Ознакомительная версия.
Мимо нее протопал Терещенко. Он нес пустую тарелку к столику для грязной посуды.
Вот бы сейчас упал на голову Терещенко цветочный горшок. Это была бы хорошая месть. Он – им. Они – ему. Все по-честному.
Хельксина опять качнулась, и стало видно, что кашпо, в котором стоит горшок, держится на честном слове, висит буквально на одной тонкой веревочке.
Ну, давай, падай!
Хельксина дернулась, под тяжестью горшка кашпо наклонилось.
– Венька, давай скорее! – позвали Терещенко от двери. Он сделал быстрые два шага и уже протянул руку, чтобы поставить тарелку на стол, как вдруг на то место, где он только что стоял, ухнулся тяжелый горшок. В столовой воцарилась секундная тишина, а потом все вокруг загомонило, закрутилось. Кто стоял близко к месту происшествия, отпрянули назад. Кто ничего не видел, рвались вперед. Одна Таня среди этого всеобщего водоворота стояла, упершись взглядом в болтающееся в воздухе пустое кашпо.
– Как интересно, – раздался рядом спокойный голос. – Висел, висел – и вдруг такое… Какая неожиданность!
Таня быстро повернулась. Рядом с ней стоял режиссер. Невысокий старичок, что приходил к ним на урок истории. В руках у него была тарелка с кашей, и он явно собирался сесть за Танин стол.
– Я смотрю, у тебя непростые отношения с цветами. – Старичок быстро устроился на шаткой лавке и окунул ложку в белесо-желтое месиво. – Они постоянно падают. И не жалко несчастные растения?
Обычно ученики ели быстро – зачерпывали по полной ложке, почти не жевали. Старичок вел себя аккуратно, набирал каши на кончик ложки, осторожно отправлял ее в рот. И при этом все время улыбался.
– Знаешь, кто ты?! – подскочила к столу Сонька «Энерджайзер» и нависла над подругой. – Знаешь? – Она сжимала кулаки, силясь подобрать верное слово, но у нее не получалось. – Он влюбился! Он там плачет! А ты со своими цветами совсем!.. Ему плохо!
Таня растерялась. Если бы на нее не смотрел так внимательно этот странный режиссер, она что-нибудь и ответила бы. А так она только хлопала глазами, не в силах выговорить ни слова.
– На себя посмотри! – выдохнула она наконец и отодвинулась по лавке к дальнему краю стола. – И что ты в эту любовь вцепилась, – пробормотала она смущенно. – Как помешались все на этой любви…
– Тебя саму расколдовывать надо! – выпалила Веревкина. – На, съешь, может, полегчает!
И она бросила на стол пару звонко цокнувших друг о друга грецких орехов.
– Какие у вас интересные игры!
Не успела Таня проводить взглядом пробирающуюся сквозь толпу подругу, как неприятный звук снова заставил ее вздрогнуть. Старик длинным тонким пальцем тыкал орех в шершавый бок. Таня голову готова была дать на отсечение, что при каждом прикосновении раздавался еле слышный звон.
– А знаешь, я хочу дать тебе роль в моей постановке. – Старик оторвался от изучения ореха и поднял глаза. – Приходи после занятий в актовый зал. Там будет репетиция. – Он поднялся. Его тарелки на столе уже не было. Может, он и вовсе не завтракал? – А орехи ешь. Очень полезная вещь.
Старик пошел из столовой, унося с собой крики и гомон. Ученики потянулись в коридор, оставив около входа на кухню толстую повариху, склонившуюся над упавшим горшком.
– Вот ведь, – всплеснула она руками. – Я бы свалилась с такой высоты – точно разбилась. А этому – ничего.
На непослушных ногах Таня вышла из-за стола. На полу стояла невредимая хельксина. Только горшок от падения немного треснул, и сухие листочки облетели.
– Чудеса, да и только, – вздохнула повариха, с трудом наклоняясь, чтобы поднять цветок. – Как не убило никого? Таким же по макушке – и все.
По спине Тани пробежали неприятные мурашки. И как она могла пожелать, чтобы на людей нападали деревья? Что это она стала такой жестокой?
Задумавшись, Таня повертела в руках два грецких ореха. Один неожиданно раскололся. На ладонь упало ядро. Целое, крупное.
– Чудеса, – кивнула Таня, отправляя очищенный орех в рот. И уже раскусив его, вспомнила слова старика о том, что есть орехи очень полезно.
Полезно, полезно…
«Что же теперь будет? – испуганно думала Таня, поднимаясь в класс. – В кого я превращусь?»
Весь урок Таня с испугом прислушивалась к своим ощущениям. Если бы старик не трогал орехов, она бы даже задумываться не стала – съела и съела. А теперь ей все казалось, что в организме у нее происходят какие-то необратимые процессы. Крылья вырастают, как у Дюймовочки, или ноги покрываются шерстью, как у хоббитов.
Оттого, что ее сейчас больше волновала она сама, чем судьба растений, Таня и не заметила, как сильно опечаленный последними событиями Терещенко обрывает листья на плюще. Внешне этот плющ был совершенно безобидным. Небольшие листочки кленовидной формы слегка подрагивали каждый раз, когда кто-нибудь касался этого сильно разросшегося растения. Плющ был очень цеплючий, так и норовил ухватиться за проходящего мимо. Плющ давно привык к тому, что его усики и листья все время обрывают, и даже, кажется, только пышнее становился от этого.
Терещенко мял в руках жестковатые листья и задумчиво глядел в окно, где отражался весь класс и в том числе Таня. Его длинные пальцы с обкусанными ногтями медленно пропитывались зеленым соком.
Когда учительница по географии в рассказе об Африке перешла от общих географических положений к народонаселению этого дивного континента, Терещенко громко цыкнул зубом, словно у него там что-то застряло – хотя что там могло застрять, на завтрак они ели одну кашу? – и полез пальцем в рот.
Учительница как раз говорила о пигмеях, использовавших в качестве оружия плевательные трубки, из которых выпускали стрелы с наконечниками, пропитанными ядом, когда Терещенко стал медленно подниматься, издавая горлом странные хрипящие звуки.
Заметив краем глаза это движение, Таня схватилась за голову и зажмурилась, только чтобы больше ничего не видеть и не слышать – это ведь она пожелала Терещенко зла, и вот ее желания каким-то таинственным образом начали исполняться.
Класс заволновался. Удивившись, что ее не слушают, учительница прервала свой красочный рассказ и оглядела учеников. Терещенко к тому времени уже сипел. Пальцами он царапал горло, издавая страшные звуки.
Над Таней снова застыла Веревкина.
– Ну что, добилась своего? – зло прошептала она. – Добилась?
– Это не я, – мотала головой Таня, не отрывая рук от ушей. – Не я!
Ребята потащили Терещенко на второй этаж, в медкабинет. Таня побрела следом за всеми.
– Ой, опять вы, – мило улыбнулась Зиночка. – Веня, что случилось?
Класс дружно столпился около двери, живо обсуждая, что же такое стряслось с одноклассником. Все сходились на том, что здесь без сглаза или еще какого колдовства не обошлось. С чего бы это вдруг на Терещенко неприятности стали сыпаться в таком количестве?
– Таня! А я тебя везде ищу.
Таня вздрогнула и на всякий случай втянула голову в плечи.
Но это была всего-навсего Нина Антоновна.
– А что это вы тут делаете?
Услышав, что Терещенко второй раз за последнюю неделю помирает, учительница решительно направилась в медпункт, оставив около Тани небольшой сверток.
Зиночка пробежала туда-сюда, на все вопросы учеников только отмахиваясь обеими руками. Прежде чем снова исчезнуть за дверью, она повернулась и, страшно округлив глаза, прошептала:
– Интоксикация!
Таня почувствовала, как у нее запершило в горле. Вспомнился вкус съеденного ореха. А Терещенко-то чем мог отравиться?
Она перебрала все события сегодняшнего дня.
В столовой кашей? Очень возможно, но тогда это было бы массовое отравление, ведь завтракала вся школа.
Чем-то, принесенным из дома? Да он ничего не ел, кроме собственных пальцев.
Собственных пальцев! Плющ! Он мял в руках плющ, а потом сок листьев с пальцев попал в рот. Каждый любитель цветов знает, что некоторые виды плющей ядовиты. Особенно этот. Он так и называется – «Плющ едкий». Таня об этом и на табличке написала: «Не трогать!»
Она вскочила и побежала к медпункту. Навстречу ей уже шла биологичка.
– Нина Антоновна! – закричала Таня. – Это плющ!
– Да-да, мы знаем, – обняла ее за плечи учительница. – Мы видели его руки. Так это был плющ? Очень интересно! Ну, вот видишь, а ты переживала, что растения не умеют защищаться. Очень даже умеют. Пойдем, я тебе покажу мой подарок.
Они вернулись к лавке, где стоял сверток. Учительница долго шуршала газетной бумагой, пока на свет не появился небольшой горшочек, в котором сидело растение, усыпанное вывернутыми наружу розовыми цветками.
– Цикламен! – ахнула Таня.
– Правильно, – кивнула Нина Антоновна. – Цикламен персидский, или альпийская фиалка. Еще его называют дряквой. Растение, которое цветет зимой! Рядом с обыкновенной фиалкой оно будет выглядеть великолепно. Ты не находишь?
Таня находила. Она слушала учительницу и со всем соглашалась. Но в то же время в душе у нее поднималось какое-то странное, незнакомое ей чувство. Она смотрела на цветок, крепче сжимала в ладонях горшок, и ей казалось, что она слышит, как бьется сердце растения. Оно было живое. Оно хотело цвести и радовать людей…
Ознакомительная версия.
