Ознакомительная версия.
Так же, как и Пушкин, Цветаева не была уверена в том, что Душа бессмертна, «от тленья убежит» не только в поэзии («Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»); пыталась представить Страну Свободы, «где смерти нет», улететь вслед за Пушкиным, за Рильке, оказаться в запретной стороне бытия. Неужели там, за гранью видимого мира, нет ни мысли, ни любви?! «Как, ничего!.. <…> Мне страшно!..» – могла бы написать и она. Пушкин заканчивал стихотворение «Надеждой сладостной младенчески дыша…» словами о необходимости долгой земной жизни. Цветаева своей поэмой жаждет утвердить потустороннее бытие, словно заранее предчувствуя: десятилетие спустя ее семья разделится пополам и замаячит отъезд в страну, где мысль несвободна.
«Имеет ли сама поэма качество красоты?» – задается вопросом О. Г. Ревзина, находя в концовке поэмы «как будто нечто альтернативное красоте» – «предзноб блаженства»114. «Поэму Воздуха» трудно назвать лучшим произведением или любимым произведением Цветаевой115. Цветаева писала ее после «С моря», «Попытки Комнаты», «Новогоднего», немного из последних сил и сама это чувствовала. На наш взгляд, поэма страдает некоторым нагромождением ассоциаций. В ней преобладание умозрительного начала над гармонией, она трудна для восприятия и истолкования. Отсутствие любовно-эротического начала Цветаева справедливо видела концом лирики. «Поэма Воздуха» не лирична, нелюбовна, кризисна. В 1941 году Цветаева подарит ее Ахматовой вместо новых стихов в момент поэтического молчания как весть о собственном конце116. Несмотря на антилиричность, отвлеченность, поэма, в которой Цветаева попыталась найти «новые слова» для воплощения таинственной сущности Посмертия, равно как рукописные материалы, к которым мы прикоснулись в процессе чтения, вероятно, еще долго будут предметом споров, исследовательских концепций.
Чье-то победы великодушье всех созвало за зеленый стол
К истории поэмы «Автобус»…
Победи изнуренья измор,
Заведи разговор по-альпийски.
Б. Пастернак
Альпийской реки по краям
Спешащим и шепчущим: что с ней?
Как будто бы всем тополям
Всё сразу сказали все сосны!117
М. Цветаева
Неоконченная поэма «Автобус»118 (апрель 1934 – июнь 1936 гг.), изданная дочерью поэта на основе полубеловых отрывков, – последняя поэма Марины Цветаевой. В 1938 году Цветаева взялась за переписывание некоторых своих вещей набело, в том числе поэмы «Автобус». Это было время разбора архива перед отъездом в СССР119. Поэма переписывалась с пометами о необходимых вставках, которые Цветаева собиралась ввести в основной текст и дописать концовку (БТ-7). Именно в 1938-ом году она читала ее М. Л. Слониму, на которого поэма произвела сильное впечатление, о чем он сообщает в своих воспоминаниях. Впервые поэма «Автобус» была издана в серии «Библиотека поэта» в 1965 году по БТ-7 А. С. Эфрон с восстановленными по тетради 1936 года (ЧТ-27) строфами 13,14, 25120. Читая рукопись, можно сделать вывод, что поэма действительно опубликована согласно последним авторским пометам, за исключением нескольких неточностей, как лексических, так и пунктуационных, а также введения строфы 13, пропущенной автором, и чернового варианта 14 строфы, заменной А. С. Эфрон, а также строфы 25, введенной в поэму по авторской помете121. В связи с искажениями при публикации приведем фрагменты из тетради поэта (БТ-7), записанные в 1938 году, а затем перейдем к самой поэме. В угловых скобках приведены строки, введенные в поэму А. С. Эфрон из черновой тетради на основе авторских указаний.
Препонам наперерез
Автобус скакал как бес.
По улицам, у‘же сноски122,
Как бес оголтелый несся
И трясся, как зал, на бис
Зовущий, – и мы тряслись —
Как бесы. Видал крупу
Под краном? И врозь, и вку‘пе —
Горох, говорю, в супу
Кипящем! Как зёрна в сту‘пе,
Как вербный черт123 – в спирту,
Как зубы в ознобном рту!
Кто – чем тряслись: от трясни
Такой – обернувшись люстрой:
Стеклярусом и костьми —
Старушка, девица – бюстом
И бусами, мать – грудным
Ребенком, грудной – одним
Упитанным местом. Всех
Трясло нас, как скрипку – трелью!
От тряса рождался – смех,
От смеху того – веселье
Безбожно-трясомых груш:
В младенчество впавших душ.
Я – в юность: в души восторг!
В девичество – в жар тот щёчный!
В девчончество, в зубный свёрк
Мальчишества, словом
∞∞∞∞∞∞∞∞ – точно
Не за-город тот дударь
Нас мчал – а за календарь.
От смеха рождалась лень
И немощь. Стоять не в силах
Я в спутнический ремень
Товарищески вцепилась.
Хоть косо, а напрямик —
Автобус скакал как бык
Встречь красному полушалку.
Как бык ошалелый – мчался,
Пока, описавши крюк
Крутой – не вкопался вдруг.
И лежит, как ей повелено —
С долами и взгорьями.
Господи, как было зелено,
Голубо, лазорево!
Отошла январским оловом
Жизнь с ее обидами.
Господи, как было молодо,
Зелено, невиданно!
Каждою жилою – как по желобу —
Влажный, тревожный, зеленый шум.
Зелень земли ударяла в голову,
Освобождала ее от дум.
Каждою жилою – как по желобу —
Влажный, валежный, зеленый дым.
Зелень земли ударяла в голову,
Переполняла ее – полным!
Переполняла теплом и щебетом —
Так, что из двух ее половин
Можно бы пьянствовать, как из черепа
Вражьего – пьянствовал славянин.
Каждый росток – что зеленый розан,
Весь окоём – изумрудный сплав.
Зелень земли ударяла в ноздри
Нюхом – так буйвол не чует трав!124
И, упразднив малахит и яхонт:
Каждый росток – животворный шприц
В око: – так сокол не видит пахот!
В ухо: – так узник не слышит птиц!125
По сторонам потянувши носом,
Вижу, что был совершенно здрав
Тот государь Навуходоносор —
Землю рыв, стебли ев, траву жрав126 —
Царь травоядный, четвероногий,
Злаколюбивый Жан-Жаков брат…
Зелень земли ударяла в ноги —
Бегом – донес бы до самых врат
Неба… – Все соки вобрав, все токи,
Вооруженная, как герой…
– Зелень земли ударяла в щеки —
И оборачивалась – зарей!
Боже, в тот час, под вишней —
С разумом – что – моим,
Вишенный цвет помнивши127
Цветом лица – своим!
Лучше бы мне – под башней
Стать, не смешить юнца,
Вишенный цвет принявши
За своего лица —
«Седины»? Но яблоня – тоже
Седая, и сед под ней —
Младенец…
Всей твари Божьей128
(Есть рифма: бедней – родней)
От лютика до кобылы —
Роднее сестры была!
Я в руки, как в рог, трубила!
Я, кажется, прыгала?
<Так веселятся на карусели
Старшие возрасты без стыда.
Чувствую: явственно порусели
Волосы: проседи – ни следа…>129
Зазеленевшею хворостиной
Спутника я, как гуся, гнала.
Спутника белая парусина
Прямо-таки – паруса была!130
По зеленям, где земля смеялась:
– Прежде была – океана дном! —
На парусах тех душа сбиралась
Плыть – океана за окоём!131
<(Как топорщился и как покоился
В юной зелени – твой белый холст!)
Спутник в белом был – и тонок в поясе,
Тонок в поясе, а сердцем – толст!>
Не разведенная132 чувством меры —
Вера! Аврора! Души – лазурь!
Дура – душа, но какое Перу
Не уступалось – души за дурь?
Отяжелевшего без причины
Спутника я, как дитя, вела.
Спутницы смелая паутина
Прямо-таки – красота была!
И вдруг – огромной рамой
К живому чуду – Аз —
Подписанному – мрамор:
Ворота: даль и глаз
Сводящие. (В сей рамке
Останусь вся – везде.)
Не к ферме и не к замку,
А сами по себе —
Ворота… Львиной пастью
Пускающие – свет.
– Куда ворота? – В счастье,
Конечно! – был ответ
Счастье? Но это же там, – на Севере —
Где-то – когда-то – простыл и след!
Счастье? Его я искала в клевере,
На четвереньках! четырех лет!
Четырехлистником! В полной спорности —
Три ли? четыре ли? Полтора?
Счастье? Но им же – коровы кормятся
И развлекается детвора
Четвероногая, в жвачном обществе
Двух челюстей, четырех копыт.
Счастье? Да это ж – ногами топчется,
А не воротами предстоит!
Потом была колода —
Колодца. Басня – та:
Поток воды холодной
Колодезной – у рта —
И мимо. Было мало
Ей рта, как моря – мне,
И всё не попадала
Вода – как в странном сне,
Как бы из вскрытой жилы
Хлеща на влажный зём,
И мимо проходила
Вода – как жизни – сон…
И, отеревши щеки133,
Колодцу: – Знаю, Друг134,
Что сильные потоки —
Сверх рта и мимо рук
И какое-то дерево облаком целым —
– Сновиденный, на нас устремило135 обвал…
– Как цветная капуста под соусом белым! —
Улыбнувшись приятно, мой спутник сказал.
Этим словом – куда громовее, чем громом
Пораженная, прямо сраженная в грудь:
– С мародером, с вором, но не дай с гастрономом,
Боже, дело иметь, Боже, в сене уснуть!
Мародер оберет – но лица не заденет,
Живодер обдерет – но душа отлетит136.
Гастроном ковырнет – отщипнет – и оценит —
И отставит – на дальше храня аппетит.
Мои кольца – не я: вместе с пальцами скину!
Моя кожа – не я: получай на фасон!
Гастроному же – мозг подавай, сердцевину
Сердца, трепет живья, истязания стон.
Мародер отойдет, унося по карманам —
Кольца, цепи – и крест с отдышавшей груди.
Зубочисткой кончаются наши романы
С гастрономами.
∞∞∞∞∞∞∞∞∞Помни! И в руки – нейди!
Ты, который так царственно мог бы —
∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞ любимым
Быть, бессмертно-зеленым (подобным плющу!) —
Неким цветно-капустным пойдешь анонимом
По устам: за цветущее дерево – мщу.137
Апрель 1934 – июнь 1936 гг.Ознакомительная версия.