— Конечно, разные, — потускнев, согласилась она. — Только в детдоме мы не были чужими.
Она отвернулась от меня, расцеловала ребятишек и не оглядываясь пошла на автобусную остановку.
Хозяйка жила в двухэтажном деревянном доме. Она часто рассказывала, что раньше он принадлежал купцу Сутырину, и в подтверждение своих слов показывала на дверь. Там еще болталась круглая полусгнившая жестянка, на ней замысловатый вензель и фамилия хозяина. Рядом несколько одноэтажных домов. Со всех сторон, точно бульдозеры, надвигались высокие крупнопанельные дома. Пока я летал на Севере, деревянный остров уменьшился, отступил к окраине, и на его месте строился детский комбинат.
От железнодорожного вокзала мы доехали на такси. Шофер остановился, не доезжая до дома.
— Улица перекрыта траншеей. Канализацию ведут. Дальше не проедешь, — сказал он, поворачиваясь ко мне.
— Подождите немного, мне тут нужно с хозяйкой договориться.
Навряд ли она отнесется спокойно к тому, что я привез с собой ребятишек, обязательно ругаться будет.
Таксист достал сигарету, помял ее в пальцах:
— Давай побыстрее, мне в гараж надо.
Через дыру в заборе я пролез во двор, прошел мимо кладовок, увешанных круглыми пудовыми замками, и неожиданно увидел хозяйку: она возвращалась из магазина, в руках у нее была сумка с булками. Увидев меня, она остановилась.
— Явился наконец, не запылился, — задыхаясь, проговорила она. — Кто же так делает, мил человек? Я уж на розыск подавать хотела. Предупреждать надо, а то как в воду канул, ни слуху ни духу.
— Так вас дома не было, Зинаида Мироновна, — как можно приветливее проговорил я.
— Мог бы по телефону позвонить, на что он у меня стоит?
Месяц назад, перед вылетом в Жиганск, я на несколько минут заскочил домой, взял сменное белье, рассчитывая вернуться через несколько дней, а приехал почти через месяц. О телефоне я забыл, как-то даже не пришло на ум.
Хозяйка поправила платок, вытерла ноги о тряпку, зашла в дом. Передо мной захлопнулась дверь, несколько раз брякнула фамильная жестянка.
«Чего она, не с той ноги встала?» — подумал я.
— Ты, мил человек, не сердись на меня, — сказала хозяйка, едва я вошел в дом. — Твою комнату заняли, все равно тебя здесь не бывает. Поживешь в маленькой, за нее буду поменьше брать.
Она вынимала из сумки свертки и раскладывала на полки. Хозяйка у меня полная, щеки что булочки, блестят сыто и румяно, будто только что испеченные.
— Вот твой чемодан, перебирайся в другую комнату.
— Зинаида Мироновна, здесь вот какое дело. Со мной двое ребятишек — брат и сестра. Может, оставите за мной большую комнату, я вам вперед заплачу.
Хозяйка быстро повернулась ко мне, всплеснула руками.
— Вот так раз! Не предупредят, не спросят, и нате вам, принимай гостей! Да ко мне племянница приехала, живет в твоей комнате.
Племянницу хозяйки Валентину я видел осенью, после курорта она заезжала к Зинаиде Мироновне. Когда я бывал дома, Валентина заходила ко мне, рассказывала, как отдыхала в санатории, приглашала в Бодайбо, где вот уже два года работала продавцом. Судя по разговорам, возвращаться в Иркутск она не собиралась. Комната, в которой я жил, принадлежала ей, но после того как она завербовалась на Север, Мироновна с ее согласия пускала туда квартирантов.
— Зинаида Мироновна, у меня мать умерла, ребятишек оставить не с кем, — выдавил я из себя и замолчал.
Хлопнула дверь, вошел таксист с чемоданами, вслед за ним — Вера с Костей.
— Что за люди, — пробурчал он, — бросят детей, как будто так и надо!
— Спасибо, поставьте здесь.
Я рассчитался с таксистом, и он тотчас ушел.
— Проходите, детки, садитесь, — дрогнувшим голосом проговорила хозяйка и мелкими шажками побежала к столу, достала две булочки, протянула их ребятишкам. Вера отказалась. Костя взял, повертел в руке, засунул в карман. В этот момент он чем-то напоминал воробья, нечаянно залетевшего в комнату.
— Сиротки, за что же такая на вас напасть, — сгорбилась хозяйка, стараясь не встречаться со мной глазами. — Может, поживете пока в маленькой, а там видно будет. Комната теплая, высокая.
Я сходил, посмотрел комнату. Там стоит диван, старинный шкаф, на стене висят санки, стиральная Доска. Раньше у хозяйки здесь была кладовка, снизу Доверху заваленная всяким хламом, она стаскала все на чердак, комната освободилась.
«На худой конец одному жить можно, но куда же с ребятишками?» — подумал я.
— Шкаф можно убрать, сразу вон сколько места добавится. Ну как, согласен? — тыкалась в спин) хозяйка.
— Нет. Мне это не подойдет, тесно.
— Что ж, хозяин — барин, — обидчиво вздохнула она.
— Ребятишкам заниматься надо, а тут негде.
— Можно и на кухне.
Она коротко вздохнула, оглядела ребятишек.
— Здесь соседка комнату сдает, двадцать квадратов, солнечная сторона, попьем чаю и сходим.
Было уже темно, когда мы пошли к соседке. Поднялся ветер, с крыш сыпался черный снег, пахло дымом. Дома бессмысленно смотрели на засыпанные снегом кладовки, на желтые поленницы дров, жалобно поскрипывали ставнями, точно устали ждать того дня, когда придет их черед на слом.
Хозяйка шла осторожно, боялась поскользнуться. Когда ветер дул особенно сильно, она останавливалась, прикрывшись рукой, концом платка вытирала глаза. Долго барабанила в ставень к соседке. Рядом, громыхая цепью, рвалась собака.
— Кто там? — тихо спросили через окно.
— Открой, Михайловна, это я, — крикнула хозяйка, — дело есть.
Женщина вышла не скоро. Мироновна показала глазами, чтоб я подождал, засеменила навстречу. Они о чем-то пошептались.
— Уже пустила, — сказала соседка, разглядывая меня. — Кабы раньше.
Мне это было знакомо. Обычно стараются пустить одиноких. С ребятишками возни много, они и спичками балуются, и стекло разбить могут.
— На нет и суда нет, — сказала Зинаида Мироновна.
Мы спустились вниз по переулку, перешли улицу, потом свернули еще куда-то. Отыскав нужный дом, хозяйка вновь забарабанила в окно. Я загадал про себя: если выйдет мужчина, то нас пустят на квартиру.
— Кого надо? — из ворот выглянул мужик.
— Семен, я слышала, студенты съехали от тебя.
— Скатертью дорога. — Мужик сплюнул, длинно выругался.
Был он какой-то взлохмаченный, помятый, наверное, мы его подняли с постели.
«Вот так угадал, — усмехнулся я. — Лучше на вокзале жить, чем у такого».
— Пойдемте! — Я тронул за рукав Зинаиду Мироновну, она поняла, подтянула концы платка, запихала под него выпавшие волосы, повернула от дома на дорогу.
— Зачем приходила? — крикнул вслед мужик.
Мироновна махнула рукой. Мы свернули на другую улицу. Она, видимо, не теряла надежды найти квартиру.
— Зинаида Мироновна, я, пожалуй, пойду, ребятишки одни.
— Ага, иди, а я тут еще кое-куда забегу, старики живут, может, и пустят.
Она боком засеменила через дорогу.
Я поднялся по переулку вверх, но неожиданно для себя попал в тупик. Переулок оказался глухим. Пришлось возвращаться обратно. Я вернулся на улицу, спустился вниз и вышел на узенькую улочку, она вывела на пустырь. Ветер хлестал в лицо, обжигал щеки, здесь он чувствовал себя вольготно. Где-то рядом поскрипывал забор, через пустырь текла поземка, возле ног, прихваченная старым снегом, трепыхалась бумага. На противоположной стороне стоял дом под снос, без окон, он был как простреленная каска, уже никому не нужный, пустой.
«Вот тебе раз, потерял ориентировку», — посмеялся я над собой. У меня было ощущение пустоты, когда вокруг тебя вроде бы знакомые предметы, но ты не знаешь, что делать, куда идти. «Может, пойти постучать в дом?» Я пошел к ближайшей калитке и вдруг увидел впереди на улице женскую фигурку, обрадовался, бросился догонять.
Это было Зинаида Мироновна.
— Откуда ты? — удивленно посмотрела она на меня.
— Дорогу потерял.
— Тут надо было во второй переулок, я забыла тебе сказать.
Она взяла меня за руку, свернула за угол дома. Дорога пошла в горку, хозяйка, одолев половину, остановилась передохнуть. Я решил воспользоваться возникшей паузой.
— Ну что, нашли?
— Видишь, какие люди есть, — вздохнула она, — одного бы пустили, а с ребятишками…
У хозяйки полы пальто то разлетались на ветру, то заплетались в ногах. Я боялся, что она упадет, крепко держал ее за руку.
— Живи пока у меня, — задыхаясь, говорила она. — В тесноте, да не в обиде.
— Нет, Зинаида Мироновна. Не буду я здесь жить. Съезжу сейчас к дядьке, может, у него останусь.
— Э, мил человек, будешь ли ты там нужен, — пропела хозяйка. Она тоже расстроилась, ей вроде бы неудобно было передо мной. Я вспомнил, что у Зинаиды Мироновны никогда не было своих детей, поэтому она так старалась для меня.
