Берни резко отвернулась, словно я дала ей пощечину.
— Я будто совсем тебя не знаю, — сказала она и расплакалась.
Я тоже заплакала — отчасти от того, что мне было ее жаль, но больше потому, что поняла — она права. Она действительно меня больше не знала. Я, кажется, сама себя больше не знала. Я хотела поехать в Либерти — мне нужно было туда поехать, но еще мне было очень страшно, и я не могла признаться в этом Берни — она бы вцепилась в этот страх, как кошка в клубок шерсти, и быстро расправилась бы с моей решимостью.
— Это опасно, Хайди, — тихо произнесла она. — Ты еще слишком маленькая, чтобы ехать одной.
Я ничего не сказала ей о том, что это было еще и незаконно. Зачем мне было подливать масла в огонь, когда я знала, что она и так скоро об этом узнает?
— По-другому не получится. Ты не сможешь со мной поехать, и мама тоже. У нас нет выбора, — сказала я.
— Нет, есть. Не уезжай. — Бернадетт уже умоляла. — Подожди, пока не станешь постарше. Послушай… Я не говорю, что ты должна об этом забыть, но подожди немного. Мы будем продолжать звонить в Хиллтоп-Хоум, снова покажем твоей маме фотографии. Может, она что-нибудь да и вспомнит.
— Ты так говоришь, чтобы я осталась. А сама прекрасно знаешь, что мама не может ничего вспомнить, — с горечью произнесла я. — Я поеду туда, что бы ты ни говорила.
— Я запрещаю тебе ехать в Либерти, Хайди, и это мое окончательное решение, — твердо отчеканила Берни.
— Ты мне не мать! — крикнула я. — Не указывай мне, что делать. Ты мне даже не родственница. Ты никто. Никто!
Берни вырвала билету меня из рук. Она так рассердилась, что была не похожа сама на себя.
— Вот, значит, как, Хайди? — прошипела она сквозь стиснутые зубы, держа билет у меня перед носом трясущейся рукой. — Тебе, выходит, вообще больше ничего не важно?
— Да, — сказала я.
Она смерила меня тяжелым взглядом:
— Отлично. Тогда уезжай. Уезжай, и все.
Берни швырнула билет на пол и протопала из кухни в свою квартиру, захлопнув за собой дверь.
На моей памяти это был единственный раз, когда я видела эту дверь закрытой. Мы с Берни не разговаривали весь день. Время от времени я ходила на кухню проверить, но дверь была по-прежнему закрыта, и я почему-то не могла заставить себя открыть ее. Мама несколько раз спросила", где Детт, но я смогла отвлечь ее книжкой-раскраской с Флинстоунами и бесконечными чашками чая.
Вечером Берни наконец вернулась, чтобы разогреть консервированное рагу. Она разложила его по тарелкам для меня с мамой, но свою тарелку забрала с собой. На этот раз она оставила дверь приоткрытой.
Впервые в жизни я уложила маму спать одна. К счастью, она не упрямилась. Я даже смогла заставить ее принять душ и помыть голову — обычно этим занималась Берни. Затем я помылась сама, и, когда уже легла спать, в комнату вошла Берни и села на край моей кровати.
— Хайди, никогда больше не лги мне, — произнесла она.
— У меня не было выхода, Берни. Иначе ты не позволила бы мне купить билет, — сказала я. Прищурившись, я разглядывала ее силуэт.
Она печально улыбнулась и тихонько покачала головой:
— Мы обе знаем, что тебя не остановить, верно, Хайди-Хо?
* * *
Три дня спустя, днем 22 сентября, я уехала в Либерти. Я выследила Зандера с утра, чтобы попрощаться и сказать ему, что мне удалось убедить миссис Чудакову, что он будет хорошей няней для ее близнецов вместо меня. Он был рад новой работе, но больше всего хотел, чтобы я снова и снова повторяла ему то, что я сказала о нем миссис Ч.
— Я сказала, что ты хороший человек, — говорила я, — и хороший друг.
— Так и сказала, хороший человек? Клянешься слюной твоей матери? — спрашивал он каждый раз.
— Клянусь слюной моей матери, — отвечала я.
— Круто! — И он широко улыбался.
— Ты будешь заходить к Берни с мамой? — спрашивала я. — Выбрасывать мусор и приносить им почту?
— Ага. Но ты ведь вернешься, правда?
Я кивнула, немного удивившись тому, что мне было грустно с ним прощаться.
В тот день мама лежала в постели — ей опять нездоровилось. Берни уже дала ей четыре таблетки, но она все еще стонала и держалась за голову.
— Пока, мама, — сказала я, наклонившись, чтобы поцеловать ее в щеку.
— Скоро придешь, Хайди? — Мама подняла на меня взгляд.
— Да, мама. Скоро приду.
Поездка должна была занять три с половиной дня туда и столько же обратно, но маме это было не важно. Она совсем не чувствовала хода времени. Я с тем же успехом могла бы спуститься на первый этаж, чтобы принести почту. Я стояла у ее кровати с большим синим чемоданом Берни. На плече у меня был мой рюкзак, в котором лежали блокнот со списками и два бутерброда с сыром и ветчиной, а билет до Либерти я аккуратно засунула в карман куртки.
— Скоро придешь, Хайди? — снова спросила мама, поднимая голову с подушки и слабо улыбаясь мне.
— Да, мама, — ответила я.
Но на самом деле я не вернулась. По крайней мере не вернулась тем, кем я была в тот день.
Мы с Берни в конце концов помирились. Она сказала, что простила меня за то, что я наговорила ей сгоряча, и, хотя я пообещала никогда ей больше не лгать, между нами все было не так, как прежде, и я чувствовала тяжесть на душе оттого, что причинила ей боль. Она не скрывала своего страха за меня, но знала, что я не изменю своего решения, и не спорила со мной, даже когда узнала о том, что мне нельзя было путешествовать одной.
— Что-нибудь придумаю, — заверила ее я, хотя сама не была в этом уверена.
Берни даже помогла мне собраться в дорогу. Иногда казалось, что мы с ней заодно, но потом по какой-то оброненной фразе мне сразу становилось ясно, насколько она против всей этой затеи.
— Все из-за этого Трумэна Хилла, — с горечью сказала она перед самым моим отъездом. — Если бы он соизволил поговорить с нами по телефону, ты бы не ехала сейчас искать этого никчемного-на-четыре-буквы. — Берни помрачнела. Казалось, она вот-вот расплачется.
— Берни, это тебе; — быстро сменила я тему, вытаскивая из рюкзака маленькую картонную трубочку и протягивая ей.
— Что это? — спросила она, вытирая глаза тыльной стороной руки.
Она открыла трубочку с одного конца и вытащила рулон блестящей бумаги.
Это была карта, которую я сделала для нее, маркером нарисовав на ней маршрут автобуса от Рино до Либерти. Еще внутри была пластиковая коробочка с цветными булавками.
— Ты повесишь карту на стене рядом с телефоном, Берни. Я буду звонить на каждой остановке, а ты будешь отмечать булавками, как далеко я уехала. Так ты все время будешь знать, где я, как и всегда.
Берни обняла меня.
— У меня для тебя тоже кое-что есть, — сказала она.
Она вручила мне коробку, перевязанную красной шерстяной ниткой:
— Открой ее, когда сядешь в автобус.
Мы снова обнялись. Мама вышла из своей комнаты, все еще в ночной рубашке. Ее спутанные волосы намокли от пота. По тому, как она щурилась, я поняла, что у нее по-прежнему болела голова.
— Чмок, — сказала мама, подходя к нам и обхватывая нас руками, втискиваясь в наши с Берни объятия.
Я повернулась к ней и прижалась щекой к ее мягкому и гладкому лицу. Мама почувствовала мои слезы.
— Ой-ой, Хайди, — забеспокоилась она.
— Я тебя люблю, мам. — Я крепче прижалась к ней и поцеловала ее.
Мама отстранилась.
— Чай, Хайди? — спросила она, выжидающе глядя на меня.
— Нет, мама. Сейчас не надо чая.
— Бо-бо, Детт, — сказала она, держась за голову.
— Знаю, цветочек. Я тебя уложу, когда Хайди уйдет, и дам тебе еще желе, — улыбнулась ей Берни. Затем повернулась ко мне: — Обещаешь звонить с каждой остановки?
— С каждой, — заверила я.
— Как только приедешь в Либерти, тоже сразу мне позвони, — сказала Берни, кладя мне руки на плечи, как всегда, когда хотела быть уверенной в том, что я ее слушаю.
— Позвоню. Честное слово, — кивнула я.
— Ты не забыла бутерброды и деньги?
— Нет, я все взяла.
— Помнишь название службы такси? — уточнила она.
— Да, Берни. «Эй-Би-Си».
Берни позвонила в справочную службу Либерти и узнала название такси, офис которого находился рядом с автобусной станцией, чтобы они отвезли меня в Хиллтоп-Хоум. Она попыталась дозвониться до Хиллтоп-Хоума, чтобы сказать им, что я приеду, но женщина, отвечавшая на звонки, все время переводила Берни в режим ожидания, прежде чем она успевала вымолвить хоть слово.
— Позвони мне, как только приедешь в Либерти и когда доедешь до Хиллтоп-Хоума.
— Хорошо, Берни, — снова кивнула я, — обещаю.
— Никому не говори, что едешь одна. Все время делай вид, что ты с кем-то вместе. Выбери кого-нибудь, кому можно доверять, какую-нибудь женщину. Такую, чтобы могла сойти за твою мать.
Мы обсудили эти детали уже несчетное число раз.
— Хайди, как только приедешь в Хиллтоп-Хоум, разузнай все, что сможешь, и сразу садись на обратный автобус и возвращайся домой.
