Поезда идут на Запад - Евгений Федорович Богданов

Глава первая

ПРОСТУПОК ГРАФА ТАРТАКОВСКОГО

Мы готовили посылку бойцам на фронт. Когда все собрали, то решили проверить содержимое ящика: как бы чего не забыть.

Ящик хранился на квартире у Сережки Ванеева, в нижнем отделении старинного вместительного буфета. Сережка не без труда выволок его оттуда и поставил на стол.

Посылку готовили сообща. Мать Петьки Цыганова связала две пары носков и две пары варежек из овечьей шерсти. Вывязала отдельно не только большие, но и указательные пальцы, чтобы удобнее стрелять из винтовки. Моя мать дала дюжину новеньких носовых платков, сохранившихся с довоенного времени. Сережкин брат Василий где-то раздобыл две пачки печенья «Аврора» и купил на рынке четыре стакана табаку-самосаду. Наша учительница Инна Артамоновна дала нам две коробки папирос «Казбек», от себя мы положили две пачки конвертов, две общих тетради в клеточку, несколько карандашей — простых и химических.

Кисеты для махорки вышила шелком Сережкина мать: зеленые веточки и красные звезды по желтому полю.

— Ну вот, все, — сказал Сережка, выложив все из посылки на стол. Но тут же замолчал и снова заглянул в ящик с недоуменным видом. — Ребята, ведь у нас было два кисета?

— Два, — подтвердили мы.

— Здесь только один…

— А где другой?

— Может, Василию понадобился? — сказал Петька.

— Он же бросил курить! — возразил Сережка.

— Тогда кто же мог взять? — мы подозрительно посмотрели друг на друга, и нам стало даже неловко: посылку собирали вместе, и, конечно, никто из нас не решился бы на такое — стащить кисет с махоркой. Да и курильщиков среди нас не было.

— Непонятно, — буркнул Сережка. — Куда он мог деться? А, может, мы в прошлый раз забыли сунуть его в ящик? Десять раз проверяли, а все же забыли. Надо поискать.

Начались поиски. Мы обшарили всю кухню, заглянули в стол и под стол, в буфет и под буфет, в сундук и за сундук, слазили на русскую печь, но пропажи не отыскали и растерянно столпились у стола.

— А что если… кисет взял Граф? — наморщил лоб Петька.

— Граф? Куда ему! Он и курить-то не умеет!

— А где Граф? Надо все же спросить.

— Наверное, на улице. — Сережка развел руками. — Постойте-ка… — он потянул воздух носом. — Паленым пахнет!

Мы с Петькой тоже понюхали воздух: действительно, в квартире пахло паленым.

Сережка кинулся в комнату, мы — за ним.

В комнате стояли две аккуратно прибранные кровати, стол, стулья, фикус в углу и больше ничего и никого. Ни одной живой души. Однако над нашими головами медленно таяло едва заметное волокнистое облачко дыма.

— Где же горит? — мы уже хотели бежать за водой и звать на помощь соседей. Но тут из-за кадки с фикусом, стоявшей в углу комнаты, раздался вопль:

— А-а-а…

Сережка кинулся к фикусу. Там, на полу, спрятавшись за огромной кадкой, сидел Граф Тартаковский, выпучив глаза и широко раскрыв рот. К нижней губе у него прилип горящий окурок. Табак из бумаги высыпался, и горела, точнее, тлела бумажная трубочка. Огонь подобрался к губам, но Граф, видимо, настолько растерялся, что не сразу вырвал окурок изо рта. Рядом валялись похищенный кисет, обрывки бумаги и несколько спичек.

Граф Тартаковский — младший Сережкин братишка Юрка. Ему седьмой год.

…Однажды нам попала в руки старая истрепанная книжка. В ней рассказывалось о похождениях графа Тартаковского, который служил в гусарах у Кутузова, храбро сражался с войсками Наполеона, был веселым и находчивым человеком.

Читали мы вслух по очереди. При этом, конечно, всегда присутствовал и Юрка. Когда книжка была прочитана, он неожиданно сказал:

— Х-хочу быть графом Т-таковским!

— Не Таковским, а Тартаковским, — поправил Сережка.

— Н-ну Та-а-артаковским.

Так Юрка приобрел графский титул, которым очень гордился. Он ходил с выпяченным животом и выражением важности на своей замурзанной физиономии. И надо было видеть, как иногда он, изображая рубаку, отчаянно сражался с зарослями крапивы во дворе, с деревянной саблей в руках.

Когда прохожие на улице спрашивали: «Ты чей будешь, мальчик?», Юрка отвечал: «Я — граф Тар-тар-таковский!»

Увидев разгневанного Сережку, Граф перестал орать. Сережка кинулся на братишку с кулаками, но вовремя одумался: кого тут бить? Бедный Граф с обожженной нижней губой, заплаканный, жалкий, еле держался на ногах. Сережка слегка турнул его. Граф немного заикался.

— Г-г-губа болит. Обжег!

— Так тебе и надо! — крикнул Сережка. — Не будешь воровать у бойцов Красной Армии махорку и курить втихую за фикусом. Вот придет мамка — выпорет!

— В-выпорет? — переспросил Граф и снова заревел. — А-а-а…

На этот раз он ревел не совсем искренне. Глаза его беспокойно и хитровато бегали.

Ну что тут было делать? Сережка подобрал все, что лежало на полу, и побежал на улицу за Василием.

Пришел старший брат Василий. В руке он держал молоток, из кармана гимнастерки торчала ручка стеклореза. Василий на огороде вставлял стекло в парниковую раму.

Осмотрев обожженную губу, он покачал головой и повел Юрку в медпункт. А мы аккуратно сложили все обратно в ящик и стали обсуждать, чего же еще в посылке не хватает.

— Спичек, — сказал Петька.

— Верно, спичек. Но где их взять?

— Надо поискать, у знакомых поспрашивать. Может, найдутся.

— Курительной бумаги.

— И бумаги тоже.

— И еще книг! — воскликнул Сережка. — Принесем каждый по книжке. Только поновей, незатрепанные. Да поинтереснее!

Когда все было сделано, мы вложили в посылку письмо с обратным адресом, запечатали ее и отнесли в школу. Оттуда наши подарки вместе с другими отправили на фронт.

Железнодорожную станцию Грачи от поселка с тем же названием, где был районный центр, отделял небольшой еловый перелесок. Наш дом стоял на окраине поселка. Из окон были видны елки, а за ними кирпичная водонапорная башня. Круглые сутки мы слышали гудки паровозов, лязг буферов и грохот вагонных колес.

Каждый день мы ходили на станцию встречать и провожать поезда.

И в поселке и на станции вечерами все окна плотно закрывались шторами. Хотя фронт был далеко и фашистские самолеты сюда не залетали, с наступлением темноты жители маскировали свет, опасаясь бомбежки.

На перроне почти всегда можно было видеть милиционера Бежевого. Часто из вокзального помещения выходил дежурный по станции, чтобы встретить или отправить очередной поезд.

Пассажиры коротали