Ирина Исаевна Шкаровская
Никогда не угаснет
Три девочки, три подружки идут по улице. Идут они не рядышком, а так: одна по правой стороне, другая по левой, третья — посредине. А середина — бульвар. На бульваре в два ряда выстроились старые тополя. Верхушки их почти касаются неба, и когда девочка щурит глаза, ей кажется, будто между тополями вьётся голубая узкая дорожка. Три подружки совсем разные. Цвета спелой пшеницы волосы, подстриженные квадратной гривкой, чёрные, как маслины, глаза и на носу одна-единственная крупная веснушка — это Липа. У Сони — наоборот: глаза светлые, а тёмные волосы вьются упругими, мелкими колечками. Можно подробнее описать внешность третьей девочки — Инки. Но не это важно. Главное — это её рост.
— Высокая у вас дочка! — любезно говорят Инкиной маме знакомые. А мальчишки называют девочку «каланчой».
— А ну, подвинься, каланча. Ты заслоняешь доску!
— Каланча, иди сюда!
Инка проклинает свой высокий рост и, чтобы казаться ниже, всегда сутулится и подгибает копенки.
И характеры у трёх подружек разные. Соня почти всегда грустит. Ей нравятся книжки с печальными концами, и она любит рассказывать всякие жалобные истории. А Липа весёлая и смешливая. Смеётся она так заразительно, что, глядя на неё, всем невольно становится смешно. Ну, вот, например, входят Липа с Инкой в магазин. Инка говорит продавцу:
— Дайте нам, пожалуйста, четыре тянучки.
Вдруг она слышит, как за спиной её кто-то хихикает. Она оглядывается и видит Липино раскрасневшееся от смеха лицо.
— Что с тобой случилось? — спрашивает Инка подружку.
Вопрос этот вызывает у Липы новый приступ смеха. Закрывая рот руками, она стонет:
— Ой… Не могу.
Инке тоже становится смешно. Подталкивая друг дружку, они забиваются в угол магазина за большую бочку с сельдями. Стоят там и давятся от смеха.
— Девочки! Что вам отпустить? — громко спрашивает продавец.
Инка подходит к прилавку и, кусая губы, бормочет:
— Четыре тянучки.
Из-за бочки доносится Липин приглушённый смех, похожий на рыдание. Покупатели смотрят на девочек. Одни добродушно улыбаются, во взглядах других можно прочесть:
«Теперешние дети! Вы только посмотрите, как они воспитаны!»
А Липа и Инка, получив покупку, выходят на улицу. Рты у них набиты сладкими тянучками. Смеяться больше нет сил.
— Ну… — интересуется Инка, — чего мы смеялись?
— Ты сказала: дайте, пожалуйста, четыре тягнучки… Ой, не могу.
И снова взрыв смеха.
Такие они — три подружки: Инка, Липа, Соня. Самые обыкновенные девочки, одна на другую не похожие. А вот одеты они одинаково! Они одеты в юнгштурмовские костюмы. Юнгштурмовский костюм — это защитного цвета юбка, такая же гимнастёрка, широкий кожаный ремень и портупея. Как у красноармейцев. У Инки на голове красная косынка, а Липа и Соня в мужских кепках. У каждой из девочек висит через плечо длинная жестяная кружка с узенькой щёлочкой в крышке. Подружки бегут вниз по бульвару Шевченко и не пропускают ни одного человека, идущего им навстречу:
— Товарищ!
— Гражданин!
— Дяденька!
— Тётенька! Пожертвуйте…
Быстрым шагом, — должно быть, торопится на смену, — идёт рабочий в синей спецовке.
— Дяденька! — Инка загораживает ему дорогу. — Пожертвуйте, сколько можете, в пользу беспризорных.
Он шарит по карманам, находит пятак и опускает его в Инкину кружку.
— Большое спасибо! — Девочка вынимает из картонной коробочки бумажный жетон, на котором написаны две большие буквы «ДД», и прикрепляет его к лацкану пиджака рабочего. «ДД» означает: «Друг детей».
— Эх ты, пионерия! — ласково говорит рабочий и, улыбнувшись, щёлкает Инку по носу, как маленькую. Но ей некогда обижаться. Вверх по бульвару поднимается старушка с клеёнчатой кошёлкой в руке.
— Бабуся, пожертвуйте хоть копейку. Мы на беспризорников собираем, — подлетает к старушке Инка.
— Это на охальников-то? Они у меня на прошлой неделе ридикюль вырвали.
Инка сочувственно кивает головой.
— Такой был ридикюль! Из настоящего лака!
Старушка долго развязывает свою клеёнчатую сумку, вынимает кошелёк, завёрнутый в носовой платок, достаёт оттуда бумажный рубль. У Инки даже дух захватывает.
— Дай сдачи девяносто восемь копеек! — требует старушка.
Девочка разочарована. И смущена. Ей не хочется возиться со сдачей и в то же время жаль потерять две копейки. Только несколько секунд уходит на колебание. Затем она устраивается на скамейке, переворачивает кружку вверх дном, и из узенькой щёлочки высыпаются ей на колени гривенники, пятаки, копейки. Старушка терпеливо ждёт, и Инка отсчитывает ей ровно девяносто восемь копеек. А в это время по бульвару проезжает мороженщик в белом халате. Он толкает перед собой голубую тележку и громко возвещает:
— Морожено! Сливочно морожено!
Инка старается не смотреть в сторону мороженщика. Ух, как жарко! Последние дни августа, но солнце печёт немилосердно. Если б у Инки были деньги, она купила бы себе мороженое. Но порция стоит пять копеек, а собственных денег у неё только две копейки. Ничего не поделаешь!
Внимание девочки привлекает монашка. Высокая, в чёрном подряснике с широким поясом, туго перетягивающим талию, она быстро поднимается вверх.
— Гражданочка! Извините… — Инка вырастает перед монашкой.
Та неохотно останавливается. У неё круглое лицо с ямочкой на подбородке, маленькие острые глазки и шрам на лбу.
— Гражданочка! Пожертвуйте…
— Бог подаст! — отрезает она и, не глядя на Инку, проходит мимо.
Инка ошеломлена.
— Тоже ещё!.. — возмущенно произносит она. Соня и Липа остановились, смотрят вслед монашке. Такого ещё не было! Ещё никто не отказывался пожертвовать в пользу беспризорных! Даже нэпманы, бывшие барыни и домовладельцы, известные своей скаредностью, и те хоть копейку жертвовали. А вчера один старенький священник бросил в Инкину кружку двадцать копеек. Правда, он долго говорил, что жертвует не просто так, а Христа ради, и что бедные сироты-беспризорники, конечно, не повинны в том, что революция взбаламутила всё и перевернула вверх дном. Он долго поучал Инку и всё кивал своей смешной, пегой бородкой. Но двадцать копеек всё-таки дал. А эта монашка копейку пожалела, вот противная!
И всё же кружка Инкина наполняется монетками.
Через час девочки, усталые, но довольные, являются в районное правление общества «Друг детей». В большой комнате сидит за столом председатель правления, а перед ним выстроилась целая очередь пионеров с кружками. Среди них девочки сразу замечают своих приятелей; Диму Логвиненко, Лёню Царенко и Толю Фесенко.
— А, святая троица пришла! — насмешливо говорит Дима.
Пионеры сдают председателю правления деньги, получают расписки и все вместе выходят на улицу.
Теперь они уже не торопятся и не останавливают прохожих, а спокойно идут и мирно болтают. А болтать им есть о чём. Учатся они в одной школе, в одной группе, к тому же все они не просто рядовые мальчики и девочки, а пионеры-активисты.
Димка — маленький, щуплый, гимнастёрка широка ему в плечах, а рукава длинны. С первого взгляда можно подумать, что это робкий, хилый мальчик. Но так можно подумать только с первого взгляда. Стоит Димке заговорить своим решительным голосом, как становится ясно, с кем имеешь дело. С виду и Лёня Царенко малопредставительная личность. Долговязый, жёсткие патлы, ходит, странно разбрасывая руки и забегая вперёд. Очки его поминутно сползают на короткий нос. Лёня — редактор газеты «Красный школьник» и знаток международного языка эсперанто.
Итак, идут по бульвару Шевченко друзья-пионеры и болтают: о предстоящей облаве, о том, что через пять дней кончаются каникулы и начнутся занятия.
— Ох! Я уже соскучилась по школе, — говорит Липа.
— Была бы охота! Чего я там не видел! — лениво возражает Толя. А Лёня, шмыгнув носом, говорит:
— При социализме вообще не будет…
— Чего не будет? — все поворачивают головы к Лёне.
— Учителей. Их заменит радио. Вот!
Несколько минут все молчат, ошарашенные этим сообщением. Потом Липа разражается смехом:
— Представляю… — хохочет она, — вместо учителя — труба, громкоговоритель… Ученики тогда смогут на головах ходить!
А Соня сердито произносит:
— Не хочу… Не хочу никаких громкоговорителей. Это значит, я не буду видеть Павла Остаповича… И Лидию Михайловну…
Два этих имени вызывают у детей ласковое воспоминание: перед их мысленным взором сначала возникает сутулый, большелобый человек с пышными седыми усами — учитель украинской литературы. Затем учительница русской литературы — круглолицая, добрая, на уроках всегда взволнованная.