1
— Жа-нет-та!..
Кричали из окна второго этажа. Где-то в середине главной улицы порыв ветра, примчавшегося с моря, подхватил этот зов и, закружив, швырнул дальше. Первый слог еще резко звенел в воздухе, остальное же донеслось чуть слышно, словно вздох:
— Жа-нет-та!..
Ответа не последовало, и окно на втором этаже захлопнулось. Улица словно вымерла — казалось, поселок добровольно покорился неистовому разгулу весеннего ветра. В марте 1952 года жители Трепарвиля, недовольно ворча, запирались в своих квартирах; в весеннем урагане, который ежегодно обрушивался на поселок, нынче чувствовалась какая-то зловещая угроза. «Что принесет эта новая весна? Новые лишения, новые заботы… Опять не будет хлеба…» — думали трепарвильцы и, удрученные этими мыслями, отворачивались от всего внешнего мира… А ветер бушевал все неистовее, срывал черепицу с крыш, обдирал со стен штукатурку, остервенело ломился в окна, хлопая ставнями. Следом за ним взлетала пыль, тревожно кружились клочки бумаги и, отчаянно скрипя, без толку вертелись потерявшие направление флюгера́…
Собственно говоря, Трепарвиль, хоть и назывался городом, ничем не отличался от сотен и сотен шахтерских поселков провинции Па-де-Кале. Поселки в этой провинции строились густо, один к одному, и почти нигде не отделялись друг от друга ни засеянным полем, ни лугом, пестревшим цветами. Да и лес можно было увидеть разве что вокруг огороженных территорий шахты. Невысокие холмики вдоль шоссе были голы, земля высохла и растрескалась. Любознательный путешественник, выглянув из окна поезда, мчащегося по провинции Па-де-Кале, увидит темное скопище нескладных двухэтажных домиков, тесно прижавшихся друг к другу, словно в поисках опоры, увидит пустынные, уныло-однообразные улицы. То там, то здесь промелькнет здание собора или высокий конус пустой породы, которую день и ночь выбрасывает из шахты множество вагонеток. Во всех направлениях разветвляются железнодорожные пути, вдоль и поперек исчертившие пейзаж. В тупиках стоят товарные вагоны с фирменными знаками шахтных компаний и с английскими надписями на стенках. Склады, груды металлолома на пустырях, штабели кирпича, цистерны с газом, широко раскинувшиеся здания правлений и контор… Посередине огороженного участка вздымается вышка самой шахты и снова — шахтерский поселок с сумрачными рядами узких двухэтажных домишек, с башней собора и разбегающимися во все стороны железнодорожными рельсами… Клубится дым. Вырываясь из громадных труб, черные султаны неуклюже ширятся, расплываются, тают… и вот уже как будто без следа рассеиваются в воздухе. На самом же деле дым незаметно оседает на стенах домов, на оконных рамах, смешивается с уличной пылью и отравляет чистый воздух, что струится с моря…
Главная улица Трепарвиля, узенькая, лишенная каких-либо красот, — точная копия главных улиц любого из окрестных поселков, будь то Сен-Жан, Сен-Жюльен или Сен-Поль. Любопытный путешественник, высадись он случайно на станции Трепарвиль, ни за что не поймет, прогулявшись по главной улице, почему этот поселок столь важно именуется городом. Как и в поселке Сен-Жан, здесь глубоко въелась сажа в стены домов, некогда выкрашенных зеленой и голубой краской, так же подозрительно смотрят подслеповатые оконца. Как и в Сен-Жюльене, мостовых почти нет, улицы утопают в пыли, и точно так же, как в каком-нибудь Сен-Поле, здесь лишь один дом может похвалиться тремя этажами — это дом мэрии [1], и живут в Трепарвиле все такие же бедные шахтерские семьи, как и повсюду вокруг…
Когда есть работа, все мужское население Трепарвиля находится в шахте. Если же работы нет, мужчины день-деньской валяются в постели и разглядывают замысловатые сплетения трещин на закоптелом потолке. К вечеру одни плетутся в кабачок, другие же — и таких много — собираются в читальном зале Коммунистической партии. Весной 1952 года на большинстве угольных шахт провинции Па-де-Кале работали лишь три дня в неделю; с тех пор как американцы начали строить и на северных берегах Франции опорные базы для атомной бомбы, капиталисты один за другим предлагали свои предприятия государству. Сообщение с некоторыми провинциями было попросту запрещено строжайшими указами; появились такие районы, куда не смела ступать нога французского гражданина. Теперь свободного времени у шахтеров было хоть отбавляй, и в пивных за столиками не умолкали разговоры о безработице и голоде. Но те, кто смотрел на вещи серьезнее, шли в читальный зал Коммунистической партии — там обсуждали они и главную причину всего происходящего и те последствия, которые можно уже предвидеть; говорили и о том, что следует делать.
Жизнь трепарвильских женщин была, пожалуй, еще горше. Правда, подмести, прибрать пустые комнаты в доме не так уж трудно и времени на это много не требуется. На первом этаже всегда темно. Почерневшие стены кухни насквозь пропитаны запахом прогорклого масла и вареных овощей; в соседней комнате неуютно, неприветливо. Дряхлая и скрипучая деревянная лестница ведет из кухни на второй этаж, где находятся еще две смежные комнаты. Таким образом, семьи трепарвильских шахтеров располагают домами из трех комнат, но заработка их не хватает на то, чтобы обставить квартиру. В комнатах увидишь лишь самую необходимую мебель: дешевые кровати, шкаф, несколько некрашеных деревянных стульев. На камине, никогда не видевшем огня, — стеклянный колпак. Кто позажиточнее, держит под этим колпаком фигурные часы, а бедные благочестивые старушки — дешевое распятие, выторгованное на ярмарке. Жена шахтера, пока она еще молода, старается хоть немножко украсить свое жилье: вешает на окна дешевые кружевные занавески, из обрезков материи делает коврик и кладет его на отчаянно скрипучий дощатый пол, к весне белит дом, красит стены в голубой, желтый и зеленый цвет. Но с годами она приходит к выводу, что все старания напрасны. В стены ее домика все глубже въедаются сажа и угольная пыль, от частой стирки расползаются кружевные занавески, ветшает коврик, а на покупку новых вещей не хватает заработка. И жена французского шахтера падает духом. Она становится такой же, как все. Вокруг дома работы тоже немного — какой уж там урожай соберешь на огороде, сплошь покрытом угольной пылью! А ребенок, едва научится самостоятельно ходить и перелезать через порог, целый день пропадает на улице, возится с приятелями в пыли или на заваленных ломом
