Николай Печерский - Кеша и хитрый бог

Справился Кеша со своим делом быстро. Поел щей без хлеба, нарубил дров и отправился к Лехе.

Настроение у Кеши было не веселое и не грустное, а так себе. Шел, думал про Пашку Петуха и про то, как казнили они с Тоней несчастного кота Акинфия. Все это, конечно, случилось из-за бога и этого противного Петуха. Попался бы сейчас ему этот Петух, он бы ему дал!

И вот только Кеша подумал про бога и про Петуха, на тропе за деревьями послышались шаги и чей-то знакомый хрипловатый кашель.

Кеша присмотрелся и узнал Пашку Петуха. Пашка шел с Тониного двора. Пашка уже переоделся после своих непонятных блужданий в горах. На нем была новая черная ряса с широкими рукавами, на груди — крест, а под мышкой — большой промасленный сверток.

Если б Кеша знал, что тут с ним случится, он бы и в самом деле свернул в сторону и пошел к Лехиной избе по тайге. Но Кешу просто-таки раздирала злость. Кеша поглядел издали на Петуха и подумал: тропка — своя, земля — своя, солнце — свое, сам Кеша тоже свой. Зачем же ему колоть ноги на колючках и плутать меж кустов? Пускай Пашка сам бегает, если ему так хочется.

Правильно! Кеша посмотрит на Петуха, посмотрит на сверток, пожмет плечами и пойдет дальше. Пускай Пашка знает, что Кеша все видит и все прекрасно понимает. А то как же! Или нет. Лучше не так. Лучше Кеша подойдет к Пашке и спросит:

«Скажите, пожалуйста, что вы делали в пещере и что это у вас за сверток? Курятина?»

Пашка даже позеленеет от злости.

«Какая пещера? Какая курятина?»

«А такая! Забыли про бифштекс, забыли, как фельдшер прижигал йодом? Ну хорошо, сейчас я вам напомню…»

Кеша сдвинул фуражку набекрень и еще решительнее зашагал навстречу Пашке. Так они шли и шли по тропке — деревенский поп Пашка и отчаянный человек Кеша, не сворачивая в сторону, готовые драться до самого последнего вздоха.

Скоро, впрочем, Кеша переменил свой план. Зачем он будет разговаривать с каким-то попом и тратить зря время? Очень он ему нужен! Если уж на то пошло, Кеша просто-напросто не уступит Пашке дорогу. Плохо это или хорошо, пускай думают другие. Раз он так решил, так он и сделает!

Кеша прошел еще немножко, а потом остановился и начал понарошку завязывать шнурки на ботинках. Кеша слышал каждый шаг Пашки, но головы не подымал и продолжал вязать морские петли и узлы. Пускай идет. Кеша ничего не видит и ничего не слышит. Пускай!

Догадался Пашка или не догадался, что было на душе у Кеши и что он такое задумал, а только подошел к Кеше вплотную и остановился. Минута, вторая, третья… Крутить шнурки было уже ни к чему. Пашка стоял над самой головой и смотрел, что он такое тут делает и почему стоит, как пень, посреди дороги.

Хочешь не хочешь, Кеша поднял голову и встретился глазами с Пашкой Петухом. В мгновение Кеша заметил и запомнил все — и серые с рыжими крапинками глаза, и крохотную синюю жилку у виска, и бородавку на щеке с тремя короткими колючими волосками.

Пашка смотрел на Кешу, нахмурив брови. В глазах его были и удивление, и вопрос, и злая, спрятанная еще где-то внутри насмешка. Прекрасные придуманные слова мигом вылетели из Кешиной головы. Кеша стоял тюфяк тюфяком перед Пашкой и молчал. Это, наверно, и погубило Кешу. Пашка помедлил еще минутку, поднял ввысь свою худую, костлявую руку, сложил пальцы щепоткой и широким, точным движением перекрестил Кешу крестным знамением:

— Во имя отца и сына и святого духа. Аминь!

Кеша даже не успел сообразить, как это все получилось. Стоял, будто пришибленный, и смотрел вслед уходящему Пашке. И лишь только тогда, когда черная ряса Пашки скрылась за деревьями, Кеша понял, какая случилась с ним беда.

Как ножом, резанула мысль: догнать Пашку, повернуть все по-иному, так, как думал вначале. Но Пашки уже и след простыл. Кеша стоял на тропе, тупо и отрешенно смотрел в густую, завешенную тенями тайгу.

Горе легче переносить на людях. Кеша уже давно знал это. Он постоял еще немного, вздохнул и поплелся к Лехе. На душе у Кеши было противно и гадко. Неизвестно отчего начали чесаться и шея, и лицо, и спина. Будто искусали его остроносые таежные комары или черная болотная мошкара.

Леха уже давно поджидал приятеля возле калитки. В руках у него была какая-то щепка, немного похожая на корабль и немного на ружье-двустволку. Леха показал эту щепку Кеше, но Кеша не обратил на нее никакого внимания. Леха обиделся и спрятал корабль или ружье за спину.

— Ты чего, Кеша, такой надутый? — спросил Леха.

Кеша не ответил. Разве Леха поймет!

— Пойди принеси кусок мыла, — сказал он.

— Какого мыла, Кеша?

— «Какого, какого»! Какого хочешь, такого и неси. На Байкал купаться пойдем.

Ни Леха, ни Кеша никогда в Байкале не мылись, а была в поселке для этого полезного и приятного дела низенькая свайная баня. В эту сибирскую баню, строго соблюдая черед, ходили по субботам все рыбаки.

Леха боялся, что Кеша передумает, не захочет идти с ним на Байкал, и поэтому не стал задавать вопросов. Повернулся, как солдат строевой службы, и пошел в избу исполнять приказ.

Леха долго не появлялся. Кеша смотрел на закрытую дверь и томился. Только сейчас Кеша сообразил, что совершенно зря отправил Леху в экспедицию. Домашние не подпускали Леху к мылу на пушечный выстрел, а если уходили, прятали мыло в самые далекие и верные места.

Дело не в том, что Леха любил мыться. Нет, упрекнуть Леху в этом было нельзя. Леха истреблял мыло на мыльные пузыри. Наколотит полную миску пены, сядет на крылечко и пускает пузыри до тех пор, пока на донышке не останется ни одной мыльной крошки.

Пузыри у Лехи получались отличные. Идет, бывало, кто-нибудь возле Лехиного двора, увидит над избой стаю легких разноцветных шаров и даже вздохнет от удивления и зависти. Но мало было Лехе тех обыкновенных пузырей. Этой весной решил Леха запустить в воздушные пространства огромный-преогромный пузырь. Чтобы долетел он до самых облаков, чтоб увидели его все байкальские рыбаки, все, сколько их есть на свете, лесорубы и смолокуры.

В каморке на полочке лежало штук пятнадцать кусков душистого печатного мыла. Леха выволок все запасы во двор и начал растворять мыло в дождевой кадушке. Вполне возможно, что Лехе удалось бы запустить величайший в мире пузырь и удивить этим весь Байкал. Помешал научному эксперименту Лехин отец. Он надавал Лехе затрещин, опрокинул кадушку на землю и выгреб все мыло на фанерную дощечку.

Недели три подряд вся семья мылилась этой розовой липкой замазкой. С тех пор Лехе и присвоили звучный и немного обидный титул мыльного короля.

Надежды на то, что Леха разыщет сейчас мыло, не было никакой. Кеша хотел было уже крикнуть друга, но тут дверь открылась и мыльный король появился собственной персоной на пороге. Лицо Лехи сияло. Он поддернул штаны и, сдерживая дыхание, сказал:

— Пошли, Кеша. Достал!

Леха не обманул. На берегу, оглянувшись вокруг, будто бы кто-то мог отнять его ценность, Леха запустил по локоть руку в карман и вытащил большой серый обмылок. Кеша был расстроен и поэтому не оценил подвига Лехи. Подержал на ладони серый бугорчатый обмылок и грубо сказал:

— Тоже мне мыльный король! Таким мылом только лошадей моют.

Что же все-таки Кеше надо? Леха застенчиво смотрел на мыло, на хмурое, злое лицо приятеля. И вообще Леха ничего не понимал. Сначала Кеша зашил его штаны, потом Кеша пообещал пойти купаться на Байкал, а теперь ни с того ни с сего кричит и ругает за мыло. Пускай тогда сам достает мыло, если он такой умный!

Не обращая никакого внимания на Леху, Кеша разделся и полез в Байкал. Долго и упрямо мылился Кеша, окунулся с головой и снова терся вкруговую лошадиным обмылком. После купания Кеше чуть-чуть полегчало. Он лег на горячий песок, закрыл глаза. Рядом недовольно сопел и шмыгал носом Леха.

Кеша снова и снова вспоминал свою встречу с Петухом Пашкой. Это ж только подумать: поп перекрестил среди бела дня настоящего живого пионера! Впрочем, какой он после этого пионер, какой капитан! Тряпка, лапша, размазня! И как ни крути, как ни верти, но позора этого не отмоешь ни лошадиным, ни самым прекрасным мылом «Магнолия» с белым цветком на обертке. Нет, мыло тут не поможет. Тут нужно совсем-совсем иное…

Кеша поднялся и начал молча одеваться. Леха посмотрел на своего сурового друга и тоже, не говоря ни слова, полез в порты. Какие уж тут разговоры и какое тут купание!

Домой шли порознь. Леха впереди, а Кеша сзади. На портах мыльного короля, как символ бывшей дружбы и взаимного понимания, темнела шикарная заплата.

Но, видно, не суждено было на этот раз разрастись ссоре Кеши и Лехи. Судьба, независимо от их воли, снова свела и помирила их.

Только Кеша пришел домой, только полез с расстройства и голодухи в чугунок со щами, за дверью послышался крик:

— Кеша, иди сюда! Кеша!