Станет явью мечта Скрябина — сочетание музыки со светом. Как много надежд возлагал этот композитор на «подкрашивание» музыки световыми вспышками, бликами, заревами! По идее Скрябина (и некоторых его предшественников), слушатель музыки должен получать пищу не только для ушей, но и для глаз, которые на концертах бывают «безработными».
Скрябин написал световую партию для своей музыкальной поэмы «Прометей» и сам придумал аппарат для ее воспроизведения. Выглядел этот аппарат очень примитивно: разноцветные электрические лампочки (вроде тех, что служат для иллюминации), провода, выключатели. То была первая, робкая проба. И все же «светящийся Прометей» имел успех.
После Скрябина немало музыкантов и изобретателей развивало его идею. Родилась целая династия световых инструментов — вплоть до фисгармонии, каждая клавиша которой служила выключателем лампы определенного цвета. Научились обходиться и без цветных ламп — устраивали системы призм, с помощью которых проектировали на экраны самые разнообразные цветовые оттенки, смешивали их, молниеносно меняли.
Потом возникла новая мысль: автоматизировать световое сопровождение. Не писать световую партию, а заставить самое музыку готовить ее на особой машине.
Недавно трудами изобретателя Константина Леонтьева и профессора А. Я. Лернера в Институте автоматики и телемеханики была построена любопытная электроакустикою оптическая установка для «перевода» музыки в игру цветовых лучей — устройство, призванное наделить человека новым парадоксальным чувством, как бы умением «слушать глазами». Аппарат этот, чрезвычайно сложный, основанный на весьма тонких гипотезах о связи зрения и слуха, должен передавать «звуковую информацию» в мозг через зрение. Он «слушает» музыку микрофоном, мгновенно анализирует ее, на основе сделанного анализа готовит световое сопровождение и тут же воспроизводит его перед слушателями.
Светомузыкальная машина Леонтьева вызвала много споров среди музыкантов. Противников у нее оказалось больше, чем достаточно: слишком уж искусственным выглядело ее действие. Но нашлись и непреклонные сторонники — в частности, такой серьезный композитор, как Кара-Караев.
Быть может, настанет время, когда невиданные световые эффекты будут сопровождать выступления солистов, оркестров, хоров. В сочетании со звуком они создадут совершенно особое, прежде неизвестное эстетическое и эмоциональное воздействие* Быть может, симфонии звука и света дополнятся симфонией запахов. Такие опыты тоже ставились. (Но тут уж идея Леонтьева вряд ли подойдет: передавать «звуковую информацию» через обоняние — «слушать носом»! — едва ли удастся.)
Быть может, зал со слушателями будет даже двигаться. Еще в 30-х годах основоположник электромузыки Лев Сергеевич Термен исследовал влияние подъема и опускания пола концертного зала при различных музыкальных звуках. Иногда сила такого совместного воздействия звука и движения вызывала у слушателей незабываемое состояние, острое, упоительное, близкое к гипнозу. Похожий эффект Термен получал и в неподвижном зале, поднимая и опуская узорный орнамент, проектируемый на белые стены. Зрители, видевшие «поднимающуюся» стену, замирали. Им казалось, что они опускаются, падают вниз.
Даже осязание Термен пытался поставить на службу музыке. В поручнях кресел под ладонями слушателей двигались под музыку специальные ленты — то гладкие, то бархатистые, то шершавые. Весь человек, все его органы чувств могут быть затронуты искусством.
А инструменты! Сколько новинок появится в оркестре! Кружевные переходы тембров, необъятные аккорды, созвучия, составленные из ныне недоступных музыкальных интервалов, чистейшие мелодии, льющиеся в первозданных народных ладах. Звуки будут формироваться как наш голос — сложением высших обертонов. Это вольет в них чисто человеческую естественность, жизненность. Инструментальная музыка станет говорить, смеяться, плакать в прямом смысле этих слов.
Всемогущие и послушные человеческой воле музыкальные синтезаторы станут средством неведомой прежде творческой свободы композитора. На них можно будет не только сочинять музыку, но и выступать с богатейшими импровизациями. Даже современный аппарат такого рода — АНС, описанный нами, — приспосабливается сейчас для работы исполнителя. В будущем такие машины превратятся в универсальные музыкальные инструменты совершенно нового типа, инструменты, способные исполнить практически все, что потребует от них музыкант.
И управлять новыми инструментами исполнители будут не только руками да губами, как современные скрипачи, трубачи, пианисты, но и... взглядом и даже мыслью.
Это кажется неправдоподобным, но именно к таким поистине сказочным возможностям пробиваются упорные изобретатели. Еще тридцать лет назад Термен регулировал тембр звучания терменвокса, меняя направление своего взгляда. Перед исполнителем стояла горизонтальная планка с объективами, за которыми находились фотоэлементы, включающие тот или иной тембр. Срабатывала эта удивительная телемеханика лишь тогда, когда на фотоэлемент проектировалось изображение границы между белком и радужной оболочкой глаза исполнителя. Переводя взгляд с одного объектива на другой, музыкант вводил в «рабочий режим» то тот, то другой фотоэлемент и заставлял звучать инструмент то гулко и сочно, то остро и звонко.
А громкость звука электромузыкального инструмента Термен менял ... велением мысли. На руке у него было надето кольцо, которое снимало биотоки, они подавались на мощный усилитель и затем управляли усилителем звука. Музыкант думал об увеличении громкости, и биотоки сами притекали к его рукам, а прибор выполнял мысленный приказ человека.
Эти удивительные приемы не пошли, правда, дальше эксперимента, ибо тридцать лет назад радиотехника и автоматика были еще далеки от совершенства. Но сейчас положение складывается благоприятнее. Уже созданы электромеханические протезы человеческой руки, совершающие движения по сигналам биотоков. Все глубже раскрываются электрические процессы организма. И бесспорно, рано или поздно появятся поразительные музыкальные инструменты, повинующиеся, может быть, даже подсознательному желанию музыканта. Человек вольет свою волю и мысль в исполнительную и чуткую машину, которая станет как бы продолжением его пальцев и нервов. Что может быть фантастичнее! Не рабом, не придатком машины, а ее могучим властителем готовится стать человек.
Не боясь далекой мечты, мы вправе представить себе машины, воспроизводящие «мысленное пение», ликующую «внутреннюю музыку», так знакомую музыкально одаренным людям, когда у них, как говорят, «поет душа». Мы можем вообразить мысленное управление кибернетическими композиторами, творящими по заданию мысли музыкальные аккомпанементы, ритмические рисунки, мелодические вариации.
И всюду властителем безграничного звукового царства будет бессмертная человеческая песня, животворная воля художника.
***
Музыкант будущего... Он не откажется ни от скрипки, ни от рояля. Но он безмерно умножит эстетическую мощь традиционной музыки. Он придаст ей новую проникновенность и дальнобойность. Физик и лирик в одном лице, он соединит знание и вдохновение в согласный, неразделимый союз, подчинит себе бесценные дары расцветающей науки, станет хозяином новой, могучей техники. И во всем его гигантском, преображенном творчестве главным будет великое торжество всесильного человека, его неповторимого, всегда по-новому прекрасного чувства, его светлого, всепобеждающего разума.
