По соседству с домом, где жили Дима и Тима, находился Парк культуры и отдыха. Всякий раз, отправляясь туда, приятели думали не столько о культуре, сколько об отдыхе. Однажды они увидели, что в так называемом «зеленом лектории» парка под совершенно открытым небом кто-то выступает, ухватившись за ножку микрофона, словно за посох. На бумажном листе было написано: «Вход свободный. Лекция бесплатная».
— Хорошая лекция! — сказал Тима.
Они вошли в «зеленый лекторий».
— Зачем для него такое название придумали? — удивился Тима. — Зеленый!
— А чем это тебя не устраивает?
— Говорят, знаешь, «зеленая тоска», «зеленая скука»… А тут все же лекторий. Серьезное дело! Могли бы назвать оранжевым. Или синим!
— Неужели тебе не понятно, почему он «зеленый»? — спокойно изумился Дима. И как бы окружил лекторий медленным взглядом. Со всех сторон его окаймляли не каменные стены, а кусты и деревья.
Оказалось, что с лекцией выступал кандидат наук.
— А куда он… кандидат? — спросил Тима. Он был мастером вопросов, на которые часто нельзя было отыскать ответов.
— Кандидат в доктора наук, — на сей раз нашел ответ Дима.
Имена приятелей отличались друг от друга лишь одной буквой. Но Димино имя начиналось с пятой буквы алфавита, а Тимино — с восемнадцатой. Таким образом, Дима был впереди. Он жил на девятом этаже, а его приятель — на третьем. И Дима в буквальном смысле слова поглядывал на него сверху вниз. Итак, с одной стороны, он находился выше, а с другой — впереди.
Кандидат высказал много важных, глубоких мыслей. Но приятелям особенно понравилась мысль о том, что взрослые, оказывается, должны не только любить детей, но и уважать их.
— Надо сообщить об этом родителям! — сказал Тима.
— Не поверят, — авторитетно заверил Дима, который оценивал события и факты реалистически. Тима же был фантазером… Он задавал непредсказуемые вопросы и выдвигал идеи столь дерзкие, что они могли быть осуществлены лишь «под редакцией» Димы.
Если же искру идеи высекал Дима, Тима воспламенялся так бурно, точно она попадала в сухой мох или в перегревшийся торф.
— С любовью родители взирают на меня каждый день, — сказал Дима. — А с уважением взглянули один раз в жизни: когда я получил письмо из детской библиотеки.
— Всего один раз уважали? Тебя?! — воскликнул Тима.
— Не кипятись. Уважение, честно говоря, надо заслужить.
— А ты не заслужил? Ты?!
Тима возмущенно вскинул вверх свои худые руки, распрямив острые локотки. Из чувств, которые Тима испытывал к своему другу, уважение как раз было на первом месте, а любовь — на втором. Все у Тимы было острым и немного вздернутым: нос, уши, тонкими иглами стоявшие волосы. Казалось, все в нем хотело дотянуться до девятого этажа, где жил его друг.
— Уважали тебя только один раз? За всю жизнь? Ну знаешь… А в чем выражалось это самое… «одноразовое» уважение?
— Мама сказала отцу: «Уже получает письма!» — «Я в его возрасте не получал!» — ответил отец. А мне писали, что я должен вернуть «Всадника без головы».
— И ты им об этом сказал? Признался?!
— Зачем же? — усмехнулся Дима. И вздохнул: — Больше мне никто не писал.
— Давай я тебе напишу! — бурно воспламенился Тима.
— С третьего этажа на девятый?
— Ну и что?! Внизу, на конверте, я укажу: «Обратный адрес: «ТИНИЗУ». Это будет означать: Тимофей Николаевич Зуев. То есть я! Но они-то не догадаются… Подумают, что это какое-нибудь учреждение. И станут тебя уважать! — Тима воспламенялся все больше. — А ты пошлешь ответное письмо мне.
— С девятого на третий?
— Вот именно. Обратный адрес: «ДМИПЕКА» — Дмитрий Петрович Кашин… То есть ты! Они будут соображать, расшифровывать. А я буду молчать: дескать, организация секретная. Тоже зауважают!
— А если они вскроют конверт — и всё поймут?
— Не вскроют! — уверенно сказал Тима. — Они у меня очень интеллигентные. А твои?
— Тоже интеллигентные.
— Повезло нам с тобой! — воскликнул Тима, как бы благодаря родителей за это их качество.
— Деликатным быть трудно, — пояснил Дима, будто на себе испытал сложности, которые сулит деликатность. — Вот хочется прочитать чужое письмо, руки чешутся, а нельзя! Совесть не позволяет.
— Без совести, наверно, жить легче? — предположил Тима.
— Но противнее.
— Прости. Это я так спросил.
Чтобы замять неудачный вопрос друга, не сосредоточиваться на нем, Дима продолжал:
— Мои родители из всего, что лежит у меня на столе и в портфеле, заглядывают только в дневник. И то спрашивают разрешения.
— А если ты запретишь?
— Тут, я думаю, они, несмотря на свою деликатность…
— И мои тоже! Всему есть предел.
— Интеллигентность может быть беспредельной!
— Тогда чего же они…
— Проверять наши с тобой дневники — это их долг, — пояснил Дима. — А верность долгу — тоже проявление интеллигентности.
Тима смотрел на своего приятеля, казалось, не в оба, а в целых четыре глаза. Нет, недаром Дима жил на шесть этажей выше! И недаром в их «дуэте», как сказала однажды классная руководительница, Дима «пел первым голосом».
— Значит, договорились: начнем друг другу писать, — подвел итог Дима. — Особенно будет доволен мой папа.
— Почему?
— Он против телефонов очень настроен. Говорит, из-за них люди стали реже встречаться и писать друг другу. Конечно, набрать номер проще, чем тащиться в гости или засесть за письмо!
От этих Диминых слов Тимина фантазия стала вновь неумерено возгораться:
— Слушай… давай посылать не простые письма, а заказные. Мама и папа будут расписываться в книжке у почтальона. Еще больше зауважают!
— Давай заказные.
— Слушай… А если хоть разок ценными послать? Ну, там… оценить на рубль или на пятьдесят копеек! И попросить родителей сходить за ним. Ценные письма только на почте по паспортам выдают. Фамилии у нас с ними одинаковые — им и выдадут. А? Заполнят квитанции, постоят в очереди… И запомнят, как говорится, на всю жизнь!
— Ну, это ты чересчур. Пять минут назад говорили о совести…
— А если авиапочтой?!
— С этажа на этаж по воздуху переправлять? А где совершать посадку? Остановись, Тимка!
Останавливаться Тиме всегда было труднее, чем разбегаться. Все же он подчинился:
— Ладно… Для начала просто опустим в ящик. Сочиним и опустим… Прямо на этой неделе!
Планы свои он осуществлял без промедления.
— Тогда пошли по домам, — согласился Дима. — К тебе как обращаться: «уважаемый» или «дорогой»?
— Пиши: «дорогой и уважаемый».
— Хорошо ты к себе относишься!
— А кто к себе относится плохо?
Дима осуждающе покачал головой:
— Я, например, нахожу в себе недочеты.
— А я в тебе — нет!
Тима действительно любил друга.
Казалось, что характеры у Димы и Тимы были совершенно разные и что они, как не раз подчеркивала учительница физики, «притягивались, согласно закону о притяжении разноименных зарядов».
Димин папа решительно выступал против такой точки зрения:
— Кто сказал, что характер и темперамент — это одно и тоже? Темпераменты у вас, к счастью, не похожие, но характеры…
Димины родители были врачами-терапевтами. И считали, что бурное проявление чувств отрицательно влияет на нервы, а что нервы влияют вообще на все. Поэтому они воспитывали сына человеком, «не теряющим равновесия».
— Но равновесие и равнодушие — тоже разные вещи, — доказывал Димин папа. И мама с ним соглашалась.
Они ценили дружбу Димы с Тимой и уверяли, что, если бы характеры были разными, их союз бы давно развалился.
— В дружбе, — говорил Димин папа, который не прочь был пофилософствовать, — действуют не законы физики, а законы человеческого общения. И тут притягиваются как раз одноименные воззрения и характеры.
В самом деле Дима и Тима на многое реагировали одинаково. Они не пробегали мимо людских слез… Они не могли спокойно видеть одиноких собак — и сразу начинали превращать их из бездомных в домашних. В результате вместо школьного «живого уголка» постепенно образовались две «живые комнаты», переполненные визгом и лаем. И еще кое-что объединяло друзей! Ну например, имена и отчества их родителей. Нет, они были разными. Но вместе с тем… Диминого папу звали Петром Петровичем, его маму — Александрой Александровной, а Тиминого папу — Михаилом Михайловичем. Это редкое совпадение друзья не хотели считать случайным! И лишь Тимина мама нарушала гармонию, как бы выбиваясь из ряда: она звалась Антониной Семеновной.
— Была бы она у нас Василисой Васильевной! — посетовал Тима.
— И что тогда? — спросил Дима. — О наших семьях рассказали бы в передаче «Очевидное — невероятное»?
