I. Впервые о Беньямине Эперьеше
Боришка Иллеш терпеть не могла контрольные работы.
Единственное, что ей, пожалуй, нравилось, — это раздавать тетради. Когда в классе появлялась учительница с горой обернутых в синюю бумагу тетрадей, Боришка всегда первой вызывалась раздавать их, и ей обычно удавалось подбежать к учительской кафедре раньше Кучеш и Варкони, хотя те тоже стремились опередить одна другую.
Класс уже привык, что раздача тетрадей — право и обязанность их троих: так уж повелось в течение нескольких лет, точно так же как неписаным законом считалось, что собирают тетради Иштвани, Холли и Хегедюш. В каждом классе свои обычаи и традиции, так было и в 7-м классе. Занятие это приятно хотя бы тем, что, когда тянешься за тетрадкой, можно шепнуть кому-нибудь что-то на ухо, не говоря уже о том, что можно разгуливать по всему классу, между парт, и это не только не вызывало нареканий, но считалось само собою разумеющимся.
А ведь до чего приятно поразмяться, когда насидишься на уроках! Но вот писать контрольные!..
Венгерский язык сам по себе не такой уж плохой предмет, если бы не нужно было учить грамматику, писать контрольные и разбирать художественные произведения. Вообще в преподавании языка не все еще до конца продумано. Одно дело слушать родную речь, и совсем другое — когда надо зубрить правила. Когда учительница читала какое-нибудь стихотворение или отрывок из романа, все внимательно слушали (даже если речь шла о Тольди[1], о котором говорилось уже тысячу раз). Но отвечать урок, писать сочинение, делать разбор!..
Контрольная работа № 8:
«УЛИЦА БЕНЬЯМИНА ЭПЕРЬЕША»
За несколько недель все в классе знали, что вот-вот будет сочинение на эту тему. Потому что за все время существования школы не было такого седьмого класса, которому не приходилось бы описывать либо историю из жизни самого Беньямина Эперьеша, либо историю улицы, носящей его имя. Так и теперь учительница больше месяца назад начала подготовку к этому: задавала на дом описать какую-нибудь улицу, площадь или здание. Сначала улицу Франка, потом памятник безымянным героям 1848 года, Рыбную площадь и, наконец, гимназию на углу Стружечной площади. О самом Беньямине Эперьеше, разумеется, и речи не было, но чего ради тогда в течение нескольких недель набивать руку на подобных описаниях!.. «Вот увидите, скоро предстоит нам сочинение о Беньямине Эперьеше, — предсказала Ютка Микеш и тут же радостно добавила: — Как хорошо! Просто чудесно!» Ох уж эта Ютка, она способна даже этому радоваться!
Раз в неделю в расписании стояли сдвоенные часы венгерского языка (специально с расчетом на возможные контрольные работы). От учеников требовали составление плана — пренеприятная обязанность! Неужели нельзя оставить для него место и вписать потом, после окончания работы?! Однако преподавательница, когда они еще были в 6-м классе, заметила, что ученики сначала пишут черновик сочинения и только потом, на основе его, составляют план, а это — неизвестно почему — ей не нравилось. С тех пор она завела такое правило: напишет на доске название сочинения и тут же начинает ходить между рядами парт, заглядывая в черновики — все ли начинают с плана?
Соседка Боришки, Кучеш, тяжело вздохнув, принялась писать. Бори, оглянувшись назад, бросила взгляд на сидевшую сзади Ютку Микеш. У нее план был почти готов. Ясное дело, ей легко: она влюблена в эту несуразную улицу, дома которой так непохожи на красивые новые здания Большого кольца или проспекта Юллеи. Боришке хотелось бы жить в небоскребе или, в крайнем случае, в совершенно новом микрорайоне. А улица Беньямина Эперьеша… Она задумалась, и тут ей пришло и голову, что от нее наверняка ждут какого-то необыкновенного сочинения: ведь на ее долю выпало «счастье» родиться и жить в доме, когда-то принадлежавшем Беньямину…
ВСТУПЛЕНИЕ
О чем же написать во вступлении? Улица Беньямина Эперьеша расположена в центральной части города. Это кривая, длинная, бестолковая улица. Когда-то она и называлась по-другому — Ложечная улица — и только после освобождения получила имя Беньямина Эперьеша, жившего в давние времена, приблизительно тогда же, когда и Чоконаи[2]. Он известен как новатор языка; долгие годы, находясь в темнице, он работал над грамматикой венгерского языка… Об этом рассказывает, в частности, надпись на мемориальной доске на их доме, которую, правда, Бори до сих пор не удосужилась прочитать до конца — уж больно высоко укреплена, под самым балконом Шольцев!.. Этот Эперьеш не языковед, а врач. Жил бы себе преспокойно, так нет! Написал какой — то революционный проект школьной реформы (это было как раз во время процесса по делу Мартиновича[3], за что его и осудили). Странно как-то: человека бросили в тюрьму всего лишь за проект школьной реформы! Он, в частности, требовал введения всеобщего среднего обучения на венгерском языке, и, когда его посадили, он в заточении написал свой знаменитый учебник венгерской грамматики — недавно его издала Академия наук. Вообще-то Эперьешу нельзя было работать — он был тяжело болен. Но он говорил: если не работать, то зачем тогда жить… И все же чахотка не пощадила его, и он умер в тюрьме в возрасте тридцати четырех лет…
«Учительница, конечно, первой проверит мою работу, — рассуждала Бори. — И надо же было мне родиться именно в доме Эперьеша?! Еще хорошо, что не в той квартире, где он жил. В ней живут сейчас Шольцы. Они скоро переезжают на другую квартиру — из этой их выселяет жилищное управление за порчу «исторических ценностей» в квартире Эперьеша (пострадали старинные дверные ручки!). Вместо того чтобы вообще снести этот старый дом и построить на его месте новый, райсовет буквально молится на эту рухлядь, как на икону! В других домах отопление — теплоцентраль, а у нас все старомодное… «Словно кружева!» — высказалась недавно Ютка Микеш о ржавых металлических украшениях на лестнице. Поди ж ты, ей нравится всякое старье!»
ВСТУПЛЕНИЕ: Воспоминания о Беньямине Эперьеше
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ: Общее описание улицы
Здесь, пожалуй, можно было бы сказать о новых зданиях, о расширенных и отремонтированных магазинах или хотя бы о троллейбусе, который теперь ходит по их улице… Бори улыбнулась, мысленно представив себе учительницу, раскрывающую ее тетрадь и читающую то, что можно было бы действительно написать о сегодняшней улице Беньямина Эперьеша…
«Я родилась на улице Беньямина Эперьеша, — сочиняла Бори, — и живу в том отвратительном, длинном, четырехэтажном доме, в котором когда-то жил Эперьеш и где моя мама работает дворником. Папа тоже работает на этой улице, так как маршрут его троллейбуса проходит по ней (мой отец — водитель). Дом я наш не люблю, и мирит меня с ним только то, что в нем на четвертом этаже, над Шольцами, живет Сильвия Ауэр, моя лучшая подруга. Она учится во втором классе гимназии[4] и очень хороша собой!
Моя старшая сестра Цила тоже родилась в этом доме, здесь же вышла замуж… Наша улица такая длинная, что один ее конец выходит к Стружечной площади, а другой — к Рыбной площади. На углу Стружечной площади и нашей улицы — большой универмаг «Радуга». Школа, в которой я учусь, находится как раз напротив нашего дома. Если идти от гимназии Беньямина Эперьеша в сторону Стружечной площади, то на пути будет кафе «Лира». Оно обставлено какой-то допотопной мебелью, по-моему, очень уродливой, но Цила говорит, что ей это нравится. Сильвия туда редко заходит, говорит, что «Примула», где она, не без моей помощи (но об этом потом), встречается с Пиштой Галамбошем, лучше.
Улица наша многонаселенная. Новых домов здесь нет — в войну она не пострадала от бомбежки. Ютка живет в таком же старом доме, что и наш, только он ничем не знаменит (о чем Ютка, скажем прямо, очень сожалеет). Ютка без ума от Беньямина Эперьеша. И правильно: все равно вряд ли ее кто-нибудь сам полюбит. Родители у нее умерли, и ее воспитывает бабушка. Ютка сама покоя не знает и другим покоя не дает. Конечно, в одном-то она напрасно старается: Миклош ударяет не за ней, а за мной, хотя Ютка, наверное, уже год как влюблена в Варьяша.
Варьяш тоже живет на этой улице, только чуть дальше нас. Отец у него инвалид. Вообще-то Миклош вовсе и не нравится мне. Разве что так — время провести… Сильвия говорит: «Непорядок, если у девушки нет кавалера». Но все равно Варьяша я не люблю. Я бы никогда не вышла за него замуж. Ведь если говорить откровенно, то мой кумир Рудольф, и только он.
Все девочки из нашего звена живут здесь, на улице Эперьеша. Больше всех из них мне нравится Кучеш, и вовсе не потому, что она моя соседка по парте, а потому, что с ней можно почти так же откровенно говорить обо всем, как с Сильвией.
