После обеда мама сказала:
— Сегодня вечером на десерт я приготовлю яблочный пирог.
Тогда я закричал:
— Здорово! Класс!
Но папа сказал:
— Николя, после обеда я должен поработать дома. Так что веди себя хорошо до ужина, иначе яблочного пирога не получишь.
Тогда я пообещал не проказничать, потому что мамины яблочные пироги — просто объедение. Нужно очень постараться не делать глупостей, потому что иногда хочешь вести себя хорошо, а потом бац! — и получается совсем не то. А папа не шутит. Когда он говорит: не получишь яблочного пирога, — значит так оно и будет, даже если заплачешь и скажешь, что уйдешь из дома и все об этом пожалеют.
Я вышел в сад, чтобы не мешать папе, который работал в гостиной. И тут появился Альсест. Альсест — мой школьный друг, он толстый и все время ест.
— Привет, — сказал он мне. — Чем занимаешься?
— Ничем, — ответил я. — Я должен хорошо себя вести до вечера, если хочу на десерт яблочный пирог.
Альсест облизнулся, а потом спросил:
— Как ты думаешь — если и я буду хорошо себя вести, мне тоже дадут яблочного пирога?
Я ответил, что не знаю, потому что мне не разрешают приглашать друзей без согласия папы и мамы. Тогда Альсест сказал, что пойдет и спросит у моего папы, можно ли прийти к нам на ужин, а я поймал его за ремень у самой двери.
— Не стоит, Альсест, — сказал я. — Если будешь мешать моему папе, яблочного пирога не получит никто — ни ты, ни я.
Альсест почесал затылок, вытащил из кармана шоколадную булочку, куснул ее и сказал:
— Ладно, обойдусь. Во что играем?
Я сказал Альсесту, что лучше играть в нешумные игры, и мы вытащили стеклянные шарики и стали говорить шепотом.
Я здорово играю в эти шарики — тем более, что Альсест всегда играет одной рукой, потому что в другой у него еда. Когда я выиграл, Альсесту это не понравилось.
— Ты мухлюешь, — сказал он.
— Это я мухлюю? — возмутился я. — Ты просто не умеешь играть, вот и все.
— Я не умею играть?! — закричал Альсест. — Я играю получше всяких мухлевщиков. Отдавай мои шарики!
Я попросил Альсеста не кричать, потому что иначе не получу яблочного пирога. Тогда Альсест мне сказал, что если я сейчас же не отдам его шарики, он закричит и даже запоет. Я отдал ему шарики и сказал, что больше с ним не разговариваю.
— Ладно, еще играем? — спросил Альсест.
Я ответил, что нет: если я хочу яблочный пирог, мне лучше всего будет пойти в комнату и читать там до самого ужина. Тогда Альсест сказал:
— До завтра, — и ушел.
Мне нравится Альсест. Настоящий друг.
В комнате я взял себе книжку, которую подарила мне бабуля. Это история одного мальчика, который везде ищет своего папу — он путешествует на самолетах, на подводных лодках, едет в Китай, и туда, где живут ковбои, — только я эту книжку уже прочел один раз, а больше не интересно. Тогда я взял цветные карандаши и стал раскрашивать одну картинку в книге: мальчик там летит в дирижабле. И вдруг вспомнил, что папа не любит, когда я раскрашиваю книги: папа считает, что книги — наши друзья и с ними нужно обращаться по-товарищески. Я взял резинку, чтобы все стереть, но стиралось плохо. Тогда я надавил сильнее и страница порвалась. Я чуть не заплакал — но не из-за книжки, где мальчик находит своего папу на необитаемом острове, а из-за моего папы, который в любой момент мог прийти и запретить мне есть яблочный пирог. Чтобы не шуметь, я решил не плакать. Вырвал тихонько страницу и положил книгу на место. Надеюсь, папа не вспомнит о картинке с дирижаблем!
Потом я открыл дверь шкафа и стал рассматривать игрушки. Можно было бы поиграть с электропоездом, но в прошлый раз он начал искриться, и у нас дома все лампы выключились. Папа меня сильно отругал — особенно после того, как полез включать рубильник в подвале и упал с лестницы. Еще я увидел самозапускающийся самолет с красными крыльями, но из-за него я разбил голубую вазу и меня наказали. А юла странно гудит. Когда папа и мама подарили мне ее на день рождения, они сказали:
— Послушай, Николя, какая у нее красивая музыка!
А сейчас только я хочу с ней поиграть, как папа кричит:
— Николя, прекрати этот страшный шум!
Конечно, еще оставался недобритый плюшевый медведь: перед тем, как закончить его брить, сломалась папина бритва. Но медведь — это для маленьких, мне с ним играть скучно.
Я закрыл шкаф. Мне жутко хотелось плакать. В конце концов, это нечестно — столько игрушек, а я ими не играю из-за какого-то противного пирога. Тем более что я могу прекрасно без него обойтись — даже если в нем много яблок, он хрустит и весь посыпан сахаром. И я решил построить замок из карт. Я их строю, когда обижаюсь. Но весело было только в начале. Потом я стал корчить рожи перед зеркалом. Лучшую мне показал Руфус на перемене: нужно надавить пальцем на нос, чтобы его чуть приподнять, и оттянуть вниз веки — так похоже на собаку. Покривлявшись, я взял учебник географии за прошлый год. И тут вошел папа.
— Как? Это ты, Николя? — спросил он. — Ты был здесь? Я тебя не слышал — и думал, где же ты пропадаешь. А что ты здесь делал?
— Я хорошо себя вел, — ответил я.
Тогда папа взял меня на руки и сказал, что я был самым добрым на свете мальчиком, и что пора ужинать.
Мы вошли в столовую, где мама ставила тарелки на стол.
— Мужчины хотят есть, — сказал, смеясь, папа. — Мужчины хотят хорошенько поужинать и съесть яблочного пирога!
Мама посмотрела на папу, посмотрела на меня и побежала в кухню.
— О боже! — кричала она. — Мой яблочный пирог!
Десерта у нас не было, потому что яблочный пирог сгорел.
Сегодня вечером папа и мама хотели сходить поужинать к друзьям, и я согласился остаться дома. И правда — нечасто они куда-то ходят, и мне приятно думать, что они весело проводят время, хоть я и не люблю оставаться вечером один. К тому же это совсем нечестно: я же никогда никуда не хожу по вечерам, да мне и некуда. Поэтому я заплакал, и папа пообещал купить мне самолет. Ну тогда еще ладно. В общем, я согласился.
— Хорошо веди себя, — сказала мне мама. — Кстати, мадемуазель, которая сегодня придет за тобой присматривать, очень добрая и тебе не будет страшно. Тем более, что ты, Николя, уже взрослый мальчик.
Позвонили в дверь, и папа сказал:
— Пришла няня, — и пошел открывать.
Мадемуазель вошла с книгами и тетрадками в руках. Она и правда казалась очень доброй, да и выглядела тоже хорошо. Глаза у нее были, как у моего плюшевого медведя.
— Это Николя, — сказал папа. — Николя, знакомься — это мадемуазель Брижит Пастюф. Веди себя хорошо и слушайся ее.
— Здравствуй, Николя, — сказала мадмуазель. — Какой ты взрослый мальчик! Какая красивая у тебя ночнушка!
— А у вас глаза — как у моего медведя, — сказал я.
Мадмуазель удивленно посмотрела на меня, и эти глаза у нее округлились.
— Ну-у ладно, — сказал папа. — Мы пошли.
— Николя уже поужинал, — сказала мама. — И готов идти спать. Он уже в пижаме. Он может посидеть с вами еще пятнадцать минут, а потом — в постель. Если захотите есть, поищите что-нибудь в холодильнике. Мы вернемся не поздно — к полуночи или чуть позже.
Мадмуазель сказала, что ей не хочется есть, она уверена, что я буду хорошо себя вести, и все будет в порядке.
— Надеюсь, — сказал папа.
Папа и мама поцеловали меня, немного постояли в раздумье и ушли.
Я остался в гостиной с мадемуазель.
— Ну вот, ну вот, — сказала мадемуазель. Казалось, она меня побаивается. — Как твои дела в школе, Николя?
— Неплохо, а у вас? — ответил я.
— О, у меня хорошо! Только с географией не очень, поэтому я притащила сюда все эти талмуды — придется вечером долбить, а то на письменном экзамене буду плавать!
Разговорчивая мадемуазель. Только я ничего не понял: по-моему у нее проблемы с языком.
Мама разрешила мне посидеть еще пятнадцать минут, поэтому я предложил мадемуазель поиграть в шашки. Выиграл три партии, потому что в этой игре я непобедим.
— Хорошо, а теперь — спать! — сказала мадемуазель.
Я пожал ей руку и пошел к себе. Надо сказать, я очень послушный. Когда папа и мама вернутся — будут довольны.
Но спать совсем не хотелось. Я не знал, чем заняться, поэтому, как всегда, решил, что мне хочется пить.
— Мадемуазель! — закричал я. — Я хочу воды!
— Иду! — ответила мадемуазель.
Я услышал шум крана на кухне, потом мадемуазель что-то вскрикнула, но я не понял, что.
Мадемуазель вошла ко мне со стаканом воды; вся кофта у нее была мокрая.
— С краном на кухне надо осторожней, — сказал я. — Он брызгается, а папа его еще не починил.
— Я заметила, — весьма сердито сказала мадемуазель.
Странно, сама же в гостиной мне сообщила, что будет плавать. Я выпил воду — но с трудом, потому на самом деле пить не очень хотелось, и мадмуазель мне напомнила, что пора ложиться. Я ответил, что пора-то пора, но мне совсем не хочется спать.