И вот тогда на палубе появился моторист.
До этого я часто думал: какой он?
Наверное, весь черный, заросший волосами, с большим носом и могучей грудью.
Как дух из подземной кузницы.
И вот наконец он.
Он вылез из машинного люка. Медленно и торжественно.
Человек как человек… Худенький, с птичьим носиком, тонкими руками и… лысый.
Ни единой волосинки на голове.
— А-а! — сказал он, наклонившись над камнем.
И все.
Это все, что он сказал за время нашего путешествия. Сказав это, он подмигнул Кае и снова полез в свою машину.
УРА!
Итак, мы достали камень. Пусть не целый, а только кусок.
Кусок с отпечатками чьих-то зубов.
Неведомый зверь миллионы лет назад в предсмертной судороге сомкнул свои челюсти. Камень сохранил их след.
И вот теперь этот след у нас.
Скоро сюда придет баржа с краном и поднимет все камни.
Камни будут стоять за стеклами в залах музеев, и тысячи людей, удивляясь, будут подходить к ним…
МЫ нашли эти камни!
…Сегодня вечером мы уйдем из Голубой бухты.
ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ
Остаток дня мы решили охотиться.
Охота на рыб с аквалангом — не охота, а избиение. Все равно что охота на зверей из автомашины или с вертолета.
Настоящие охотники на земле вымерли. Они остались только в воде. Это мы — пловцы без аквалангов, но в масках и с копьями.
У нас было два копья и Марленово ружье.
Просили жребий.
Одно копье досталось Диме, второе — Вене.
— Не плачь, — сказал мне Марлен. — Поплывешь со мной.
Он плюхнулся в воду и поплыл, держа перед лицом свою машину, заряженную гарпуном.
Я плыл сзади. У меня в руках была сетка для добычи.
ОХ И НАБЬЕМ ЖЕ МЫ РЫБЫ!
Но скоро я понял: ЭТО ружье не для ЭТОЙ бухты.
Для марленовского гарпуна вся здешняя рыба — мелочь.
Мы плавали битый час.
Мне надоело.
Но Марлен не сдавался.
И нам повезло.
СКАТ
Я отстал от Марлена, а когда догнал, то увидел — Марлен нырнул.
В светло-голубой воде он казался розовым великаном. Он висел вниз головой и старательно в кого-то целился.
Я подплыл ближе.
Прямо под Марленом раскинулась на песке громадная рыбина. Черный ромб с тонким, как плеть, хвостом. Скат!
Он мне показался величиной со стол.
Ба, да ведь это то самое черное пятно, которое когда-то испугало меня!
Скат лежал на песке, широко раскинув плавники-крылья и едва шевеля хвостом.
Два отверстия на голове — брызгальца — закрывались и открывались. Скат дышал.
Время от времени он рылся мордой в песке. Вот кто мог откопать наш якорь!
Я заглянул Марлену в лицо.
Он смотрел на ската как зачарованный. Ружье в его руках ходило вверх-вниз, вверх-вниз.
Сейчас он будет стрелять!
У ската на хвосте есть зазубренный костяной шип. Раненый скат может нанести этим шипом жестокий удар. Значит, Марлен будет бить наверняка.
Мне не хватило воздуху, и я на секунду всплыл.
Когда я вернулся под воду, скат медленно уплывал. За ним — Марлен.
Скат делал редкие взмахи крыльями и шел как тень. Над самым дном.
Рыжие лохматые водоросли послушно склонялись перед ним.
Марлен с тяжелым ружьем, нацеленным на ската, плыл позади.
Вот скат остановился.
Теперь или никогда!
Марлен направил стальное острие гарпуна на голову ската и вдруг, что-то решив, махнул рукой.
Движение испугало рыбу.
Скат резко сорвался с места.
Его громадные плавники поднялись, и он в один взмах очутился далеко от нас.
Он уходил, как огромная черная птица. Он то парил над морским дном, то взмахивал крыльями и удалялся все дальше и дальше.
Мы вынырнули.
Марлен тяжело дышал.
— Что ж ты, а?.. — начал было я, но взглянул в лаза Марлена и осекся.
Я впервые видел у него такие глаза.
В них были восхищение и зависть. Замечательный пловец, он завидовал рыбе.
— Хочешь? — спросил он и протянул мне ружье.
Я взял наперевес эту стальную махину с туго взведенными пружинами и хищно заточенным гарпуном.
Около шхуны я прицелился и выстрелил в круглый коричневый камень на дне.
С коротким стуком гарпун рассек его пополам.
ДОМОЙ
Качаясь на волнах, точно утка, «Тригла» возвращалась домой.
Был вечер.
По небу плыли красные перья облаков.
Тяжелый воздух дрожал над черными зубцами гор.
Мы сидели на палубе и слушали, как поет Кая. Она пела без слов:
— А-а-аа-аа-а!..
Здорово! Вечер. Закат. Песня. И мы.
Это мы набили каюту до потолка банками с водой, водорослями, рачками, рыбами.
Мы исписали четыре толстых журнала.
Мы за двенадцать дней ни разу всерьез не поссорились и не пожелали друг другу зла.
НИЧЕГО, ЧТО У МЕНЯ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ НИ ОДНОЙ КАРТИНЫ.
«Тригла», покачиваясь, шла вперед.
Небо потемнело, и у горизонта зажглась зеленая закатная полоса.
Мы уходили все дальше
и дальше
от Голубой бухты,
на дне
которой
лежали
наши
камни.
ЖИЛ СТАРИК СО СВОЕЮ СТАРУХОЙ
Однажды я сделал рисунки к сказке о рыбаке и рыбке.
— М-да, — сказали в редакции, где я работал, — ну и рыбак у вас получился! Не рыбак, а молотобоец. И старуха тоже — прямо борец. А это что — корыто?
— Корыто.
— Корыто лучше. Это рыбка?
— Рыбка.
— Рыбка хорошо. Вы ее по памяти рисовали?
— По памяти. Это черноморский карась-ласкирь. Видите, на хвосте у него черное пятнышко?
Я рассказал все ласкирьи приметы.
— Э-э, батенька, — сказали мне, — какие у вас знания! Так, может быть, вам не старух надо рисовать, а рыб? Может, вам съездить на Дальний Восток? Там готовится книга «Морепродукты». Попробуйте ее иллюстрировать.
— Что еще за морепродукты? Консервы?
— Нет, животные. Рукопись пока не поступила. Во Владивостоке ее пишут для нас двое ученых — муж и жена. Им уже сейчас требуется художник. Так поедете?
— Раз посылаете, — сказал я, — придется ехать. А как будет со сказкой?
— Не пойдет. Вы только вслушайтесь: «Жил старик со своею старухой…» Это Пушкин. Музыка! А у вас что? Корыто. Да рыбка.
СОБИРАЮСЬ В ДОРОГУ
Дома меня ждали сестра Зина и мать.
— Как — ехать? Да еще на Дальний Восток! — всполошились они.
— Вот так. Посылают.
— Это же так далеко!
— Тихий океан… Мой чемодан не видели?
Начали собирать меня в дорогу.
— Альбом, краски, карандаши, — бормотал я.
— Галстук! — предупредила сестра.
Галстук я потихоньку вытащил.
— Батон и кусок плавленого сыра. Я завернула его в тряпочку, — говорила мать.
— Фотоаппарат, катушки с цветной пленкой…
— Ложка, стакан, соль…
— Босоножки…
— Стоп! Зачем мне босоножки?
— Как зачем? Сейчас лето, все ходят в босоножках.
— Но ведь это ДАЛЬНИЙ ВОСТОК! ОКЕАН! ОСТРОВ!
— Ну и что же?
Зина положила босоножки рядом с плавленым сыром.
— А бокс? — вспомнил я.
— Какой бокс?
— Водонепроницаемый, для аппарата. Такая желтая камера с ручками.
— Она лежит в ванной.
Я принес бокс и тоже уложил его в чемодан.
Теперь, кажется, все.
У меня получилось всего два места: тяжелый чемодан и легкий альбом для рисования. Широкий большой альбом — пупырчатые ватманские листы.
Потом я поехал на аэровокзал и, к своему удивлению, купил билет на тот же день, на вечер.
Мы начали прощаться.
— Коля, ты ничего не забыл из нужных вещей? — спросила мать.
— Ничего.
— А если пойдет дождь?
— Сейчас лето.
— А вдруг?
Зина протянула мне свой зонтик.
Я отстранил его.
Я подошел к вешалке и снял плащ. Старый, поношенный плащ. У него был такой вид, будто он объездил весь земной шар.
Все моряки носят плащи. В плащах бьют китов и открывают новые земли.
— Коля, не ленись писать. Обещай присылать письма.
— Мама, это же далеко. Будем обмениваться телеграммами.
— Ну хорошо. Только пиши все подробности. Нас интересует каждая мелочь. Вдруг с тобой случится несчастье. Не вздумай скрывать от меня правду!
В САМОЛЕТЕ
От Ленинграда до Хабаровска лететь не так уж и долго.
Я уселся на свое место, сложил на животе руки и стал думать.
Несколько лет назад я плавал на шхуне «Тригла» по Черному морю. Там я впервые опустился под воду.
В Черном море ласковая прозрачная вода. От аквалангиста, когда он плывет под водой, во все стороны исходит сияние. Это отражаются от его тела солнечные лучи. На Черном море вся вода пронизана солнечными лучами.
