Телеев поморщился:
— Я не вам. Заводи!
Моторист уже сидел в машинном отделении. Оттуда послышался лязг, мотор чихнул и взревел.
Я понял, что они уходят в море.
— Подождите, — сказал я. — Я не ожидал, что все будет так быстро… У меня нет с собой аппарата. Он в чемодане.
Мотор тарахтел. Палуба под ногами Телеева нетерпеливо вздрагивала.
— Какого аппарата?
— Фотоаппарата. У меня «Зенит-3М». У меня цветная пленка.
— Глуши мотор! — сказал Телеев.
Мотор захлебнулся и умолк.
— В чем дело? — спросил моторист, высовывая голову из люка.
— Товарищ — фоторепортер. Надо подождать его.
— Я не фоторепортер, я художник. И потом, мне надо разобрать вещи, привыкнуть. А то сразу так — в море…
— Как хотите. Сегодня — солнце.
— А завтра его не будет?
Телеев пожал плечами. Моторист в люке тоже пожал плечами. Они пожали плечами и переглянулись.
Я сошел на причал. Моторист скрылся в машине.
Снова запустили мотор, матросы отвязали канат, и катер ушел.
Он ушел в море, а я отправился домой.
Да, да, сперва надо осмотреть остров. Надо привыкнуть.
Я взглянул на часы — восемь часов утра.
ОСТРОВА НА ГОРИЗОНТЕ
Я шел осматривать остров.
Желтая дорога вела из поселка в лес.
Лес был густой, непролазный. Высокая, по пояс, трапп росла между деревьями. На деревьях висели, как плети, тонкие суставчатые лианы.
Я шел по дороге. Справа от меня между верхушками деревьев чернела большая сопка. Слева шумело море. На верхушке сопки виднелась ровная площадка.
Я шел по лесу час, второй. Дорога не кончалась и не делала крутых поворотов. Сопка все время была у меня справа, море — слева. Только тень моя передвигалась: сперва она прыгала позади, потом забежала сбоку и, наконец, появилась спереди.
И тогда я понял, что кружу. Что дорога идет по острову вокруг сопки и что если я пойду по ней дальше, то вернусь в поселок.
Я свернул к морю, прямо на шум волн. Они шумели совсем неподалеку, но как только я сделал несколько шагов, то сразу попал в болото.
В невысокой траве лужами стояла вода. Глина не давала ей уйти в землю. Мелкому холодному болотцу не видно было конца.
Я вернулся обратно. Ноги мокрые. Была не была! Махнул рукой и пошел напролом через лес к сопке.
Сопка была крутая и скользкая. Лес редел.
Несколько шагов, и моя голова поднялась над вершиной.
Вокруг до самого горизонта море! И острова.
Острова были зеленые. Они плыли по морю; приближаясь к горизонту, становились голубыми.
На вершине сопки кто-то выложил площадку из камней. ЗАЧЕМ?
Наверно, задумал когда-то строить дом, заложил фундамент, а бревна для дома затащить сюда не смог. А может, во время русско-японской войны на этой площадке стояли генералы и смотрели в подзорные трубы, как приближаются к Владивостоку серые японские миноносцы?
Дул ветер, сильный ветер, которого не было внизу.
На юге, в море, стояла розовая полоса тумана.
Я обошел площадку кругом и начал спускаться по тропинке вниз. Идти было скользко.
ОТКУДА ЗДЕСЬ ТАК МНОГО ВОДЫ?
ДОЖДЬ
На следующий день я проснулся оттого, что кто-то барабанил по стеклу: тук-тук-тук…
Я поднял с подушки голову.
Небо было серое и плоское. С этого плоского неба на землю спускались серые нити. Шел дождь. Крыши домов блестели. Блестели трава и листья деревьев. Дорога около дома потемнела. Из желтой она превратилась и коричневую.
В дверь постучали.
— Кто там?
— Получите кровать.
Я пошел следом за комендантом в кладовую. Кровати все были с чугунными литыми спинками. Их нельзя мило оторвать от пола.
— Тяжесть-то какая!
— Позвольте! — сказала комендант и подняла сразу дно спинки, как перышки.
Следом за нею я потащил кроватную сетку.
В комнате комендант поставила спинки — они стали как вкопанные, — бросила между ними сетку. Сетка с лязгом вошла в пазы.
— Готово, — сказала комендант, — сейчас постелю.
Она привела в порядок кровать, сдернула со стола старую скатерть, принесла новую, сменила в графине воду. Раз-два — и готово.
— Не понравится вам у нас, — сказала она на прощание, — быстро уедете.
— Почему вы так думаете?
— Знаю. Городским всем не нравится. Что тут? Одно кино.
— Отчего же только кино? А природа? Острова кругом интересные.
Комендант посмотрела на меня с недоверием:
— Какие острова?
— Те, что рядом.
— Вы что, их видели?
— Вчера на верхушку сопки лазил.
Комендант вздохнула.
— А вот я там не была. Пятый год на острове и все не собралась. Все некогда. То приезжают, то уезжают, то белье, то кровати… Красивые они?
— Острова? Очень. Все зеленые, а вода вокруг них голубая.
Комендант еще раз вздохнула.
— Счастливо оставаться! — по-военному сказала она и вышла.
Мне надо было на катер. Я достал из чемодана плащ, надел черные полуботинки и вышел из дома.
Дорога раскисла и стала липкой. Она присасывалась к подметкам. Полуботинки с писком отрывались от глины: чвик! чвик! Брызги летели во все стороны. Ноги тонули в лужах.
Когда я дошел до причала, мои черные полуботинки стали желтыми. На катере меня ждали, мы отошли от причала.
К ОСТРОВУ СИБИРЯКОВА
МБВ-10 тарахтел мотором, раскачивался на волнах, неторопливо шел вперед. На палубе, кроме меня, был один Телеев. Он стоял на корме за рулем и смотрел вперед. Перед ним на машинном люке лежал бинокль.
Впереди был западный берег залива.
С неба падала морось. На люке, на медных водолазных шлемах — всюду были капли. У Телеева промокла кепка. Она была сплющенная, как блин, и блестящая.
— Скажите, — спросил я, — что мы будем ловить?
— Трепангов.
— А где?
Шкипер пожал плечами.
Ветер был несильный, но с моря шла тяжелая пологая зыбь. Она лениво раскачивала бот.
Мы подошли к берегу. Здесь зыбь вела себя совсем по-другому. Она выбегала на мелководье, поднималась горой и с ревом обрушивалась на камни. Вода около берега была мутная и кипела.
Вся команда вышла на палубу.
— Нельзя здесь работать! — сказал Телеев. — Придется идти прятаться.
— К Сибирякову?
— Туда.
Ко мне подсел один из матросов.
— Можно посмотреть? — спросил он и показал на фотоаппарат.
Прежде чем дать ему камеру, я сам посмотрел через нее на море. В зеленоватом стекле отражались хмурые берега. Шевелилась белесая горбатая зыбь.
— Сейчас будем проходить кекур Колонну! — сказал матрос. — На ней нерпы живут. Вот она.
Катер проплыл мимо одинокой, торчащей из воды скалы. Она, и верно, была похожа на колонну. С одной стороны от скалы отходила в море коса. На косе лежало несколько черных тюленей — нерп.
Услыхав катер, нерпы нехотя поднялись.
Я взял у Телеева бинокль и стал их разглядывать. У нерп были усатые собачьи морды и блестящие — бусинами — глаза. Кипящая пена подкатывалась под их лоснящиеся бока.
Самая осторожная из нерп сползла в воду.
Катер отвернул, оставил кекур Колонну за кормой и направился к острову Сибирякова. Здесь в тихой, укрытой от волны и ветра бухточке Телеев отдал якорь.
Первым под воду полез он сам.
ПИТОМЗА
За бортом пузырилась вода. Гладкий след, который оставался за водолазом, шел кругами. Телеев бродил по дну.
— Как танк ходит, — с уважением сказал матрос.
Его звали Володя Шапулин. Пока мы шли к острову, он рассказал мне о команде.
Шкипер катера, он же старший водолаз, — Володя Телеев.
Моторист — Самойлов. Прозвище — Дед.
Матрос — Веня Жаботинский. Второй водолаз — он, Шапулин. И все.
Команда — четыре человека. Когда много работы, Телеев берет с собой еще одного-двух водолазов.
Сейчас работы немного.
— Трепанга стало меньше. Выбрали его, — объяснил Володя. — Надо новые места искать. Раньше, бывало, только спустишься, готово — полная питомза. А сейчас!..
Питомза — веревочный мешок. В нее собирают трепангов.
Передо мной около телефона стоял Дед. Он был молод, белобрыс и на деда ничуть не похож. Только нос широкий, как у Деда Мороза.
Телеев сделал под водой еще круг и начал приближаться к катеру.
— Стой! — крикнули ему в телефон.
Пузыри всплывали уже у самого судна.
На дно опустили на веревке карабин — стальной крючок с защелкой. На карабине — пустую питомзу.
— Готов! — прохрипел телефон.
Веревку стали тащить.
Из глубины показался серый мешок, набитый чем-то блестящим, коричневым.
Питомзу перевалили через борт, раздернули шнурок, которым она была завязана, и из мешка на палубу хлынул поток шишковатых, скользких, похожих на кедровые шишки червей.
