Софья Абрамовна Могилевская
Марка страны Гонделупы
Глава первая. Петрик и Опанас
Они враждовали целое лето и с каждым днем все сильнее ненавидели друг друга.
Встречаясь, они шипели, словно два старых гусака, и бросали друг на друга злобные взгляды. Открыто и тайно они учиняли друг другу большие и маленькие неприятности.
А началось как будто с пустяков.
В один прекрасный день Опанас, усевшись верхом на забор, разделяющий их садики, от нечего делать показал Петрику язык и запел на все лады:
— Петрушечка, свиндирюшечка! Петру-ушка, свинди-рю-ушка! Петру-уха, свиндирю-уха…
Петрик обиделся. Он терпеть не мог таких шуток.
Петрик обиделся.
— Уходи с нашего забора! — сердито, краснея, крикнул он.
— Не уйду! — весело ответил Опанас. — Забор не ваш, а наш…
— Вот еще! — крикнул Петрик. — Наш, а не ваш…
— Не ваш, а наш! Не ваш, а наш! — завопил Опанас, снова высунул язык да еще впридачу перебросил обе ноги через забор прямо к Петрику в сад и вызывающе забарабанил босыми пятками по доскам.
Тогда Петрик схватил камень, размахнулся и сплеча запустил в отвратительного крикуна.
Опанас взревел страшным голосом, и Петрик приготовился торжествовать победу.
Но не тут-то было.
Совершенно внезапно на заборе появился брат Опанаса, третьеклассник Остап, длинноногий верзила в полосатой майке.
Он уселся на перекладину и в упор посмотрел на Петрика.
У Петрика чуточку екнуло сердце. Оба кулака разжались и сами собой опустились вниз.
Однако от забора он не отступил.
В это мгновение вынырнула еще парочка Опанасовых братьев — два близнеца Ивась и Михась. Они с трудом вскарабкались на забор и, выпучив круглые глазки, уставились на Петрика.
Ну, этих-то, во всяком случае, можно было не бояться. Подумаешь, четырех летние клопы!
Тем не менее Петрик сделал шаг назад. Очень маленький шаг. Даже полшага. И в ту же минуту еще два брата, Тарас и Андрий, как по команде оседлали забор, прочно усевшись верхом.
Ох! У Петрика подогнулись коленки.
И вдруг забор застонал и пошатнулся. Казалось, огромные столбы, врытые в землю, согнутся и лягут набок вместе с досками. На него взгромоздились два самых старших Опанасовых братца — Петро и Грицко.
И вся компания в грозной тишине устремила глаза на Петрика.
Петрик мгновенно исчез из сада. Не вступать же в бой с восьмеркой братьев Чернопятко!
С этого самого дня и началась вражда.
А казалось, чего бы им ссориться?
И жили они совсем рядышком. И отцы их работали на одном заводе. И забор у них был общий. Правда, забор этот был высокий и плотный, из хорошо пригнанных досок и вдобавок покрашен зеленой масляной краской. Но ведь через каждый забор легко перелезть, если за ним ждет тебя друг…
На следующее после ссоры утро Опанасовы куры случайно забрели к Петрику в сад. Петрик задрожал от злобной радости. Теперь он им покажет, всем этим братьям Чернопятко!
Схватив палку, он помчался навстречу курам.
И уж гонял он их по саду!
Гонял и вопил не своим голосом. Ошалелые куры, роняя перья, носились, забыв все на свете, даже тот самый спасительный забор, под которым только что пролезли. Они кудахтали прямо-таки обезумевшими голосами.
А когда Петрик, весь красный и опьяненный победой и торжеством, загнал их к забору, они перелетели через него, словно дикие лебеди. И неистовое кудахтанье раздалось уже из соседнего сада.
Это было дьявольское наслаждение!
Вдогонку Петрик еще запустил палку. Весь забор загрохотал, как барабан.
Однако расплата последовала немедленно. Внезапно Петрик увидел разгневанное лицо Опанасовой мамаши и услыхал голос, грозно требовавший его собственную маму.
Петрик не посмел ослушаться. Как провинившийся щенок, он поджал хвост и побежал звать маму.
Какой она казалась маленькой, прямо крошечной, его мама, по сравнению с мамашей Опанаса! И какие у нее стали растерянные глаза и как задрожали губы, когда она услыхала о подвигах своего Петрика!
Она была ужасно огорчена.
— Зачем ты гонял чужих кур? — сказала она скорее расстроенным, чем сердитым голосом.
— Они к нам в сад пришли, — насупившись, сказал Петрик, чувствуя горькое раскаяние, — я их только хотел немножко выгнать…
— Он нарочно… он нарочно… он нарочно, — во весь голос выкрикнул Опанас, внезапно появляясь над забором, — он нарочно гонял…
— Ты правда нарочно? — спросила мама, теперь уже по-настоящему сердитая. — Какое безобразие!
— Нарочно! — твердо ответил Петрик и с ненавистью посмотрел на краснощекое лицо врага.
— Ага! Ага! Ага! — торжествующе заорал Опанас, но тут же, получив от мамаши легкий подзатыльник, нырнул вниз.
Вообще говоря, куриный конфликт был улажен быстро и совершенно мирным путем. Мама извинилась за Петрика и сказала, что она, пожалуйста, готова заплатить за пострадавших кур, если куры чем-нибудь пострадали.
Но мамаша Опанаса отказалась от денег, заявив, что куры ничуть не пострадали, а лишь очень взволновались. Она просит только, чтобы в будущем это не повторялось.
Тогда мама Петрика дала обещание, что это ни в коем случае не повторится, и соседки разошлись, вполне довольные друг другом.
Они даже поделились некоторыми домашними новостями. Мамаша Опанаса, например, рассказала, что хотя сегодня она стряпает к обеду вареники с творогом, но куда лучше начинять их свежей вишней.
На это мама Петрика сказала, что если соседям нужны вишни, то пожалуйста, пусть рвут у них в саду. Потому что их всего трое — папа, мама и Петрик — и все равно им ни за что не съесть столько вишен со всех пятнадцати деревьев, тем более что в этом году ожидается ужасно большой урожай…
Итак, все было улажено, и все остались довольны. Все, кроме Опанаса.
Как! Вместо того чтобы выдрать Петрика за такое нахальное обращение с чужими курами, шлепок получает кто? Он, ни в чем неповинный Опанас! И главное — какой позор! — прямо на глазах у своего злейшего врага…
Где же тут справедливость?
Нет, с этим Опанас примириться не мог…
Спустя самое короткое время после куриной истории, выйдя поутру в сад поиграть с оловянными солдатиками, Петрик остолбенел от изумления. Песочная куча, привезенная ему еще весной, песочная куча, которая вчера лишь вечером находилась на своем обычном месте под вишней, исчезла бесследно! Как будто ее кто-то языком слизнул всю дочиста, вроде кремового украшения с пирожного!
Целыми днями он играл на этом самом песке со своими солдатиками. У него было такое великолепное войско! Все как полагается в современной армии — пехота, артиллерия, кавалерия, механизированные части, самолеты. Была даже одна заводная танкетка. И только вчера он построил из этого самого песку великолепнейшую крепость с тремя подземными блиндажами. Только вчера!
Петрик в два прыжка очутился на месте бывшей песочной кучи (да полно, была ли вообще эта куча? Или, может, ему приснилось?). Ушки его алели, а сам он побледнел от волнения и любопытства.
Как и куда она могла деваться?
Ясно, ее унесли воры.
Но куда?
Во всяком случае, на земле должны остаться следы этих самых воров или, по крайней мере, немножко рассыпанного песку, по которому можно установить, в какую сторону они скрылись.
Петрик присел на корточки. Потом лег на живот и принялся внимательно, как настоящий следопыт, изучать местность.
А в это время Опанас подглядывал в щелку забора и покатывался со смеху.
Нет, вы только взгляните, что он делает, этот соседский Петрик! Нет, вы только поглядите! Он ползает на коленках… Он валяется на животе… И прямо носом уткнулся в траву… Ох, ох, ох! Нюхает! Вот смехота! Вот комедия! Или он думает, песочная куча ушла под землю?
Петрик очень скоро услыхал этот громкий смех, который Опанас к тому же старался сделать как можно слышнее. И сразу все понял.
Ага! Так это вот кто постарался…
Ладно, он не доставит лишнего удовольствия этому паршивцу Паньке. Нет! Он даже виду не покажет, что его интересует какая-то там песочная куча. Он… он просто будет собирать вишни маме для киселя. Ого! Сколько их тут напа́дало! Можно набрать целую тюбетейку.
Опанас был разочарован. Значит, соседский Петрик вишни собирает? А он думал…
Но все-таки не мог же он не заметить пропавшей кучи? Еще как заметил… Просто представляется!
И хотя Петрик уходил домой с тюбетейкой, полной вишен, он думал только об одном — о мести. Теперь он покажет! Уж теперь он покажет!!.
Ох, с каким наслаждением он швырнул к соседям через забор дохлую ворону, найденную на помойке! Ворона шлепнулась возле играющих близнецов. Раздался такой вопль, что Петрик, зажав уши, умчался домой.
