующей в государстве политической воли либо от ее полного отсутствия. Способна ли, с учетом изложенного, замена словосочетания «борьба с преступностью» каким-либо другим выражением автоматически отразиться на содержании и результатах практики уголовного правотворчества и правоприменения, придав ей априори позитивную направленность? Полагаем, что нет.
В-третьих, «борьба с преступностью», обозначая «активную наступательную деятельность путем воздействия на процессы детерминации, обусловливания этого антисоциального явления и применения к лицам, нарушающим уголовный закон, соответствующих мер государственного принуждения»,[192] может осуществляться на самых различных этапах и иметь самые различные векторы реализации. Именно такое, широкоаспектное, понимание борьбы с преступностью давно устоялось на практике; оно охватывает не только пресечение, но и предупреждение криминальной деятельности.[193] Опасения же Н. А. Лопашенко по поводу односторонности данного выражения,[194] основанные на взвешенном и щепетильном подходе к оперированию терминами, носят в большей степени теоретический характер.
Подводя итог рассмотрению этого частного, но принципиального, на наш взгляд, вопроса, считаем, что «борьба с преступностью» является одним из тех терминов, которые наиболее точно отражают функциональную сферу уголовной политики.[195] Увязка же его со всем негативом, который был и есть в практике воздействия на преступность, при полном игнорировании позитивных аспектов по меньшей мере несправедлива, а по сути – неверна. Поведенческие установки формируются не словами и выражениями, а людьми. Поэтому главное – как, кстати, впоследствии отмечает и С. С. Восходов, – чтобы в термин «борьба с преступностью» вкладывался соответствующий смысл,[196] адекватный времени, возможностям и содержанию уголовной политики.
Далее.
Раскрытие содержания рассматриваемого признака обязывает автора вступить в дискуссию, которая ведется в науке в связи с определением объекта уголовной политики.
Наряду с преступностью, чаще всего наделяемой соответствующим статусом, объектом уголовной политики признаются: иные общественно опасные поступки, непреступные правонарушения,[197] причины и условия (детерминанты) преступности,[198] органы, осуществляющие борьбу с преступностью, а также деятельность этих органов.[199]
Мы придерживаемся традиционной позиции и рассматриваем в качестве объекта («то, что противостоит субъекту в его предметно-практической и познавательной деятельности»;[200] то, на что эта деятельность в конечном итоге направлена) уголовно-политического воздействия преступность. Будучи наиболее опасным видом антисоциального поведения и требуя применения самых суровых мер государственного принуждения, она не является однородным образованием, а представляет собой богатейшую палитру криминальных красок – преступлений, отличающихся друг от друга объектом посягательства, характером и степенью общественной опасности, особенностями детерминации. Следовательно, задача уголовной политики сводится к обязательному учету всего многообразия общественно опасных и уголовно-противоправных проявлений, а равно причин и условий их возникновения, с выработкой на этой основе такого механизма противодействия преступности, который будет сопровождаться дифференцированным подходом к определению формы и содержания мер государственного реагирования.
Признание преступности объектом уголовной политики вовсе не означает, что государству противостоит некая монолитная стена, единое и неделимое целое, борьба с которым может и должна вестись исключительно на глобальном уровне и во всеобъемлющем масштабе. Разумеется, это не так. Противодействие преступности становится возможным только благодаря принятию мер по обеспечению уголовной ответственности за совершение конкретных преступлений и устранению причин, порождающих криминальное поведение.[201] В этом смысле и отдельные преступления, и детерминанты[202] преступности – «акты данности объекта (преступности. – Е. К.) в переживании»[203] – приобретают значение предмета уголовно-политического воздействия: оказывая воздействие на него, мы воздействуем на преступность в целом.
Что касается предложения ряда авторов о включении в объект уголовной политики иных – непреступных – видов отклоняющегося поведения, то оно не может найти одобрения в рамках настоящего исследования в силу, опять же, сложившегося у автора «узкого» подхода к пониманию уголовной политики.[204]
Не являются, по нашему мнению, объектом уголовно-политического воздействия и органы, осуществляющие борьбу с преступностью, и, тем более, деятельность данных органов. Если первые относятся к числу субъектов, то последняя представляет собой одну из форм реализации уголовной политики.
Подводя итог рассмотрению первого выделенного нами признака, необходимо отметить, что, определяя вектор уголовной политики, он способствует созданию предельно выдержанной и логически обоснованной системы представлений об изучаемом явлении, что отражается в формулировании целей и постановке задач уголовной политики, в установлении круга субъектов ее реализации, в выработке механизма уголовно-политического воздействия на преступность.
Ознакомительная версия.
