неведомо почему пожелтевшие одинокие березы. Заметно пожухла трава, посвежел воздух, и появилось в нем после летнего застоя дыхание прохладных росных утр, не пропадавшее уже на протяжении всего дня.
Сбились в стаи тетерева, стали осторожны и уже не подпускали на выстрел. Молодежь окрепла, и трудно сделалось отличить первогодка от зрелого тетерева-черныша. С полей свезли хлеба, и большие желтые стога украшали теперь поля, не давая, однако, корма птицам. Все реже и реже вылетали тетерева на свои бывшие кормежки.
Охотники остановились на опушке высокоствольного березняка.
— Эх, и белых, наверное, тут… — Петр Фомич, сняв ружье, присел, провел руками по натруженным ногам — прошли километров пять.
Председатель колхоза трудно переносил монотонную ходьбу, хотя на ногах был целыми днями, пропадал в полях, бегал по усадьбе колхоза, везде успевая, появляясь то здесь, то там, и к концу дня «набирал» добрый десяток километров, совершенно не чувствуя усталости. Но стоило пойти куда-нибудь далеко, как он выматывался совершенно.
Высокий, плотный, в ладной охотничьей куртке, охотник из города, словно в подтверждение, нагнулся и сорвал крупный ядреный гриб, затем, шагнув чуть в сторону, — еще два.
— Смотрите — и верно, белые! И до чего ж хороши! А пахнут как!..
Валерка мигом обежал соседние березки, но ничего не нашел.
— Да, гриб теперь ядрен. — Захаров вертел в руках темно-коричневую шляпку. — Не уваривается даже, только не в урожае, время-то прошло — найдешь случайно, как эти, и — ищи не ищи — ничего рядом. Однако давайте к делу…
Валерка отошел от старших и присел рядом с красивым ружьем, которое приезжий охотник положил аккуратно на пенек. Валерка, завистливо сравнивая его со своей одностволкой, разглядывал черную, мореную ложу и покрытую тонкой вязью колодку.
Захаров переломил свою двустволку и вставил позеленелые латунные гильзы:
— Ну так вот: ты, Михалыч, без ружья — тут и останься, за березой, — он показал Валеркиному отцу на дерево, под которым нашли грибы. — Вы, товарищи, идите к тем елочкам, а мы с парнем пугнем пташек. Стойте тихо, они где-то тут и должны к этой березке обязательно подлететь, а может, и сядут на нее: деваться-то им больше некуда. Стрелять сподручно, не спешите, да не напугайте прежде времени. Сигнал подам — замрите, глазами только следите, а головы не поворачивайте.
Валерка, зарядив уже свое ружье, стоял готовый к охоте, возбужденный и чуть опечаленный.
«Видно, не придется стрелять, нужно идти в загон. Неужели отца не мог взять? Какая разница, кто пойдет, а я бы поохотился…»
Егерь еще раз оглядел поляну и неторопливо зашагал в глубину рощи. Валерка, держа ружье в руке, семенил рядом, стараясь не шуметь, не давить сухие сучья, не задевать за ветки. Он знал, что в загоне до поры нужна тишина.
— Небось стрельнуть хотелось, а я тебя с собой?.. — спросил Захаров, словно угадав его мысли.
— Хотелось, конечно, — не смог скрыть огорчения Валерка. — Да я и в загон люблю ходить, пусть уж они стреляют.
— А ты нос не вешай. — Захаров добродушно оглянулся. — Мы с тобой тоже тетеревей увидим. Они по ним спуделяют небось, куда им с дорогими-то ружьями, напугают только. Дадут черныши круг и аккурат к нам вылетят.
Березняк сменился разнолесьем, султанами встали тут и там кусты кудрявого можжевельника, густой, высокий черничник путался в ногах, мешая идти.
— Ну, где-то здесь, — Захаров остановился, закурил. — Давай немного в сторону, так, чтобы только видеть меня, и — пойдем. Нарочно не шуми — птицы сторожки, и так поднимутся, а то напугаешь их, они, как шальные, летят.
Валерка, продираясь сквозь заросли можжевельника, отодвигая от лица упругие ветви, то и дело сверялся, не забрел ли в сторону от егеря, и, видя мелькание его темного ватника, все ждал вылета тетеревов.
— Увидеть бы…
А они поднялись сразу всей стаей где-то впереди, и он уж, конечно, ничего не увидел, только услышал хлопанье крыльев.
Захаров быстро вынул патроны из ружья и, повернув к себе стволами, приложил дуло к губам. Протяжный, густой и красивый звук трубы разнесся над лесом. Валерка и не знал, что в ствол можно трубить, как в рог. Здорово! Он с восхищением смотрел на егеря, а тот прислушался, понял что-то, повернулся резко и, махнув Валерке рукой, побежал, да так, что Валерка еле успел за ним.
Захаров перепрыгивал через кусты, с ходу, наклоняясь, нырял под навислые ветви, и Валерка поотстал. Куда бежали, он не знал, совершенно потеряв направление. Думалось, что охотники остались слева, и он удивился, услышав донесшиеся сзади выстрелы.
Егерь обернулся:
— Быстрее!
Выскочили на поляну, заросшую невысоким ельником. Валерка тотчас обернулся, ожидая тетеревов оттуда, где стреляли, но егерь указал рукой на другой конец поляны.
— Оттуда жди! Они же круг дадут, пропускай и бей! В угон! Понял?
Валерка кивнул.
— Да не торчи как пень, стань за елку… — он щелкнул предохранителем ружья, и Валерка тоже взвел курок.
Тетерева появились неожиданно, стремительно и низко. Три большие птицы пересекали поляну, и охотники дружно вскинули ружья.
И вмиг все исчезло для Валерки… Тетерев, в которого он целился, заполнил мир. Валерка судорожно тянул за спуск и в эти короткие секунды не видел, конечно, что остальные две птицы, заметив людей, стали резко подниматься и почти слились в одно черное пятно.
Грянул выстрел, и, еще не опустив ружья, он понял, что, наверное, промахнулся, что дробь прошла ниже птицы…
Выстрел Захарова почти слился с его выстрелом, и Валерка увидел падающего тетерева. Но что — падающего?.. Он увидел второго, перепархивающего на поляне, и, тотчас поняв, что это его тетерев, кинулся туда. Когда он подбежал, тетерев уже затих. Захаров рядом поднимал своего.
— Значит, все-таки не промахнулся! Значит, попал! — Радостный, вмиг раскрасневшийся, растерянно держал Валерка большую тяжелую птицу и медленно осознавал свое счастье.
— Ну, вот и с полем [2], а ты боялся — стрельнуть не придется. Ловко мы, еще, пожалуй, и их переплюнем, — Захаров деловито подвязывал к поясу тетерева. — А твой хорош! Первогодок, а смотри, здоровый какой! Жирный небось!.. Ну, идем, пожалуй, ждут они теперь.
