— Но ведь я не учила его воровать… я не воспитывала его таким! — горячо возразила Волхова. — Я ему всегда говорила, что надо быть честным, хорошим…
— Говорили? Конечно, говорили. Ну, а почему же он стал вором?
— Не знаю… Попал в плохую компанию… Мне за ним следить было некогда, я на работе целый день.
— А почему другие дети не попадают в плохую компанию, почему не становятся ворами? Почему они помогают своим матерям, уважают их, любят, жалеют, берегут?
Возражать на это было трудно. Ведь и в самом деле, все ленинградские дети, выходя из дома, оказываются примерно в одинаковых условиях. На всех может влиять улица, все они могут встретиться с плохой компанией.
— Как же так, товарищ следователь? — после некоторого раздумья спросила Волохова. — По-вашему, выходит, что когда мать любит своего ребенка и слишком балует, значит, он должен стать вором?
— Нет. Вором он становится редко, но плохим человеком — очень часто. И почти всегда — эгоистом, барчуком, жестокосердным.
— Значит, детей и любить не надо?
— Обязательно надо. Но любить надо ребенка, а не свою любовь к нему. Ребенок не игрушка, не кукла, а человек.
В это время в дверь осторожно постучали.
— Разрешите войти? — спросил мужской голос в чуть приоткрытую щель двери.
— Ну входите. Кто там?
Вошел высокий мужчина в грязной перемазанной маслом спецовке, распространяя сильный запах бензина. Вежливая улыбка, застывшая на его губах, никак не соответствовала тревожному выражению глаз.
— Вы Садовский? — догадался Константин Семенович, увидя в руках мужчины повестку.
— Точно так!
— Подождите в коридоре. Я вызову.
— Только я с работы отпросился, уважаемый товарищ…
— Подождите в коридоре, — спокойно повторил Константин Семенович.
— Слушаюсь! — как можно любезней произнес мужчина и, с ненавистью взглянув на Волохову, быстро направился к двери.
— Вы знаете этого человека? — опросил Горюнов, когда Садовский вышел.
— Ну как же! В одном доме живем.
— Большая у него семья?
— Четверо. Жена, сын, дочь…
— Сына зовут Николаем?
— Господи! И Колька сюда попал! — с искренним огорчением воскликнула женщина. — Такой хороший парнишка…
— Плохая компания… Компания вашего сына.
— Мой сын тут ни при чем, товарищ следователь, какая он Кольке компания! Гоше девятнадцать исполнилось, а тому и четырнадцати нет. С дочерью Садовского — верно… одно время гулял, — поджав губы, призналась Волохова. И сказано это было таким тоном, что сразу стало ясно, с каким презрением относилась она к девушке.
Константин Семенович ждал продолжения. Ждал полной, хотя и пристрастной характеристики дочери Садовского, но ошибся.
— Вы говорили, что, когда несознательная мать балует ребенка, он может стать вором, — медленно, словно взвешивая каждое слово, произнесла женщина. — Ну, а вот, к примеру, Колька! Тоже начал воровать, а ведь его никто не баловал… Он и голодным часто сидит, и бьют они его… Особенно отец, когда пьяный.
— А почему вы считаете, что Николай занимается воровством? Вы знаете такие случаи?
— Нет. Пока не замечала, — покачав головой, сказала Волохова и не без злорадства спросила: — А что, значит, Людмила попалась? Или сам? Давно бы пора!
Женщина чувствовала себя совершенно свободно. Страх прошел, и ей казалось, что говорит она не со следователем уголовного розыска, а со школьным учителем.
— Дочь Садовского зовут Людмилой? А чулки эти… не для нее? — спросил Константин Семенович, перекладывая пакеты с капроновыми чулками с места на место.
Волохова поняла вопрос по-своему.
— Кто их знает! — со вздохом сказала она. — Может, и она украла да у него спрятала. Отпетая девчонка!
— А вы не знаете Капитонова? — неожиданно спросил Горюнов, глядя в упор на женщину.
— Капитонова? — переспросила Волохова. — Нет. Не знаю.
— И никогда не слыхали такой фамилии от сына?
— Не слыхала. А как его зовут?
Константин Сергеевич раскрыл заводской пропуск.
— Виталий Ильич.
— Нет. Ни разу не слыхала, — охотно ответила она. — Вообще-то у него много всяких знакомых, но такого не слыхала.
— Ну хорошо. Сейчас мы закончим наш разговор. Если вы мне понадобитесь, я вызову.
— А как же с передачей? — спросила женщина, и снова в ее глазах появилось испуганное, робкое выражение.
Константин Семенович посмотрел на Волохову и усмехнулся. Было досадно, что весь их разговор прошел впустую. Но разве можно ее винить? Разве всегда простые, давным-давно известные мысли помогают и более культурным людям? Нет. К сожалению, и среди образованных родителей не очень много таких, которые понимают законы воспитания и правильно строят свои отношения с детьми. Чаще можно встретить родителей, которые хотя и не читали педагогической литературы, но каким-то чутьем, инстинктом угадывают, как следует воспитывать своего ребенка. Здесь, в уголовном розыске, Константин Семенович много раз убеждался в этом.
— Передачу можете оставить здесь! — сухо сказал он. — Что вы ему принесли? Покажите.
Женщина торопливо развязала узелок. В нем оказались три пачки папирос, несколько яблок, две плетенки с маком, пачка сливочного масла и завернутый в газету небольшой пакет.
— А что в газете?
— Тут конфетки. Ириски он любит.
— Ириски любит? — спросил Константин Семенович, намереваясь вытряхнуть конфеты из кулька. — Водку он тоже, наверно, любит. Вы ему и водку покупали на свою зарплату?
— Конфеты не я покупала. Дружок у него есть…
— Какой дружок? — насторожился Константин Семенович.
— Молодой человек. Очень хороший. Вежливый такой, образованный… Если бы Гоша с такими водился, ничего бы этого не было…
— Как его фамилия?
— Зовут Олег, а как по фамилии — не знаю.
— Часто они встречались?
— Тоже не могу сказать. Я его два раза видела… Как-то весной пришел, а второй раз вчера. Пришел очень расстроенный. Жаль, говорит, мне Гошу. Мы с ним были друзья, а вот не слушал, говорит, меня… Я заплакала, конечно, а он стал меня утешать. Спросил насчет передачи и сегодня утром принес вот яблоки, ириски, масло. Всё на свои деньги купил. Заботливый такой мальчик! И одет хорошо. Видно, что сын богатых родителей, — со вздохом закончила Волохова.
— Конфеты он так и принес? В газете?
— Да. Так и велел передать.
— А что он вам еще сказал?
— Больше ничего такого… Спросил насчет Людмилы, заходила она ко мне или нет.
— Когда он собирался к вам еще зайти?
— Ничего не сказал. Сказал, что зайдет, а когда — не сказал.
— Ну хорошо, — медленно проговорил Константин Семенович, поднимаясь. — Сегодня я вызову вашего сына на допрос и всё передам. Больше я вас не задерживаю. Идите домой и отдыхайте. Вы же в ночной смене работаете?
Женщина тяжело встала со стула, молча поклонилась и направилась к выходу. Как только она открыла дверь, в комнату протиснулся Садовский.
— Я вас не вызывал! — строго остановил его Константин Семенович. — Придется еще немного подождать.
— Я полагал, что вы освободились… Я с работы отпросился…
— Помню, помню.
Закрыв дверь на ключ, Константин Семенович вернулся к столу и позвонил по местному телефону:
— Алло! Кто это? Товарищ Щербаков! Ты-то мне и нужен. Сейчас я отпустил одну гражданку. Фамилия ее Волохова. Да, да, мать этого… Пропуск я ей забыл выписать, а поэтому она скоро вернется назад. Нужно проводить ее до дома, издали… Очень возможно, что кто-нибудь поджидает ее на пути или где-нибудь возле дома. В особенности меня интересует хорошо одетый юноша. Зовут Олегом… А больше никаких примет. Остальное постарайся выяснить… Фамилию, адрес. Но так, чтобы он ничего не заподозрил… Нет. Они не уговаривались, но мне почему-то кажется… Совершенно верно. Я бы на его месте и в его возрасте обязательно встретил эту женщину…
Повесив трубку, Константин Семенович занялся осмотром передачи. Чувствуя, что тут спрятано какое-то сообщение, он начал внимательно разглядывать каждый предмет. Перекладывая на край стола хлеб, масло, яблоки, папиросы, следователь упорно искал пометок, знаков или записки. Записку можно спрятать в хлеб, в масло или в мундштук папиросы. Самой подозрительной была газета. Вытряхнув конфеты на стол, он ладонями разгладил листок, но в это время раздался осторожный стук. Вернулась Волохова.
— Вы что-нибудь забыли? — спросил Константин Семенович, открывая дверь.
— Меня послали обратно, товарищ следователь, — смущенно сказала женщина. — Не выпускают. Говорят, пропуск надо.
— Да. Пропуск нужен, — сказал Горюнов. — Извините, пожалуйста. Это моя вина. Я сейчас. Подождите секунду.
Волохова осталась в дверях, а Константин Семенович вернулся к столу и выписал пропуск.
