Василий Голышкин - Улица становится нашей

Сердитая сдавала дела. Она уезжала учиться. Рядом с Сердитой по школе ходила новая вожатая, тоненькая, светлая, и улыбалась. Это было так необычно, что пионеры, привыкшие видеть Сердитую всегда озабоченной и хмурой, смотрели на новую вожатую, как на чудо.

Карандаш в руках Сердитой работал, как дятел: ставил точки в ведомости сданного имущества.

Пионерская, куда вошли обе вожатые, напоминала ухоженный дровяной склад. Там и тут возвышались аккуратные поленницы пионерских дел: неведомо когда и кем составленные альбомы, пересушенные гербарии, пожелтевшие книжки-самоделки…

На стене висели два стенда. Перенесенные в какой-либо музей, они легко могли бы сойти за оклады старинных икон.

При виде стендов Сердитая оживилась и пустила в ход карандаш.

«Пионерских законов — десять. Точно. Пионерских ступенек — три…»

Самодовольная улыбка, как жулик, проглянула было на лице Сердитой и тут же спряталась. Сердитая умела сдерживать свои чувства.

Из пионерской отправились в поход по классам, в которых, согласно расписанию «пионерской пятницы», проходили сборы. Сегодняшняя пятница была посвящена проводам пернатых.

Вожатые зашли в классную комнату.

У доски стояла девочка и, как фокусник, тянула изо рта рассказ о том, какую пользу приносят человечеству птицы.

— Пионерка Селезнева делает сообщение о пользе пернатых, — сказала Сердитая.

Вторая, третья, четвертая, пятая классные комнаты не внесли сколько-нибудь заметного разнообразия в пионерские сборы. И только в шестой вожатых ожидал сюрприз: она была пуста.

— Этого не может быть! — воскликнула Сердитая. — У них сбор, посвященный пользе пернатых.

Но класс был пуст. Если, конечно, не считать клочка бумаги, пришпиленного к стенду-окладу с пионерскими ступеньками. И на этом клочке было написано:

«Установив, что птица дрофа может сожрать за день 1106 хлебных жуков кузек, 68 свекловичных долгоносиков, 1 щитоноску, 4-х мавританских клопов, 10 штук итальянской саранчи, мы решили этому делу не препятствовать.

Установив также, что если кормить человека одним витамином «С» («Скука»), он может потерять интерес к жизни, мы решили перейти на другие витамины: В, И, Н («Весело», «Интересно», «Нужно»). Прощай, «пятница»!

Отряд имени Юрия Гагарина. Председатель Икар Воронок».

Чрезвычайное происшествие согнало в пионерскую комнату всех членов и всех председателей советов отрядов.

Сердитая спрашивала:

— Где шестой «Б»?

Но этого никто не знал. А тот, кто догадывался, не хотел говорить. Наконец, когда Сердитая в десятый раз задала свой вопрос, одна слабая духом черноволосая девочка с белыми лентами в косичках не выдержала и сказала:

— Я, кажется, знаю, только мне неловко…

— …ябедничать? — подхватила Сердитая. — Не бойся, Сорокина. Когда говорят при всех, это не ябеда.

И все же на душе у Сорокиной было очень скверно, когда она проговорила:

— Они сказали, что пойдут в какую-то зону.

В пионерской стало тихо. Сердитая обвела ребят недоуменным взглядом и растерянно проговорила:

— В какую зону?

И тут новая вожатая повела себя очень странно. Тихо улыбнулась и сказала:

— Я знаю в какую. Если хотите — провожу.

Утро накануне описанных выше событий началось в семье Сергеевых с восстания дочерей. Подняла его пятиклассница Лариса.

— Ляля! — сказала мама за завтраком. — Подай нож.

Лялька и бровью не повела.

— Ля-ля! — Мамины глаза сверкнули.

Лялька предусмотрительно спрятала руки под фартук.

— Ля…

Нота повисла в воздухе.

… — Мама, кого ты зовешь? Здесь нет никакой Ляли, — сказала Лялька.

Мама растерялась.

Папа фыркнул в стакан и закрылся газетой. Дедушка на пенсии — Егор Егорович — крякнул и лукаво прищурился, соображая, должно быть, что бы такое-этакое по данному поводу высказать.

Первым капитулировал папа — Сергей Егорович.

— Лариса так Лариса, — примирительно сказал он. — Из маленького получилось большое. Все закономерно.

Дедушка сдался еще охотней:

— Сергеевна, стало быть. Ай, комар…

«Комара» Лялька пропустила мимо ушей. Она ждала, что скажут мама и старшая сестра Валентина. Маму выручил телефон.

Дз-з-з…

— Алло! — окликнула мама кого-то в трубке. — Вам Ларису? Пожалуйста…

Младшая с торжеством посмотрела на старшую. Бунт Ларисы против Ляльки, кажется, увенчался успехом. Больше никто в семье не посмеет звать ее этим люлечным именем.

Но Валентине было не до сестры. Она сама готовилась к свержению нежного родительского ига, и ее бунт был не чета Лялькиному бунту.

Начался он так. Валентина, собираясь в школу, не взяла почему-то учебников, по которым должна была преподавать русский язык и литературу.

— Валентина, а учебники? — напомнила мама.

— Они мне не нужны…

— Как — не нужны? — не поняла мама. — А учить по чему будешь?

— Вот теперь мой учебник, — сказала Валентина, и пионерский галстук алым серпиком лег на ее плечи.

— Как? — возмутилась мама. — Тебя еще по совместительству вожатой назначили?

— Не по совместительству, мама, а по желанию. И не вожатой, а старшей.

— Ничего не понимаю… Ведь ты на учительницу училась.

— А выучилась на вожатую. И довольно об этом.

— Выучилась на вожатую… Разве это должность?

— А почему бы и нет? — рассудительно заметил папа. — Если выбирать на вкус…

Но ему так и не удалось пофилософствовать.

Мама хлопнула дверью и вышла из комнаты. Папину мысль закончил Егор Егорович.

— Если выбирать на вкус, то это самая красная должность и есть, — сказал он.

— Почему красная? — выскочила Лялька. — Потому что красивая или потому что большевистская?

— Понимай как хочешь, — сказал дедушка. — Не ошибешься.

В комнату вошла мама. В правой руке двумя пальчиками, словно жабу, она держала Лялькин портфель.

— Лариса, что это такое? — спросила мама. Лялька молчала.

— Отвечай, что это такое?

— Ну, портфель.

— Чей?

Фиолетовое пятно, похожее на Каспийское море, помешало Ляльке сказать «мой». На ее портфеле морей не было.

Задать ревака? Лялька могла это сделать запросто. Но Ляльки больше не существовало. А сменившей ее Ларисе плакать было не к лицу. Однако с кем же это она перепутала свое книгохранилище?

Бросив портфель на стол, мама вышла из комнаты. Папа и дедушка также покинули место странного происшествия. Маме и папе пора было идти на службу, дедушке Егору Егоровичу — так… никуда.

Лялька раскрыла портфель.

— Игорь Воронов… Шестой «Б»… Карта какая-то… — Она нетерпеливо пожала плечами.

— А ну, покажи, — заинтересовалась вдруг Валентина.

— Не трогай, не твое! — возмутилась Лялька.

— И не твое, кажется, — напомнила Валентина, мягко отстраняя сестру.

Разложила карту и удивилась. Перед ней был план родного Зарецка. Валентина узнала круглый, как пятак, Рынок — площадь в центре, от которой лучами разбегались три Чапаевских и две Еленинских улицы… Голубой ремешок Снежки — речки-малютки, опоясавшей город… Черную пряжку моста, переброшенного с одного берега на другой.

И все же было в плане Зарецка нечто такое, что заставило Валентину усомниться в достоверности лежащего перед ней документа.

Во-первых, равнобедренный треугольник, образованный Третьей Чапаевской, Первой Еленинской улицами и речкой Снежкой, был почему-то заштрихован легкой, как дымка, оранжевой краской и назывался очень странно — «Зоной действия «Восток-1». Во-вторых, в этой зоне были помечены такие объекты, о которых Валентина — юная старожилка города — отродясь не слышала: «Фабрика художественного литья», «Комбинат добрых услуг», «Театр зеленой лужайки», «Судоверфь «Красное Сормово».

Судоверфь в Зарецке?.. Валентина удивилась. Судоверфь… Морской порт… Космодром… Стоп! А почему бы и нет? Одни сочиняют фантастические книжки. Другие рисуют фантастические картины. Третьи составляют фантастические карты. Ничего особенного. Все закономерно, как говорит папа. Захотел и поместил в излучине Снежки, возле пешеходного моста, судоверфь. Даже интересно.

Валентина улыбалась.

«Дата выпуска первой продукции…» Эти слова, вынесенные из поля карты, не сразу бросились в глаза, но когда Валентина прочитала их, улыбка тотчас спрыгнула с ее губ. «Дата выпуска» была назначена на 5 сентября, то есть на завтра. Фантастическое становилось реальным, хотя и оставалось по-прежнему загадочным.