Да и Тусина мама боялась своей мамы Анны Мартыновны. Даже папа (даже папа!) и тот побаивался бабушки Анны Мартыновны.
Анна Мартыновна взяла такую власть в их доме, что ничего не делалось без ее разрешения. Конфеты покупались, которые она любила, — только бело-розовая пастила или яблочный мармелад. Когда один раз мама принесла Тусе шоколадку, бабушка сказала: «Нет!» — и спрятала шоколадку на верхнюю полку буфета. Туся хотела было затопать ногами, закричать, зареветь. Куда там! Она лишь незаметно вздохнула и отправилась жаловаться своим куклам.
Бабушке никто не смел перечить.
И вдруг все изменилось. Изменилось за одну минуту. Какое там за минуту! Не за минуту даже: все это случилось вмиг.
Туся делала уроки — столбики по арифметике. Бабушка сидела рядом и следила за ней.
Туся очень старалась. Она знала: если будет хоть маленькая ошибка или помарка, бабушка заставит переписывать заново всю страницу. И может, не один раз… И Туся, поеживаясь от ледяного бабушкиного голоса и ее холодных глаз, выводила цифру за цифрой, цифру за цифрой.
Сама того не желая, Анна Мартыновна залюбовалась внучкой, ее пухлыми пальчиками, темными локонами, ресницами, от которых на щеках лежали тени. Залюбовалась и улыбнулась. Улыбка у нее получилась нежная и чуть грустная. Хорошая, добрая бабушкина улыбка!
Случайно Туся подняла на бабушку глаза и увидела эту улыбку. Туся обомлела. Растерялась. Таким непохожим на всегдашнее показалось ей бабушкино лицо. Но растерялась она лишь на мгновение. А затем, сообразив, просияла в ответ и с радостным визгом повисла у бабушки на шее.
Огромная лиловая клякса тут же шлепнулась на примеры. Но Тусе теперь это было все равно. Ну, пусть клякса, а переписывать она не станет! Она принялась лепетать бабушке разные слова и словечки, целовать бабушкины щеки в мелких морщинках. И от всего этого растаяло бабушкино сердце.
Анна Мартыновна не выдержала и поцеловала внучку. И Туся поняла: бабушка лишь притворяется сердитой, а на самом деле она Тусю любит, и бабушку можно не бояться.
В тот же вечер Туся придвинула к буфету стул и достала с верхней полки шоколадку. Она съела эту шоколадку у бабушки на глазах, а бабушка промолчала.
А на следующее утро, подойдя к Тусе уже без улыбки, Анна Мартыновна своим обычным холодным голосом стала будить Тусю:
— Ту-ся. Вставай.
Туся не шевельнулась.
Три раза повторила Анна Мартыновна, что пора вставать.
Никакого впечатления!
Туся с головой закрылась одеялом и под одеялом тихонько посмеивалась: интересно, что бабушка будет делать?
Прибежала встревоженная мама. Как? Туся не послушалась бабушку? Да здорова ли она?
Пришел папа. Начал строгим голосом:
— Кому говорят?
В это утро все они чуть не опоздали: папа и мама на работу, а Туся в школу.
Проводив их, Анна Мартыновна сварила крепчайшего кофе и выпила одну за другой три чашки.
Потом приняла сердечные капли, закурила и долго стояла у окна. Вид у нее был мрачный, вернее, расстроенный. Она думала о Тусе. Что делать с этой избалованной девчонкой. Чем дальше — тем хуже. Подумать только, даже ее, Анну Мартыновну, перестала слушаться.
И вот тогда-то Анна Мартыновна надумала записать Тусю в плавательный бассейн. Девочке нужна суровая спортивная дисциплина. Ну, раз так решила Анна Мартыновна, Тусин папа и Тусина мама тоже согласились…
Сегодня после занятий в бассейне Антон не бежал, а мчался домой. Дождь хлестал ему в лицо. Сердитые капли, пузырясь и подскакивая, прыгали по мокрому тротуару и по лужам мостовой. Но ничего этого Антон не замечал. Радость его была слишком велика. Даже две радости… Дождь? Да стоит ли обращать внимание на такую мелочь, как осенний дождь?
Наконец, наконец-то он будет участвовать в настоящем соревновании!
Сегодня к концу урока в бассейне, когда он только что вышел из воды, Зоя Ивановна ему сказала:
— Сядем-ка, Антон. Поговорим…
Так у них часто бывало: они подробно разбирали каждое только что прошедшее занятие. Зоя Ивановна указывала Антону на ошибки, хвалила его, если было за что похвалить.
И на этот раз они тоже сели на скамью у выхода из бассейна. На плечах Антона лежало широкое мохнатое полотенце, а по груди, одна догоняя другую, еще скатывались прозрачные капельки воды. Как обычно после плавания, он чувствовал себя каким-то собранным и сильным. Здесь, в бассейне, Антон был всегда подтянут, дисциплинирован.
— Сегодня я показала тебя главному тренеру, — начала разговор Зоя Ивановна.
От неожиданности Антон оторопел. Как! Его показывали главному тренеру? Главному тренеру бассейна?
Главный тренер для Антона был значительным лицом. Антон знал, что главный тренер обычно сидит в своей нависшей над бассейном стеклянной комнате, откуда виден весь бассейн, и все его голубые дорожки, и трамплины для прыжков, и «лягушатник» для ребят, не умеющих плавать, и обе трибуны, и скамьи, идущие вдоль этих трибун. Иногда, заметив свет в стеклянной комнате над бассейном (значит, главный тренер там, у себя!), Антон мечтал, чтобы тот последил за ним взглядом, обратил бы внимание, как четко он, Антон, вспенивая ногами воду, несется по своей дорожке с одного конца бассейна на другой.
Чтобы поглядел, как Антон умеет, чуть коснувшись ладонью белой отвесной стены, сделать быстрый и упругий поворот и, с силой оттолкнувшись от стены ногами, стремительно, весь погруженный в воду, мчаться уже в противоположном направлении. И может быть, увидев его в воде, главный тренер захотел бы узнать, кто он.
Дальше этого мечтания Антона уже не шли.
А сегодня вдруг, оказывается, главный тренер наблюдал за тем, как он плавает!
В замешательстве глядя на Зою Ивановну, Антон начал бормотать:
— Как же?.. Ведь я… сегодня я его не видел!
Зоя Ивановна улыбнулась:
— Важно, что он тебя видел. Так вот… — И она как бы запнулась, подбирая нужное слово.
Антон испугался: а что, если главный тренер недоволен его успехами? Вдруг им что-то было сделано не так?..
— В общем, — помолчав, сказала Зоя Ивановна, — в общем, он нашел, что плаваешь ты хорошо.
«Хорошо?»
Горячий румянец залил щеки Антона.
— Но считает… — продолжала Зоя Ивановна.
Антон весь превратился в слух.
— Но он считает, что у тебя есть существенные ошибки. Ты начинаешь вдох, не сделав полного выдоха, и поэтому тебе трудно плыть. Понятно?
Антон напряженно кивнул.
— Это первое. А второе: левая рука во время поворота головы вроде бы задерживается у головы… Ты загребаешь вправо. Об этом и я тебе много раз говорила…
Да, верно, Зоя Ивановна не раз ему это говорила. Но очень трудно за всем уследить, когда находишься в воде.
— Короче говоря, главный тренер со мной согласился, что тебя уже можно допустить к соревнованиям.
— Главный тренер знает, как моя фамилия? — и веря и не веря услышанному, тихо, вполголоса, спросил Антон.
— Конечно.
— И как меня зовут?
— Смешной ты, право. Разве в этом дело? Да, конечно, дело-то не в этом!
— Я буду каждый день тренироваться! — с внезапным оживлением сказал Антон. — Каждый, каждый день!
— Обязательно. К двум часам будешь сюда приходить. Сможешь?
— Смогу.
— А что у тебя в школе? Двоек-то нет?
Антон яростно замотал головой. Чего там двойки! У него в этой четверти и троек не будет. Последний диктант им написан без единой ошибки. На пятерку. Честное слово! Если Зоя Ивановна не верит, он может даже принести сюда тетрадь.
— Зачем? Я верю тебе… Значит, условились? — вставая со скамьи, закончила Зоя Ивановна. — К соревнованиям начнем готовиться с завтрашнего дня.
И вот сейчас, торжествуя, Антон не шел, а летел домой. Будто бы счастливый ветер нес его. Пусть дождь, пусть непогода — все равно!
Для ликования у него была и другая причина: он был уверен, что сегодня приехал отец. Сколько времени от папы не было ни телеграмм, ни писем. И вот он взял да и нагрянул к ним из экспедиции без всякого предупреждения!
Дело в том, что сегодня по пути в бассейн Антон вдруг увидел на проспекте дядю Пашу. Нет, он не мог ошибиться. Это был именно дядя Паша — Павел Васильевич, один из сотрудников той же экспедиции.
Павел Васильевич сошел с троллейбуса на своей остановке, как раз напротив переулка, где он жил. На плечах огромнейший рюкзак, в руках здоровый чемоданище, а на голове такая малюсенькая шапчонка, сдвинутая на затылок. Это он. Ни с кем его не спутаешь. К тому же, и очки с толстыми стеклами. Папа их «окулярами» называет. «Ваши окуляры не забудьте, Павел Васильевич!» — говорит ему папа, если, уходя, дядя Паша оставляет очки у них на столе. И роста высоченного. Кроме него, таких людей на свете больше нет!
Антон рванулся, чтобы подбежать к Павлу Васильевичу, но тут дорогу ему загородил поток машин. Они катились друг за другом — самосвалы, автобусы, такси. А когда вспыхнул зеленый светофор, дяди Паши уже не было видно.
