— Чего ждем? — спросил Никита Савельевич у мальчишек, все еще не приступивших к работе. — Эти доски будут полками для книг в нашей библиотеке. Ну и… одновременно — практика для вас. А кто умеет, кому не надо практиковаться, могу дать другое задание.
Охотников последовать Петькиному примеру не нашлось. Мастерская ожила и постепенно наполнилась обычным рабочим шумком.
Тяжело вздохнув, Олег оглядел разложенные перед ним инструменты, неохотно потянулся за метром и проверил длину доски. Ее надо было укоротить на 12 сантиметров. Сделав отметку, он зажал доску в тиски и взялся за ножовку. За свои 18 лет он пилил раза два, не больше, но эту несложную операцию он осилил сейчас довольно быстро — отпилил лишний кусок. Хуже получилось с рубанком. Строгать Олегу не приходилось никогда, и рубанок в его руках скакал и выбрыкивал на доске, как необъезженный конь.
У многих ребят рубанки заупрямились и не хотели слушаться. Они то скользили по дереву, не оставляя никакого следа, то спотыкались и останавливались, уткнувшись в сук. Никита Савельевич видел это, но не торопился вмешиваться и даже отлучился на несколько минут — сходил в малярную мастерскую за всем тем, что требовалось Петьке для косметического ремонта.
Никто не видел, как вышел мастер. Только Семен не пропустил этот момент. Он умел подмечать все. Ни один мальчишка не обратил внимания на глубокую нишу в углу мастерской. А Семен не только увидел ее, но и разглядел, что в ней находится. Там, прислоненные к стене, стояли недавно оструганные доски. Он моментально сообразил, что это работа одной из других групп и что они выполняли то же самое задание.
Когда Никита Савельевич вышел, Семен деловито направился к нише, оглянулся, чтобы проверить, не следит ли кто-нибудь за ним, взял две доски и вернулся к своему верстаку. Одну доску он оставил себе, а вторую положил на соседний верстак и шепнул взмокшему от непривычных усилий Олегу:
— Целуй дяде ручку!
Изумленно глядя на чисто обработанную доску, Олег вытер платком потный лоб. В это время вернулся Никита Савельевич, а за ним Петька с Борисом втащили в мастерскую длинную раскладную стремянку.
Пока они устанавливали лестницу около двери, Никита Савельевич начал обход верстаков. А Олег все еще не решил, как поступить: взять ли доску, которую принес Семен, или отказаться от этого соблазнительного подарка. Нудно ныла правая рука. Саднило между большим и указательным пальцем. Кожа там покраснела от рубанка — еще немного, и появится мозоль. И все-таки Олег не посмел обмануть старого мастера, который переходил от верстака к верстаку и с большой любовью к делу давал мальчишкам советы:
— Веди рубанок плавно. Считай, что в руке у тебя смычок, а под ним не доска, а скрипка. Она запоет, когда ты с умением к ней подступишься. Вот послушай!
Никита Савельевич взял рубанок и легко, скользящим движением провел его по доске. Ш-ш-ш! — весело и мягко отозвалось дерево, и стружка, шурша и завиваясь, заструилась из рубанка.
— И твоя доска чуткости просит, — сказал Никита Савельевич, перейдя к следующему верстаку. — Живая она!.. А ты ее против волокон строгаешь. Вот она и задирается. Поверни — лучше пойдет. Любая животинка хочет, чтобы ее по шерстке гладили, а не против.
Когда дошла очередь до Семена, он встретил мастера низким поклоном и на вытянутых рука, как хлеб-соль, поднес готовую доску, взятую из ниши. Свою, необработанную, он спрятал под верстак.
— Шик, блеск, красота!
К шутовским выходкам Семена мастер относился терпимо, но на этот раз он почувствовал, что Семен кривляется неспроста. Сомнение вызывала и быстрота, с которой он выполнил задание. Прошло не больше получаса, а доска уже готова: аккуратно опилена и остругана. Никита Савельевич повернул ее к себе торцом и увидел пометку — галочку, которую ставил всегда, принимая работу.
— Не надо! — очень тихо — так, чтобы не слышал никто, но с горестной обидой произнес он, возвращая доску Семену, и повторил: — Не надо так!
Семен понял, что хитрость не удалась, и ждал гневных, осуждающих слов. Но Никита Савельевич отвернулся от него и перешел к Олегу, которого совсем замучали два сучка, гвоздями сидевшие на конце доски. Натыкаясь на них, рубанок резко останавливался или подскакивал кверху, выворачивая Олегу пальцы. Принесенная Семеном доска стояла около верстака.
— Вторую строгаешь? — спросил Никита Савельевич, уверенный в том, что на прислоненной к верстаку доске тоже есть его пометка.
Олег безнадежно махнул рукой:
— Я и первую никогда не доделаю!
— А это что? — Никита Савельевич указал на готовую доску.
— Это… образец, — нашелся Олег, не зная, что произошло у верстака Семена.
«Соврал! — подумал Никита Савельевич и вспомнил: — На приемной комиссии тоже скрывал что-то!.. А совесть все-таки есть. Подменить доску постеснялся!» Мастер краешком глаза глянул на Семена — тот уже вытащил неоструганную доску и прилаживал ее на верстаке.
— Ну, посмотрим, что у тебя! — повеселев, сказал Никита Савельевич Олегу и, приобняв его за плечи, другой рукой поднял обрезок, отпиленный Олегом от доски. На этом куске не было ни одного сучка.
— Я бы у нее не этот, а другой конец отпилил, — поделился мастер своими соображениями. — Там сучки — они бы и ушли в отход. Верно?.. А теперь и мне ровно не острогать. Попробую все же…
Никита Савельевич подправил рубанок — чуть притопил лезвие железки, чтобы она забирала лишь тонкий слой дерева, и несколько раз прошелся рубанком по сучкам. Повизгивая под острой сталью, они сравнялись с плоскостью доски.
— Спасибо! — остановил мастера Олег. — Остальное я как-нибудь…
— Почему как-нибудь? — удивился Никита Савельевич. — У тебя совсем неплохо получается!
После того как мастер обошел всех ребят, с кем пошутил, кого подправил, кому просто сказал несколько добрых слов, работа пошла веселее. А Петька с Борисом уже заканчивали свое дело, и Никита Савельевич, не забывавший изредка посмотреть на них, отметил про себя, что Петька работает не только старательно, но и грамотно. Борис был у него подсобником — подавал инструменты, потом забрался наверх по лестнице и держал банку с краской, в которую Петька окунал кисть.
Незадолго до конца занятий, когда Петька делал последние мазки, а Борис уже собирался спускаться вниз, дверь под ними раскрылась. Показалась девчонка в платочке, накинутом на голову.
— Самоцветов в этой группе?
— У меня, — отозвался Никита Савельевич.
— После занятий его в комитет вызывают.
Мастер взглянул на Олега:
— Слышал?
— Ой! — испуганно вскрикнула девчонка и с опаской посмотрела вверх.
Оттуда, свесившись с лестницы, виновато смотрел на нее Борис. Вернее, не на нее, а на ее голубой платок, на котором растекалась белая клякса масляной краски.
— Опять ты? — Девчонка подавила невольную улыбку и сдернула с головы запачканный платок. — Вот уж медведь так медведь! Косолапый!.. Сначала ногу отдавил, а теперь и платок испортил!
— Нечаянно, — глухо пробурчал Борис и равнодушно посмотрел на хохочущих мальчишек.
Никита Савельевич неодобрительно покачал головой.
— А если б это кирпич?
— Нечаянно, — еще глуше пробормотал Борис.
— Стирать сам будешь! — пригрозила девчонка, вовсе не рассчитывая заставить его заняться стиркой.
— Ну и постираю, — согласился Борис.
— Держи! — не растерялась девчонка и подбросила платок кверху.
Пытаясь дотянуться до него, Борис поскользнулся на узкой ступеньке и чуть не свалился с лестницы, но платок все-таки поймал.
Дверь под ним захлопнулась, и из коридора долетел смеющийся голос:
— Медве-е-едь!
Борис спустился на пол и, полностью игнорируя усмехающиеся рожицы ребят, запихал платок в карман.
— Ты его ацетоном! — посоветовал кто-то в шутку.
— Скипидаром! — добавил другой.
— Ничего вы не понимаете! — крикнул Семен. — Он второй раз с ней заигрывает, да, видать, не знает, как! Ему бы шпорами звенькать, а он ее краской обливает!
Борис и на это не отреагировал никак. Не задевали его остроты мальчишек.
Никита Савельевич никогда не протестовал против случайно возникавших пауз в работе.
Они помогали ему поточнее разобраться в ребятах, понять каждого поглубже, определить их характеры. Мастер и сейчас дал мальчишкам возможность пошуметь, посмеяться, пошутить. И не он, а Петька напомнил всем, что занятия еще не окончились.
— У нас готово, — сказал он, спускаясь со стремянки. — Примите работенку.
— И хотел бы придраться, но не к чему! — развел руками Никита Савельевич. — Красиво сработали!
Петьку эта похвала не удовлетворила.
— Вы оцените!
— Пять с плюсом.
— Не так, а в деньгах!
