Ознакомительная версия.
– Санёк, борща, борща всем налей, – отрываясь от Светланы и продолжая шмыгать, сообразила вдруг бабушка. – И пирожок на стол поставь.
– Борщ – это хорошо! – одобрил Фомин. – У нас всегда борщом поминали.
Светлана поцеловала бабушку в висок и со словами «я сама, сама, не мужское это дело» стала разливать борщ по тарелкам. А Фомин справился с зеленью и принялся откупоривать бутылку.
– Сметанку, сметанку к борщу надо! – напряглась бабушка.
– Ничего, можно и без сметаны.
– Зачем же без, когда есть? Сань, в холодильник сбегай, а?
Салим поднялся за сметаной. А когда вернулся, обнаружил, что Фомин налил водку в четыре стопарика, а бабушка опять плачет. Салим поставил сметану на стол, сел.
– За помин! – сказал Фомин.
– Земля пухом и вечная память, – добавила Светлана.
– Вечная тебе память, доченька, вечная тебе память… – бабушка едва могла говорить, она прошептала-просипела это сквозь слезы.
Салим сидел истуканом и не знал, как ему себя вести: как ребенку или как взрослому?
– Не чокаясь! – сказал Фомин.
Салим взял в руки стопку.
– И зачем было это говорить? – передернула плечами Светлана. – И так всем ясно, что за помин не чокаясь!
– Я это Сане! – стал оправдываться Фомин.
– Вы что, и малому налили? – встрепенулась бабушка.
– Я на малой! – возразил Салим, но получилось у него это хрипло и невнятно, он откашлялся и повторил уверенней: – Не малой я!
Он залпом выпил водки, поставил стопку на стол и не бросился сразу закусывать, а открыл сметану, окунул в нее ложку, потянулся за луком и только потом. Подумаешь, нежности! Водки он, что ли, не пробовал что ли…
– Ладно, – сказал Фомин. – Договорились. Не малой ты. Но ты ж пойми, это чисто договор – каким словом что называть.
– Что за договор-то? – не догнала Светлана. – Гляди, договоришься ты у меня!
– Да что я? Я – ничего. Это ж не просто договор – договор, это мы ж люди – значит, договоримся. Это ж не с андертальцев пошло, хромопитеков!
– Хромопитеков?
– Ну…
– Они что, хром пили?
– Эк баба-дура! Они о словах договорились, так-быть! Сели за стол переговоров – и договорились! Стол – значит стол. Переговор – значит, так-быть, переговор. А малой – он не малой, он – ни-ни… Он вон уже у нас какой мужик. Усы уж растут.
– Мужик, – согласилась Светлана.
Салим грыз лук и молчал. Надо было что-то сказать бы про хромопитеков, они их учили вроде. Но ничего, кроме названия, об этих хром-ма-питеках, он не помнил. Про переговоры он тоже не знал, что умного сказать. Тем более что мысли у него упорно сбивались на усы. Усы – это солидно. И красиво вообще. Надо будет отрастить. Тогда вообще. Может, подлиннее их отрастить? У кого в мире самые длинные усы, у клубники? А у животных – у таракана. Не, как у таракана не надо. Короткие такие усы – будет то, что надо. Салим грыз лук с хлебом и прочей зеленью, размышлял об усах и помалкивал.
– Наливай! – сказала Света. – За переговоры и хромопитеков!
Фомин стал наливать. Не за питеков, конечно же, а еще раз за помин. Как полагается.
– Не дам травить ребятенка! – закричала вдруг бабушка. – Дочь мою отравили, Россию отравили, Санечку не отдам! Не отдам Саню-у-у!
Бабушка уронила на стол руки, на руки голову и завыла уже не тонко, а басом, в голос, по-настоящему. Следующий час ушел на успокоение бабушки, на убеждение ее в том, что хотя Россия и отравлена напрочь, конкретно дочь бабы Веры никто не травил, что она-то никогда не пила, и все это знают. И что от сердца каждый не застрахован, что все там будем, и что один раз чисто за помин – не в счет.
…За помин выпили трижды. Бабушке в промежутках между поминами Светлана капала валерьянки и кордиамину, потому что Вере теперь надо беречь себя, чтобы поднять внуков.
После третьего помина выяснилось, что отец детей помогать не будет, причем никоторый из отцов. И вообще неизвестно, где они. Про отцов, впрочем, говорили недолго. Фомина потянуло было на политику, но ему никто идеологически не возражал, поэтому он скис. Потом сверху спустился проснувшийся Стас. Светлана помогла бабушке налить младшенькому борщичку, и гости засобирались домой, слегка усугубив это дело клюквенной наливкой за детей, за здоровье и на посошок.
Салиму отчего-то поплохело, он поднялся наверх, растянулся на диванчике, еще хранившем тепло младшего брата, и заснул.
………………………………………………………………………………..
Э Эe Лl Еe Мm Еe Нn Тt Ыy {Элементы большой науки}
Содержание:
Энциклопедия
Новости науки
LNC
…………………
Детские вопросы
…………………
…………………
Главная / Детские вопросы
Как люди смогли договориться, что каким словом называть?
Откуда появился язык? Как люди смогли договориться, что каким словом называть?
…………………………………………………………………………
…………………………………………………………………………
Вообще, любая сигнальная система возникает у животных оттого, что они достаточно наблюдательны. Они следят за окружающим миром, слушают его, нюхают (а некоторые, например тараканы, усами ощупывают) и…
………………………………………………………………………………………….
Глава 8. Башня для сиротинушки
– На земле до Вавилонской башни был один язык.
– Англ?
– Бат вай???
– Папа говорит, это сам главн язык!
– Не англ
– Китаёз? Япоёз?
– =^·^= Нэко, почему????
– На кит больше всего людей говорит! А яп – самые умн!
– Не. Другой язык. Его больше нет.
– Это хорошо что нет!
– ???????
– Меньше в школе учить!!!!!!!!!!))))
– Наоборот! Так бы всего один язык учили бы – и все!
– Ю тру… ((((Про Вавил-баш не парься, я в теме. Мульт смотрела. Смогу рассказать.
– Ок. И где находился Вавилон?
– Упс…
– Равнина Сеннаар. Повтори вслух зр – тогда запомнишь.
– Повторила 4р. Сено уже запомнила!)))))))
«О Вавилонской башне и разных языках»
Бытие. Глава и
Выдержки из SMS-переписки двух молодых людей– И сказал Бог: да будет свет. И стал свет! Ура! – Макс щелкнул выключателем, и старинная люстра с бронзовыми целлюлитными ангелочками засверкала под потолком просторной дубовой гостиной всеми двенадцатью энергосберегающими лампами.
Макс немедленно перестал думать о люстре и вернулся к мучавшим его все утро мыслям о цивилизациях инков, ацтеков и майя.
– Не богохульствуй! – поджала губы Вера Игнатьевна.
Внук спрыгнул со стремянки, пожал плечами и ничего не ответил, решил не связываться. Но бабка уже завелась. Про молодежь, про нравы, про смену цивилизаций. Макс унес стремянку в кладовку, вернулся, сел в кресло у окна с видом на крышу соседского коттеджа и так же молча принялся внимательно изучать собственные пальцы. Инки сели в пироги с каноями и, дружно гребя веслами (весла нарисовались современные, пластиковые), свалили из головы Максима в туманы пространства Моора. Макс мысленно проводил их третьим оком сквозь пальцы и понял, что и сам куда-то плывет, плывет, плывет…
– Ну конечно, проблемы морали тебя не волнуют! – вспыхнула бабушка. – Холеные ногти куда важнее!
– Баб, как говорил великий Чехов, в человеке все должно быть прекрасно: и душа, и ногти.
М-да, про душу утонченный меланхоличный почти красавец, почти кандидат по прыжкам в воду и почти кандидат непонятных политических наук, упомянул зря. Вера Игнатьевна или Вигнатя, как за глаза называли ее бывшие ученики, поднялась во весь свой богатырский 158-сантиметровый рост, и вид ее стал страшен. Ну, во всяком случае, ей самой казалось, что – страшен. «Надо будет напомнить Любуне, что пора натереть мебель», – между делом подумалось Вигнате, пока она критически оценивала отражение своего страшного вида в витрине, на фоне милой сердцу коллекции.
– Не смей! Не смей трогать душу! – патетически провозгласила бабушка, покосилась еще раз в сторону коллекции и повторила громче, расправив плечи: – Не смей! Ее! Трогать!
– Ба-аб, так ты ж сама разрешила…
Вигнатя обернулась. За ее спиной стояло рыжее солнышко с голыми руками, голыми ногами и голыми, бесстыдно голыми, ненакрашенными глазами. Шорты и маечка только подчеркивали все это ослепительно-юное безобразие. В руках у внучки была большая венецианская чашка – не из коллекции, с кухни. Чашка пахла шоколадом и ванилью, а ведь вообще-то сейчас пост.
– Но ты же разрешила ее брать! – невинно хлопая ресницами, перетекающими в уши, проворковало рыжее безобразие, переводя взгляд с чашки на бабушку.
Макс не выдержал и улыбнулся.
– Кого брать? Кого разрешила? Послали мне небеса внуков! Испытание в старости! Я им о душе, а они мне – о чашке с ногтями!
На «чашке с ногтями» Максу захотелось сползти «пацтул». Но он сдержался. То есть начал сползать, но, во-первых, в пространстве Моора, во-вторых, в итоге сдержался, а в-третьих, он мог себе позволить подобную пантомиму – Вигнатя в это время стояла к нему спиной и буравила глазами Еву.
Ознакомительная версия.
