Аделаида Котовщикова
Бабушка, будь моей дочкой!
Этот детсад не похож на ленинградский. Завтракают, обедают и полдничают здесь на террасе. В саду растут кипарисы, высокие-превысокие, торчат как вытянутое свечкино пламя, только пламя светлое, а кипарисы тёмные, почти чёрные. И пальмы растут, а ведь их только на картинках увидишь. И магнолии с огромными глянцевыми листьями и цветами — с большую чашку величиной. Таких деревьев в Ленинграде нет. По стене дома вьётся глициния, вся в лиловых цветочках, и пахнет так сильно, что хочется чихнуть. Вдали горы зелёные, лесом, как шкурой, покрытые, а над ними ещё горы, лиловатые, прозрачные какие-то… И не поймёшь, близко или далеко синеет море.
Папа приходит за Таней сразу после полдника, а то и во время полдника. Он прячется за толстым стволом кипариса, чтобы Таня его не увидела и не выскочила из-за стола. Но кто-нибудь из ребят всё равно его замечает и говорит Тане:
— Твой папа пришёл.
И Таня вертится и проливает молоко. Воспитательница качает головой. Папа выходит из-за кипариса, потому что прятаться уже бесполезно.
А за Вадиком Кривенко приходит старший брат — первоклассник.
Брат не таится за стволом кипариса. Он катает грузовики по песочнику, переодевает куклам платье задом наперёд или вообще наизнанку, влезает через окно в спальню и вылезает обратно, карабкается на развесистый миндаль и срывает продолговатые в плотной зелёной шкурке плодики. Сидя на суку, брат эти плодики раскусывает и съедает мягкое сладко-кислое (Таня попробовала) ядрышко. Ребята с завистью смотрят, как одно за другим ядрышки исчезают во рту брата.
Воспитательница сердито говорит брату Вадика:
— Мало я в прошлом году с тобой намучилась? Так ещё и теперь являешься шкодить!
Сверху вниз брат смотрит на воспитательницу с независимым видом: он ей уже неподвластен. Толстый Вадик с аппетитом уплетает булку с маслом, запивая её молоком. На своего брата он не обращает никакого внимания.
По обочине шоссе они идут вчетвером: Таня, папа, Вадик и брат, который заводит разговор.
— В Ленинграде сейчас холодно, — говорит он рассудительно.
— Да, не жарко, — соглашается папа.
— Скоро там у вас наступит лютая зима, — сочувственно говорит брат.
Папа смотрит на него с интересом:
— Это почему же?
— Потому что у нас наступит жаркое лето. А значит, в Ленинграде будет зима.
— Папа, правда, когда здесь лето, в Ленинграде зима? — спрашивает Таня.
— Ты, видно, считаешь, что Ленинград находится в другом полушарии, — говорит папа брату. — Нет, дружок, в том же самом. Просто Ленинград гораздо севернее Крыма. А ты, Танюха, как же этого не понимаешь? Ты ведь ленинградка!
Вадик останавливается. Он делает это через каждые пять шагов, потому что сандалия сваливается с его босой ноги. Папе надоедает ждать, пока Вадик обуется. Папа подхватывает Вадика под мышки и сажает себе на плечи. Теперь, чтобы смотреть Вадику в улыбающееся лицо, приходится задирать голову.
— Не подсовывайся мне под ноги, дочка, — говорит папа. — А то споткнусь об тебя, и всей компанией мы загремим под откос. И не завидуй, пожалуйста. Как пойдём вечером с моря, прокачу тебя на плечах.
Таня улыбается, предвкушая вечернюю прогулку. На обратном пути с моря — в гору идти трудно и всегда так спать хочется — Таня сидит у папы на плечах. Ей так высоко, что чуть-чуть даже страшно. Зато всё видно кругом. И разве с папой может быть страшно? Спокойно и ласково с папой. И очень интересно: обо всём папа Тане рассказывает, на все вопросы отвечает.
Идёт Таня возле папы, на Вадика смотрит, о хорошем думает и совсем позабыла, что на днях-то… плохое будет. У папы кончается отпуск, и он уедет обратно в Ленинград. А у мамы отпуск ещё не начался. И бабушка тоже не приезжает.
Папа уезжает, а Таня остаётся. Она остаётся с тётей Катей, папиной старшей сестрой, с двоюродным братом Витей, с ребятами в детсаду, с игрушками и с кошками, которых множество разгуливает по двору. Море, горы, кипарисы, тёплый, ласкающий кожу воздух тоже никуда не деваются. Но почему-то после папиного отъезда всё становится каким-то не таким.
Таня говорит тёте Кате:
— Давай играть. Я козлёнок, а ты моя мама.
— Давай, давай, — рассеянно отвечает тётя Катя. Она торопливо чистит картошку на ужин.
Таня подскакивает к ней:
— М-е-е! Ме-е-е!
Тётя Катя должна спросить: «Откуда ты прибежал, козлёнок?» И козлёнок расскажет, что прибежал он с высокой горы. А на горе-то, мама-коза, козлёнок повстречал волка!
Но тётя Катя говорит:
— Не суйся под ножик, ещё обрежешься. Пойди поиграй сама.
Таня уходит из кухни в комнату и скачет, взбрыкивая, возле сидящего за столом Вити:
— Ме-ме-ме!
— Таня! Таня! — кричит из кухни тётя Катя. — Не мешай Вите заниматься!
Таня отходит от Вити. А тот прислушивается, вскакивает и идёт во двор. Вслед за Витей Таня выбегает на крыльцо: куда это он помчался? A-а, ну конечно! Пришли Витины товарищи, большие мальчики-десятиклассники. Они усаживаются на скамейку под черешней и сразу начинают о чём-то спорить.
Таня спускается с крыльца и подходит к десятиклассникам. Постояв немного, дёргает за рукав того, что поменьше ростом:
— Правда, вон та кошечка очень красивая? Вон под кустом.
— Кошечка? — десятиклассник смотрит на Таню с недоумением. — Какая кошечка? — И поворачивается к товарищам. — По-моему, самые сложные задачи по физике это…
Витя берёт Таню за плечи и слегка отталкивает от скамейки:
— Танюшка! Отстань, пожалуйста! Ступай поиграй! У нас завтра экзамен.
Таня возвращается на крыльцо и печально смотрит, что делается вокруг.
Вершины дальних гор вспыхивают, ярко-розовые: перед тем как скрыться, солнце присело на них отдохнуть. На снег присело. Папа говорит, что на самой вершине и летом не тает снег. Но вот снег тускнеет. Солнце сползло за гору. Море из лимонно-жёлтого становится зеленоватым. Быстро темнеет. В кустах кто-то шуршит, ворошится. Может, очень даже сердитый кто-то… Таня вздыхает и уходит в дом.
За ужином Таня сидит с набитым ртом и не глотает.
— Это ещё что за фокусы? — сердится тётя Катя. — Ты же любишь жареную картошку.
— При папе люблю.
— Избаловали тебя. Хоть бы скорей твоей маме отпуск дали. Пишет: не дают сейчас. Попросила бы хорошенько…
Слёзы капают в Танину тарелку.
— Бабушка пусть приедет!
— Не может бабушка… С Петей сидит. Там другая бабушка заболела. Уже объясняли тебе.
Петя — другой Танин двоюродный брат.
— Пусть бабушка Петьку с собой возьмёт, — бурчит Таня.
— Тебя не спросили, как поступить. Молоко допивай! И живо в постель.
— Я буду с Витей телевизор смотреть!
Но тётя Катя беспощадно подхватывает Таню на руки и уносит в другую комнату. Быстро укладывает в постель, укрывает, гладит по голове, целует:
— Спи, моя маленькая!
— Сказку расскажи! — просит Таня.
— Некогда мне, Танечка. Ещё постирать надо. — Тётя Катя уходит и плотно закрывает за собой дверь.
Таня вытирает кулаком слёзы, прижимает к себе Мишку и шёпотом рассказывает ему сказку:
— Жили-были котята. Девочка и мальчик. Они были сёстры. А родителей у них не было. Вот и побежали котята куда глаза глядят. Вообще-то родители были, но у них отпуск у кого кончился, у кого ещё не начался. Вот бегут котята. И вдруг видят: мухомор стоит. Большо-ой, ядовитый такой! А это был знаешь кто? Злой волшебник, колдун. Как раз он не давал маме отпуск. И бабушку ко мне не отпускал. А меня сегодня, Мишенька, чуть не укусила пчела. Её тоже наслал мухо… мор…
Таня крепче прижимает к себе Мишку и засыпает.
Работает тётя Катя в теплицах, выращивает всякие цветы и растения. Да тут все работают в теплицах, и на плантациях, и на опытных участках, и на виноградниках, и в каких-то дендрариях. Никто не работает на заводе, как Танин папа. Папа у Тани инженер и занят с утра до вечера. А мама у Тани геолог и тоже с утра до вечера в своем институте. Таня утром встаёт — оба уже убежали, домой приходят — Таня уже спит. Только в выходные дни и увидишь родителей.
Об этом Таня раздумывала, печалясь, что вот наступил выходной, а ни мамы, ни папы нету. Правда, тётя Катя есть. Сразу после завтрака уселась за прибранный стол и Таню возле себя усадила:
— Диктуй письмо родителям!
Тётя Катя весёлая: два экзамена Витя сдал на пятёрки. Ещё экзаменов пред-сто-ит, может, двадцать. Плохое дело: пока не сдаст все экзамены, и самые страшные и не очень, Витя с Таней играть не будет. Чему же радоваться?
