себе…
— Славно, сынок!..Вот и славно… Видишь, как… Я рад за тебя… — Отец добро и широко улыбался. — Ну, залезай, Петр Фомич ждет, наверное, нас.
Стрельнув дымком, газик покатил по улице мимо районного общества охотников.
Председатель колхоза в тесной кабине неудобно вертел в руках стволы и ложу, подмигивал отцу, Валерке и, насмотревшись, вернул ружье.
— Хороша машинка! Теперь зайцев, поди, не оставишь в округе? А? Побьешь?
Валерка пообещал парочку оставить на развод, и Петр Фомич засмеялся:
— Не жадный, из трех зайцев, что в районе живут, парочку оставит, а? — Потом обернулся и спросил уже серьезно:
— А слушай-ка, охотник. Делать-то что дальше будешь? Восьмилетку ведь кончил?..
— Кончил, — кивнул Валерка. — Неделю как последний экзамен сдал.
— С отличием! — вставил не без гордости отец.
— То-то, с отличием… — Председатель опять обернулся к Валерке. — Уедешь небось в техникум, на механизатора?
— Не, зачем в техникум? Я аттестат получать буду, в девятый пойду.
— А потом?
— Что потом? Потом здесь же останусь, заочно в институт лесной поступлю, или в пушно-меховой, на охотоведа.
— А работать? На заочном ведь работать можно.
— Егерем работать пойду. В наши леса.
Машину тряхнуло, и Валерка ударился головой. Потер ушибленное место, вспомнил ящики и грузовик, улыбнулся.
— …Не хочу я никуда уезжать, Петр Фомич. Больно уж с лесом свыкся, с местами нашими… разве еще где есть такие?..
Председатель колхоза покачал головой, и не понять было — от Валеркиных ли слов или от ухабов, по которым, вспрыгивая, бежала машина.
— Ну, стало быть, в добрый путь. Хоть и славного парня теряем, однако… когда дело по душе, и жить весело.
А Валерка, прижав к коленям ружье в чехле, глядел из-за широкой спины Петра Фомича на дорогу, на расступающийся перед машиной лес.
Жить ему было весело…
