Петьку эта похвала не удовлетворила.
— Вы оцените!
— Пять с плюсом.
— Не так, а в деньгах!
Никита Савельевич насупился. Он не считал зазорным заботиться о деньгах и сам не отказывался от большого заработка, но честного, заслуженного. А в Петькиной настойчивости ему почудился какой-то отталкивающий деляческий душок.
— Простой халтурщик трешку запросит, — брезгливо произнес он. — Рвач-хапуга и пятерку заломить не постесняется, а…
— Нет! — остановил его Петька. — Мне по госрасценкам.
— Это другое дело! — обрадовался мастер. — И прости — я не так тебя понял… Точно не помню, но, наверно, покрасить всю дверь — рубля два. Ну, а за эту верхнюю планку, думаю, — копейки.
— Не стоило стараться! — сказал кто-то.
— Стоило! — ответил Петька.
После занятий четверо мальчишек по просьбе Никиты Савельевича остались в мастерской, чтобы убрать мусор. К ним добровольно присоединился и Семен. Потом он не раз проклинал себя за этот поступок, но тогда ему нестерпимо хотелось хоть как-то загладить свою вину перед Никитой Савельевичем. Если бы мастер поругал его, пристыдил перед всеми ребятами, Семен не счел бы нужным делать это. Но ничего такого не было. Были тихие, с обидой и болью произнесенные слова: «Не надо так!». Они и сейчас еще звучали в ушах Семена.
Не таясь, а наоборот — у всех на виду он отнес в нишу обе доски. Свою неплохо оструганную показал Никите Савельевичу и виновато проговорил:
— Хоть бы поругали малость.
— Помогло бы? — спросил мастер.
— Не шибко! — признался Семен.
— Потому и не буду! — улыбнулся Никита Савельевич, и Семен, почувствовав необычную легкость, схватил швабру и принялся выметать опилки и стружки из-под верстаков.
Мальчишки ссыпали мусор в большую картонную коробку. Когда она наполнилась, Семен поднял ее на плечо и понес во двор к старому кирпичному строению складского типа, стоявшему в углу участка, огороженного невысоким металлическим забором.
Дверь оказалась на замке, и Семен решил оставить коробку с мусором у входа, но заметил завхоза. Поблескивая лысиной и суетливо размахивая руками, он не шел, а, как всегда, катился к складу, торопливо семеня короткими ногами.
— Не сыпь! Не мусори! — протараторил он, хотя Семен не просыпал ни одной соринки.
Звякнув огромной связкой ключей, завхоз открыл замок. На складе, как и во дворе, был идеальный порядок, хотя ничего ценного здесь не хранилось. Основной склад был в подвале училища, а сюда сносили отходы из всех учебных мастерских, чтобы потом вывезти этот мусор на машине.
— Сюда, сюда! Осторожно! Не пыли! — приговаривал завхоз, подталкивая Семена к одному из многих железных ящиков, стоявших вдоль кирпичных стен.
Освободившись от груза, Семен вышел во двор.
— Гвоздь! — раздался сзади него вкрадчивый голос.
Семен замер. Негромкий окрик подействовал на него, как удар ножа в спину. Несколько секунд он не решался оглянуться — стоял неподвижно, и только щека у него дергалась в нервном тике да стыли, наливаясь холодным страхом, глаза.
— Гвоздь! — еще раз позвал парень, стоявший за металлической оградой.
И тогда Семен оглянулся. Страха уже не было в его глазах. Они горели бессильной злобой, и с особой отчетливостью, как в бинокль, увидел Семен одутловатое лицо Сороконога, ухмылявшееся за решеткой ограды, и фигуры двух других парней, маячивших на противоположной стороне улицы.
В городке, в котором Семен жил и учился до приезда в ПТУ, Сороконог верховодил хулиганствующими подростками. Давно, еще в детстве, он потерял ногу, попав под электричку, и с тех пор ходил на протезе. С годами протезы менялись — мальчишка рос, но старые он не выбрасывал, а хранил в сарае. Их накопилось там несколько штук, потому и прозвали его Сороконогом.
Сейчас он стоял за оградой, улыбался Семену какой-то приторно-сладкой, нехорошей улыбочкой и манил его к себе крючковатым пальцем.
Первые шаги к ограде Семен сделал еле передвигая ноги, но потом вдруг ринулся вперед и, вцепившись в железные прутья, так рванул ограду, что она заскрежетала и заходила ходуном.
В приоткрытой двери склада блеснула лысиной и опять исчезла голова завхоза.
— З-заложу! — с яростью прохрипел Семен в лицо Сороконога. — Себя не пожалею! Всех з-заложу!
Парень отшатнулся и, почувствовав, что это не просто угроза, согнал с лица противную ухмылку.
— Вот те на! — по-простецки воскликнул он. — Мы-то старались — весь город обрыскали! Две недели тебя ловили!
— Убирайся! З-заложу! — с ненавистью повторил Семен и снова затряс решетку.
— Уберемся! — согласился Сороконог. — Закон знаешь?
— Сколько? — рыкнул Семен, готовый на все, лишь бы исчезли навсегда его бывшие дружки.
— Это разговор! — с облегчением произнес Сороконог и перешел в наступление. — А то — заложу!.. Сидели б вместе! Рядышком! На одних нарах! Руку протянул и — под ребро! А уж ножичек для тебя я бы из собственной ноги выточил!
Он похлопал себя по протезу и опять слащаво заулыбался.
— Сколько? — во второй раз сквозь зубы спросил. Семен.
— Сто! — сказал Сороконог. — И то, Гвоздь, только для тебя! Другой бы так дешево не откупился!.. Гони — и по рукам! Больше нас не увидишь!.. Лады?
— Когда? — смирился Семен.
— Сегодня! — приказал Сороконог и уточнил: — В семь.
Шаркая протезом, он захромал к поджидавшим его парням, а Семен еще долго стоял у решетки. Он не видел и не слышал, как завхоз запер дверь склада и, задумчиво поглаживая лысину, засеменил к училищу.
Неожиданный вызов в комитет комсомола расстроил Олега. Бредя по коридору, он подсчитывал, сколько уже пропало у него дней. Ни на занятиях, ни в вечерние часы не было того покоя, на который он надеялся, поступая в это ПТУ. Все точно сговорились отвлекать его от подготовки к университетским экзаменам. Он предпочел бы, чтобы преподаватели оказались скучными, неинтересными людьми, а их воспитатель Никита Савельевич — серым, тупым человеком. Тогда легче было бы игнорировать их. Но все, с кем сталкивался Олег в училище, глубоко любили свое дело и знали его досконально. Он нередко ловил себя на том, что смотрел в сборник правил по орфографии и пунктуации и не понимал, что там написано, потому что увлеченно слушал преподавателя.
И Зою Владову он хотел бы видеть совсем не такой, какой она была, а значительно хуже — какой-нибудь сухой формалисткой, которой нетрудно возражать, находя такие же формальные отговорки. Он сердился на нее за свое избрание комсогрупоргом, за этот вызов в комитет комсомола, но заранее знал, что не сможет отказать ей, какое бы новое дело она ему ни поручила.
Олег пришел на расширенное заседание комитета последним. Зоя уже говорила что-то комсомольцам, но, увидев его, прервалась.
— Садись!.. Почему хмурый?.. Могу тебя обрадовать. Я узнавала — ты лучше всех написал диктовку. Есть немного ошибок — в знаках.
— Я же говорил! — некстати вырвалось у Олега.
— И я говорила! — улыбнулась Зоя. — А помнишь, что?.. Ты у нас подтянешь русский до пятерки.
«Подтяну, если ты мешать не будешь!» — сердито подумал он и сам же почувствовал всю несправедливость этой мысли.
А Зоя вернулась к разговору, прерванному приходом Олега. В повестке дня этот вопрос значился первым и звучал необычно, почти таинственно — «Срочная помощь». Зоя предлагала создать оперативную группу ребят, которые могли бы помочь своим товарищам в самом затруднительном, запутанном положении. Девизом опергруппы должно было стать правило: «Сегодня узнали — сегодня же помогли».
Эта идея возникла у Зои Владовой минувшим летом, когда в комитет комсомола один за другим пришли четыре письма от парней и девушек, проучившихся в училище один год. Уехав на каникулы домой, они решили больше не возвращаться. Ссылаясь на болезнь, прислали сомнительные справки, но из писем стало ясно, что причина в другом. Жизнь в общежитии показалась им тягостной. Дома с любой мелочью можно прибежать к родителям, к старшим братьям или сестрам. Здесь такой возможности не было.
Оторвался каблук — не шутка для девчонки! Но с этой бедой в комитет комсомола не пойдешь. Парень потерял полученные от родителей деньги. И тоже — в бухгалтерию не явишься, не попросишь десятку на мелкие расходы. Да мало ли всяких непредвиденных неприятностей, которые в семье легко улаживались, а в общежитии вырастают до таких размеров, что не только учиться, а и жить тут не хочется.
По замыслу Зои в опергруппу «Срочной помощи» нужно выбрать самых добрых, самых чутких парней и девчонок. И пусть все узнают, что есть в училище такая организация, куда можно обращаться хоть днем, хоть ночью с любой бедой. Помощь гарантирована, тайна — тоже.
