Радий Петрович Погодин
Рассказы о веселых людях и хорошей погоде
Дом стоял на отшибе, у самого леса. Домишко маленький, без крыльца. Стены срублены из толстых, серых от времени брёвен. Из пазов торчал голубоватый мох. В домике одна комната. Если загородить её мебелью, она покажется не больше спичечного коробка. А сейчас хорошо — комната пустая. Только в углу лежат друг на друге два жарко-красных матраца.
— Тишина, — сказал Анатолий.
— Благодать, — сказал Кирилл. — Для ушей здесь курорт…
В пяти шагах от домишки лес: ели, укутанные в колючий мех, мускулистые сосны, берёзы в бело-розовом шёлке. Простодушный родник выбивался из-под земли и тут же прятался в междутравье, ослеплённый солнцем.
Кирилл привёз с собой краски, холсты и картоны. У Анатолия — чемодан толстых и тонких научных книжек. Вот и весь багаж, если не считать рюкзака, набитого съестным припасом.
Кирилл и Анатолий бродили вокруг дома, жевали траву — все дачники жуют траву, — мочили волосы родниковой водой, лежали под деревьями.
Тишина вокруг была мягкая, ласковая; она будто гладила по ушам тёплой пуховкой.
Анатолий поднял руку, сжал пальцы в кулак, словно поймал мотылька, и поднёс кулак к уху Кирилла.
— Слышишь?
— А что?
— Тишина. Её даже в руку взять можно, — Анатолий улыбнулся и разжал кулак.
— Я есть хочу, — сказал Кирилл. Он подумал, поглядел на старые брёвна, на крышу из чёрной дранки. — Слушай, в нашем доме чего-то недостаёт.
— Чего?
— Пойдём посмотрим…
Они вошли в дом. Тёплые половицы блестели, словно залитые лаком. Толстый шмель кружился вокруг рюкзака.
— Знаю, — сказал Кирилл. — У нас нету печки.
Анатолий лёг прямо на пол, сощурился под очками, набрал воздуха в грудь. Грудь у него плоская, вся в рёбрах, будто две стиральные доски, поставленные шалашом.
— Проживём без печки. Подумаешь, горе какое!
— А где мы будем кашу варить?
— А мы не будем кашу варить. Давай питаться всухомятку.
— Нельзя. У меня желудок, — ответил Кирилл.
— Тогда давай сложим очаг во дворе. — Анатолий воодушевился, вытащил из рюкзака пачку печенья. — Очаг — основа культуры. Начало цивилизации. Очаг — это центр всего. — Когда в пачке не осталось ни одной печенины, он вздохнул с сожалением. — Давай всухомятку? Не надо жилище портить.
— Дом без печки — сарай, — упрямо сказал художник.
Анатолий опять набрал полную грудь лесного воздуха, потряс головой:
— Воздух здесь какой…
— Ага, — согласился Кирилл. — Пойдём к председателю, пусть нам поставят печку.
Они пошли в деревню — мимо жёлтой пшеницы, по островкам гусиной травы, мимо васильков и ромашек. Ласточки на телеграфных проводах смешно трясли хвостиками. Наверно, их ноги щипало током, но они терпели, потому что лень летать в такую жару.
В деревне тоже было тихо. Все в полях, на работе. Только в окошке конторы, как в репродукторе, клокотал и хрипел председательский голос:
— Обойдётесь. Здесь один трактор. Силос уминает.
Председатель помахал гостям телефонной трубкой.
— Плату принесли? Заходите.
У небольшого стола, заваленного накладными, актами, сводками, сидела девушка. Она плавно гоняла на счётах костяшки.
— Понравился домик? Отдыхайте… Хибара для хозяйства непригодная, я её для туристов оборудовал. Сима, прими у товарищей плату за помещение.
Девушка отодвинула счёты.
— У нас нет печки, — сказал Кирилл.
— Чего?
— Печки у нас нет.
Председатель вытер шею платком. Девушка обмахнулась листочком. Они будто не поняли, о чём идёт речь.
— Жара, — сказал председатель.
— Всё равно, — сказал Кирилл. — Плату берёте, а дом без печки — это сарай. На чём мы будем пищу варить?
Председатель страдальчески сморщился:
— Какая тут пища! Тошнит от жары.
— У меня язва, — сказал Кирилл, — мне горячая пища нужна.
Грохнув, распахнулась дверь. Плечистый детина втащил в контору мальчишку.
Девушка-счетовод быстро поправила кудряшки, подпёрла пухлую щёчку указательным пальцем.
Детина тряс мальчишку с охотничьим рвением.
— Во! — рокотал он. — Попался!
— Чего тащишь?! — кричал мальчишка.
Контора заполнилась их голосами. Сразу стало веселее и прохладнее.
Парень толкнул мальчишку на табурет.
— Чума! Пятый раз с трактора сгоняю…
— Потише. За версту слышно, как орёшь, — огрызнулся мальчишка, заправляя майку под трусики.
— Зачем на трактор полез?! — снова загремел парень. Голос у него как лавина: услышишь такой голос — прыгай в сторону. Но мальчишка не дрогнул.
— Сам только и знаешь возле доярок ходить. А трактор простаивает.
Девушка-счетовод дёрнула счёты к себе. Костяшки заскакали туда-сюда, хлёстко отсчитывая рубли, тысячи и даже миллионы. Парень растерялся.
— Сима, врёт! Ей-богу, врёт. Только попить отошёл.
Мальчишка скривил рот влево, глаза скосил вправо. Лицо у него стало похоже на штопор.
— Попить, — хмыкнул он. — За это время, сколько ты возле доярок ходил, три бидона молока выпить можно.
Костяшки на счётах заскакали с электрическим треском.
— Сима, врёт!!! — взревел парень.
Девушка медленно подняла голову. Лицо у неё было надменным; она даже не посмотрела на парня.
— Сводки в район посылать? — спросила она.
— Эх, — сказал председатель. — Скорее бы, Ваня, тебя в армию взяли. Иди силос уминай. Как ещё узнаю, что трактор простаивает, в прицепщики переведу.
— Я что, я только попить… — Парень показал мальчишке кулак величиной с капустный кочан.
Мальчишка бесстрашно повёл плечом.
— Я тебя сюда не тащил. Клавка тебя с фермы выгнала, так на мне хочешь злость сбить.
Счёты взорвались пулемётным боем. Парень махнул рукой и выскочил из конторы.
Председатель подошёл к мальчишке, защемил его ухо меж пальцев. Мальчишка поднял на него глаза, сказал, морщась:
— Не нужно при посторонних.
Председатель сунул руку в карман.
— Ладно. Я в поле тороплюсь. Передай отцу от моего имени: пусть он тебе углей горячих подсыплет в штаны.
— А с печкой-то? — спросил Кирилл. — С печкой-то как?
— Никак, — сказал председатель; он распахнул дверь. На краю деревни стояли новенькие, обшитые тёсом дома. Шиферные крыши на них в красную и белую клетку.
— Все без печек. Люди в деревню прибывают. А печник один.
— Печника в райцентр переманили, халтурить, — сказала девушка-счетовод. — Вчерась уехал.
— Я ему уши к бровям пришью! — Председатель яростно грохнул ладошкой по шкафу, потом повернулся к Кириллу: — Мы вам мебель дадим. Табуретку…
* * *
Чай приятели вскипятили на костре, послушали, как засыпает лес, и сами уснули на душистых матрацах из жарко-красного ситца.
Утром Анатолий открыл глаза первым. На табуретке, посреди комнаты, сидел вчерашний мальчишка, листал книгу и дёргал время от времени облупленным носом. На одной ноге у него была калоша, привязанная верёвочкой; другая нога босая. Между пальцев застряла соломина.
— Очень приятно, — сказал Анатолий. — Ты вломился в чужое жилище без стука. Ты варяг.
Мальчишка поднялся, аккуратно закрыл книгу.
— Здравствуйте. Вы хотели сложить печку?
— Мы и сейчас хотим, — оживился Кирилл. — Этот печник — твой отец, что ли? Он приехал?
Мальчишка глянул на художника с сожалением, извлёк из-за пазухи верёвочку и молча принялся обмерять дом.
— Хороша кубатура. По такой кубатуре русскую печку вполне подходяще.
— Нельзя ли поменьше? — угрюмо спросил Анатолий.
— Можно. Вам какую?
— А какие бывают?
Мальчишка посвистел дупловатым зубом и принялся перечислять:
— Русские бывают, хлебы печь. Голландки бывают — это для тепла. «Буржуйки» бывают, они для фасона больше… Времянки ещё.
Анатолий перебил его, направляясь к дверям:
— Нам нужно кашу варить. Мой товарищ поесть мастер.
— Для каши самое подходящее — плита.
Плита не понравилась Кириллу.
— Нет. Мы здесь будем до осени. Осенью ночи холодные. А мой товарищ, сам видишь, тощий. Он холода не переносит. У него сразу насморк. Нам что-нибудь такое соорудить, с прицелом.
— Если с прицелом, тогда вам универсальная подойдёт, — заключил мальчишка. Он опять вытащил верёвочку, но на этот раз обмерил пол и начертил посреди комнаты крест.
— Здесь ставить будем… А может, вам русскую лучше, чтобы хлеб печь? Может, вам осенью хлеб понадобится?
— Зачем? Хлеб в магазине купить можно.
Мальчишка почесал вихрастый затылок.
— Как ваше желание будет. Я подумал, — может, вы своего хлеба захотите. Если бы магазин у бабки Татьяны хлеб брал, тогда бы другое дело. У бабки Татьяны хлеб вкусный. А сейчас в магазине только приезжие берут.
