как в детстве он очень расстраивался из-за несуразного Мишки. Но любил его все равно.
А тут вдруг сунул медведь в палатку свой поросячий нос. Андрей был в палатке один. Этот черный клеенчатый нос нисколько не испугал его. Он протянул гостю печенье:
— Миша, Миша.
Медведь повел маленькими красными глазками и рявкнул так, что Андрей отлетел в угол палатки. Потом вытащил огромную голову, попятился назад и умчался в лес, быстрый, ловкий, вовсе не косолапый. И не добродушный. Зверь, дикий, опасный.
Андрей увидел отца, который выскочил на поляну, когда медведь уже проламывался сквозь кусты бузины.
— Андрей! — громко закричал отец. Так громко он никогда не кричал.
— Я здесь, пап. Он ушел, чего ты?
Отец вдруг рассердился:
— А нечего дрыхнуть! Все давно встали, а он все спит, понимаешь. В палатке, понимаешь! Такое утро, а он, понимаешь, спит…
— Вот почему у тебя нет кожаного пиджака, — пошутил Андрей ни к селу, ни к городу.
Отец ошарашенно смотрел, потом захохотал. Они смеялись долго, пока не пришла мама и не спросила строго:
— Вы что? А?
— Да так, — ответил отец, — шутки всякие. Ничего особенного.
Так они ей про медведя и не сказали.
В то лето Андрею было двенадцать.
А когда ему стало четырнадцать, они плавали по реке Гауе. Латвия очень нравилась Андрею — чистый цвет у леса, черника величиной с вишню, небо просторное. А река ласковая, прозрачная, извилистая. И какая-то удобная: хочешь купаться — вот тебе песчаный пляж. Хочешь ловить рыбу — вот тебе омут с темной таинственной зеленой водой. Хочешь грести — вот тебе тихое течение, почти неподвижная река. Любишь приключения и всякие истории? Пожалуйста, вот пороги, мели, перекаты. Острые камни, злые коряги. Пожалуйста, у реки Гауи есть все. А любишь сидеть на берегу, провожать солнце, слушать вечерние голоса птиц, ждать последнего луча и первой звезды — тут тебе все есть. И какое-то особенное, лучшее в мире. И звезды яркие, и вода чистая, и голоса у птиц очень даже музыкальные.
Вот так Андрей сидел, и никто не нарушал его одиночества. И тут он увидел их. По реке спускалась надувная резиновая лодка, большая, пухлая. А в лодке сидели два парня и девушки. Парень играл на гитаре, они пели, девчонка распустила светлые волосы, на закате они были розовыми. Другая отбивала ритм ладонями по тугой надутой лодке, и лодка звенела, как барабан.
Парень с гитарой увидал на берегу Андрея, крикнул что-то по-латышски. Андрей развел руками: «Не понимаю».
Они проплывали, сейчас проплывут.
— Поплыли с нами! — крикнула девушка, та, которая барабанила. Андрей засмеялся, хотя стало отчего-то грустно. Сам не знал, отчего. Проплыла надувная лодка, уже не слышно песенки. С байдаркой такую резиновую лягушку не сравнить — байдарка подвижная, быстрая, послушная. Умница-лодка. А они уплыли на своем блине. И песня — ну и что? И гитара — ну и что?
— Андрей, иди ужинать! — позвала тетя Марина.
Очень вкусная пшенная каша со сгущенкой. Что еще надо человеку? А он грустит. Как хорошо она крикнула: «Поплыли с нами!» А другая, с белыми волосами, красивее. Гриновская девушка. Бегущая по волнам…
Весной, когда Андрею исполнилось пятнадцать, собрались ребята. Они танцевали, Надежда Емельянова танцевала лучше всех. Андрей тоже танцевал много, он очень любит танцевать.
Когда гости ушли, отец спросил:
— Летом в поход, Матрос?
— Знаешь, мне бы хотелось поехать не с вами. Ну, с ребятами. Это ведь нормально, правда?
Отец замолчал.
Андрей не заметил, как вошла в комнату мама.
— Слышишь, какие новости. — Отец старался скрыть огорчение, а может, растерянность. Наверное, так ему было хорошо и спокойно, когда сын был все время на глазах, рядом. Дома — рядом и в походе тоже, сидел в байдарке между папой и мамой. Как хорошо. И чего ему не хватает, этому сыну?
А у сына плечи шире отцовских, и голос басовитый прорезался. У сына твердый взгляд, спрятанная в угол ящика тетрадка со стихами, которые не читал ни один человек в мире…
— Слышишь, какие новости? — Отец в сложных ситуациях всегда обращается к маме. — Андрей решил от нас отделяться. Собирается в поход с какими-то своими обормотами. Наша интеллигентная компания его уже, видите ли, не устраивает.
Андрей упрямо молчал, но все же украдкой покосился на маму. А она — вот неожиданный человек! — вдруг очень спокойно сказала:
— Значит, дорос. — Помолчала, поводила пальцем по гладкой поверхности журнального столика и снова повторила: — Дорос. Это хорошо.
— Мне хочется с ребятами, — оживился Андрей. — Это ведь понятно, правда же, мам? Ребята, ну, такие же, как я. Другие отношения, пап. Ну что же я все время самый маленький, правда же, мам?
— Решено, — сказал отец. Мамино спокойствие и его успокоило, растерянность прошла. Хотя, если бы кто-нибудь сказал ему, что он, Капитан, самостоятельный мужчина, не последний человек в науке, целиком зависит в своих настроениях и решениях от маленькой худенькой сероглазой Жадюги, он бы долго смеялся.
— Решено. На август я куплю тебе путевку на турбазу. А в июле съездишь напоследок с нами. Нужны тебе сверстники — позови Женю, в чем дело?
— Мудрое решение, — сказала мама. — Павел в это лето поехать не может, получается мало мужчин. Вы с Женей нам вот так нужны. Годится?
— А чего ж? — Андрей согласился, с Женей — другое дело. И потом, после июля наступит август, турбаза, совсем новая обстановка.
Женя — главный друг. С первого класса они дружат, и ни разу не поссорились, только дрались иногда. Но это давно, когда были маленькими. Когда Женя победил в математической олимпиаде, Андрей нисколько не завидовал. В футбол они играют всегда в одной команде, на всех переменах девятый «А» вылетает во двор и гоняет маленький красный мяч. И Андрей кричит: «Женя! Пасуй!» — и Женя пасует. Они умеют надеяться друг на друга. Когда идут уроки, маленький красный мяч прячут в водосточную трубу.
Один только раз, это было еще в пятом классе, Женя записался в кружок отдельно от Андрея. Но он сделал это не по своей воле, так уж получилось.
Надежда Емельянова в пятом классе совсем с ума сошла — она стала спорить по любому поводу, дергала плечом, когда к ней обращались с самым простым вопросом, — это, мол, и дураку понятно, а ты спрашиваешь. Она шипела по-кошачьи, когда что-нибудь было не по ее. Она командовала всеми, хотя ее никто никем не выбирал.
Надежда Емельянова подошла к Жене на переменке и сказала тоном, не терпящим возражений:
— Я записала тебя
