от чужих глаз подальше?» — подумал я и ступил в комнату.
Вдали, в горнице, мельтешил экраном небольшой телевизор. Включенный на полную мощность звук сотрясал комнаты выстрелами, взрывами и воинственными криками. Шла детская передача.
Я прошел к горнице и там увидел крестного — он сидел на диване и увлеченно следил за событиями на экране. Побрит, в голубой в полоску рубахе, в белых шерстяных носках без ботинок, Карпо был спокоен и по-домашнему уютен. Чтобы привлечь его внимание, я легонько постучал о притолоку. Он нехотя оторвался от телевизора, обернулся на стук:
— А, это ты… — И тут же снова уставился в телевизор.
Только через какое-то время, что-то сообразив, он оглянулся, и то лишь на мгновение, улыбнулся и, не вставая, протянул руку. Я подошел, поздоровался.
— Приехал? — спросил он как-то машинально, все еще следя за телевизором.
Прошло немало долгих неловких минут, пока он снова заговорил со мной:
— Когда ж ты приехал?
— Сегодня… Ну и жара у вас тут!..
— Да, лето ненормальное…
Однако разговор явно не клеился. Я уже начал заводиться, досадовал, что помешал ему, и хотел уйти, когда он наконец встал, убавил звук и пригласил меня сесть рядом с ним на диване. Но и теперь он нет-нет да и отвлекался на телевизор, прислушивался к нему, и я подумал, что лучше бы он не убавлял звук.
Так продолжалось до тех пор, пока не пришла крестная. Увидев меня она заулыбалась радостно, расставила руки, подошла, поцеловала.
— Сынка приехал!.. А наш рядом, в Краматорске, и уже два года носа не кажет — все некогда… — Глаза ее наполнились слезами.
— Кто? — спросил я.
— Да Петро, кто ж…
— Ниче, приедет… Можа, и правда некогда, — вступился за сына Карпо. — Это мы сидим без дела, дак нам кажется, что и людям также время некуда девать.
— Э-э… Не выгораживай, — отмахнулась Ульяна и, отступив к телевизору, выключила его.
Карпо вскинулся было помешать ей, но она решительно, словно раскрылатившийся воробышек, загородила аппарат:
— Ишо не нагляделся! Днями сидишь, уставясь в него!.. Очуметь можно.
Карпо крякнул недовольно и снова опустился на диван.
— Не садись, беги в магазин, — не унималась Ульяна.
— А че бегать? У нас все есть.
Карпо заулыбался довольный.
— А есть, так давай стол налаживай, не томи людей.
Я стал протестовать, просил не беспокоиться и не затевать никакого стола, но все было напрасно.
За столом я заметил, что закуска вся была магазинной — колбаса, сыр, ветчина. Спросил, держат ли они свиней.
— Не, сынка! — весело ответила крестная. — Давно не держим. Отчертовались! Наступил отдых и покой.
— А как же?..
— Шо как же? — спросил Карпо. — Обходимся, — кивнул он на стол и пояснил: — Магазин всем снабжаеть. Да и тяжело стало нам с ими возиться — мы ж не молодые уже. А его три раза в день надо покормить, а корм надо приготовить…
— Много, много возни, што там и говорить, — поддержала мужа Ульяна. — Одни чугунки с варевом потаскай — так пупок живо надорвешь. Да и резону нема держать, с кормом трудно.
— Это одно, — поддержал Карпо жену. — А другое… Ото ж как запретили держать, отвыкли, так теперь уже и охоты нема вертаться к тем делам. Были бы мы с бабкой помоложе…
— Жаль… А кому ж вы будете сухари скармливать?
— Какие сухари? — удивился Карпо.
— Да те, что в полосатом чувале у вас хранятся.
— Э-э!.. Вспомнила баба курочку рябу, — засмеялась Ульяна.
— А ты иди в чулан и погляди — стоит тот чувал или, может, его уже там нема. — Карпо потянулся за сыром.
— В чулане нет, я видел. На чердаке, наверное?
— И на чердаке нема, — спокойно сказал Карпо.
— Вспомнил! Давно нема тех сухарей, — сказала Ульяна. — И чувал тот я давно на тряпки порвала — полы мыть.
— А как же?..
— Опять «как же»! — Карпо двинул плечами. — Шо как же? — И сощурил хитро глаза: — Ты, разом, не из глуши какой приехал? Што-то ты от жизни дужа отсталый. Рази ты не слышишь, — кивнул он на телевизор, — што в мире по всем статьям идет замирение?
— Замирение — да, а сушь вот, неурожай?
— Неурожай тут, в нашем краю, а в другом — урожай. Держава наша огромная, не может так, шоб на всей территории был неурожай. Мы ж не Хранция какая-нибудь. А если даже и на всем Союзе неурожаи, так все одно не страшно: купим у других держав. Шо мы, бедные? Будя жалиться, бедковали когда-то, теперь не то время. Ишь нашел чем пужать! Мы, брат, тоже в политике разбираемся, грамотнаи стали.
Уходил я от Карпа в каком-то удивительно спокойно-приподнятом настроении. Он всегда действовал на меня как барометр, предсказывающий то бурю, то ясно. Сегодня было ясно, так ясно, что, завидев на улице самого младшего Неботова с голубем в руках и с задранным вверх лицом, я подошел к нему и попросил подержать голубя. Он удивился такому желанию взрослого, но охотно отдал мне крупную, тугую птицу, которая не вырывалась, а только беспокойно крутила головой и то и дело косила глазом вверх.
— Там летают? — спросил я.
— Ага, — сказал гордо мальчишка и, сощурившись, уставился в небо.
Я тоже стал искать в глубокой синеве голубей и с трудом увидел в самой вышине ее несколько еле заметных черных точек.
— Сколько там?
— Не знаю.
— Ого! У тебя так много голубей? Сколько?
— С полсотни, — сказал он.
— Богач! У нас бывало пары по две, по три, а уже если пять пар!..
— Вы держали голубей? — обрадовался чему-то мальчишка.
— Держал! У меня была парочка влюбленных. Вспугну, бывало, голубя одного, взлетит вот так же — не видно. А как только вынесу голубку, подниму, она крылом взмахнет, и всё — голубь тут же снижается.
Заулыбался младший Неботов, показал мне доверчиво свои зубы с щербатинкой:
— И у меня есть такая пара! Вот эта голубка, а голубь там. Поднимите ее, пусть крылом помашет…
Я сделал, как учил мальчишка, и вскоре одна точка стала быстро увеличиваться в размерах и приближаться к земле. А еще через какое-то время крупный с красными боками белый голубь опустился мне на вытянутую руку и принялся ворковать.
Вслед за ним стали снижаться и другие. Голуби, словно выдерживая кем-то установленные интервалы, парили столбиком один над другим и по одному, красиво и спокойно, опускались на крышу, возвращаясь из далекой и чистой голубизны…
Внимание!
Текст предназначен только для
