Ознакомительная версия.
— Что с тобой, Кирюшка? Ты никак плакал? — спросила удивленная мать, увидев состояние сына и его заплаканное лицо.
— Да ничего, мама. Это я споткнулся и упал. Теперь уже не больно.
— Ну смотри, сынок, так ведь можно и без головы остаться.
Мать ещё долго что-то говорила, вытирая мокрым рушником грязное от слез лицо Кирюшки.
Через пару недель мужики полустанка собрались на субботник и начали строить клуб. А ещё через пару месяцев клуб засветился первой на полустанке электрической лампочкой от работающего дизельного движка. История полустанка вступила в новое время: кино, библиотека… Но хорошо это или плохо Кирюшка ещё не знал.
А настоящее метро Кирюшка увидел, когда ему исполнилось десять лет. Но это уже другой, не менее интересный рассказ. И если у меня будет время, я обязательно об этом расскажу.
Под стук колес рождались и уходили в мир иной жители нашего полустанка. Вся их жизнь была связана с железной дорогой и поездами. В поездах многие из них проводили большую часть своего досуга или работы. И не было такого чудака, кто бы хоть раз не проехал на поезде.
Паровоз — это другое дело. Черная громада из железа, чугуна и стали, фыркающая паром, с длинным свистком и строгим машинистом в оконце будки наверху, и называлась паровозом. Только машинистам, их помощникам и кочегарам разрешалось входить на паровоз. Это была их работа. Всем другим вход был строго запрещен. А самих машинистов по значимости и уважению смело можно было бы приравнять к нынешним космонавтам. Ребята с завистью смотрели, как важно выходили они с паровоза на стоянке, осматривая колеса или проверяя тормозные буксы, или, если надо было, доливали туда масло из большущих масленок с длиннющим носом.
И кто из ребят полустанка не мечтал стать машинистом, чтобы вот так же, запросто, кататься на такой огромной махине, тянущей за собой бесконечный состав из вагонов! Мальчишки грезили паровозом, но попасть туда не могли.
Кирюшка, как и все, испытывал уважение к паровозам, но побаивался их черного грозного вида. Хотя он понимал, что без паровоза поезд не сдвинется с места. Отец Кирюшки был составителем поездов и иногда брал его с собой на работу в соседнюю узловую станцию. И он видел, как отец, стоя на подножке маневрового поезда, ловко составлял из разных вагонов составы товарных и пассажирских поездов. Но внутрь паровоза он Кирюшку все-таки не брал — не положено.
Однажды, когда Кирюшка ушел с соседской девчонкой Надюшкой в лес за голубикой, что росла на выжженных от пожаров болотных местах, они заблудились. Дети долго плутали по болоту, потом по лесу, а когда, почти выбившись из сил, присели на кочки отдохнуть, услышали гул приближающегося поезда, а потом и перестук колес.
— Поезд, поезд! — радостно закричала Надюшка. — Айда скорее, вон туда! — она показала рукой на звук удаляющегося поезда.
Кирюшка согласился с ней. И не потому, что Надюшка была на пару лет старше его, а потому, что сам явственно слышал, где прошел поезд. С бидонами, полными голубики, они медленно пробирались сквозь глухой ельник и заросли леса и наконец вышли на полотно железной дороги. Усталые, голодные, они сели на теплые рельсы и не знали, куда им идти дальше: то ли вперед, то ли назад. Где их дом — они не имели понятия.
Надюшка, как старшая, решила командовать.
— Давай пойдем вон туда, — и она показала рукой налево.
Кирюшка спросил:
— А почему туда?
— Не знаю. Но сперва пройдем немного, посмотрим, может, мы близко узнаем места. А если не узнаем, то вернемся и пойдем обратно.
Кирюшка подумал, подумал — и согласился. Других предложений у него не было, да и как искать дорогу домой, он не знал.
Надюшка, перекинув с руки на руку тяжелый бидончик с ягодами, смело зашагала вперед. За ней, не отставая, засеменил и Кирюшка. Они шли и шли, усталые, голодные. Им хотелось пить, но ни колодца, ни людей, ни дорог им не попадалось. Вокруг один лишь лес да болотца.
Вдруг Надюшка насторожилась, поставила бидон с ягодами на промасленную шпалу, а сама прильнула ухом к рельсу:
— Точно, гудит, сейчас товарняк пойдет! — радостно вскрикнула она.
— А почему товарняк? — не понял Кирюшка.
— Потому что рельса гудит тяжело: «Гу-у-у-у», — безошибочно ответила Надюшка. — Как бы нам теперь на него попасть? Может не остановиться, — забеспокоилась она. — Вот что, давай, Кирюшка, притворимся, что мы глухие, идем по железке и не слышим поезда. Машинист затормозит, обязательно затормозит!
Она так решительно произнесла это, как будто всю жизнь была машинистом.
— А вдруг не затормозит и на нас наедет? — испугался Кирюшка. — Мне страшно, я боюсь.
— Ладно, я одна пойду. А ты иди с краю, только не бойся и не отпрыгивай раньше времени.
Кирюшка согласно закивал головой:
— Не буду бояться.
— Вот и хорошо, — ответила Надюшка. — Поезд идет как раз сзади, так что мы его и не должны видеть, — опять рассудительно заговорила она.
Тут уже и Кирюшка услышал гул приближающегося поезда. Рельсы уже явственно загудели, а потом раздался длинный хрипловатый свисток паровоза, и ещё через какое-то время ребята почувствовали, что поезд вот-вот появится за их спинами.
Кирюшка по инерции отскочил на край железнодорожного полотна и в испуге оглянулся назад. Поезд только-только появился позади них, их разделяли несколько сот метров. Кирюшка испугался ещё больше, отскочил почти на самый край насыпи и закричал:
— Аайй! Страшно!
— Кирюшка, не оглядывайся! — заругалась Надюшка. — Все дело испортишь! Ты что? Нам пешком не дойти! Не трусь, смотри на меня. Видишь, я иду и не боюсь.
Надюшка шла по центру между рельсами, прямо по шпалам, словно шла на прогулку или на речку купаться. Паровоз был все ближе и ближе. Кажется, Кирюшка уже ощущал его могучее горячее дыхание, но, боясь стать трусом в глазах девчонки, все шел и шел вперед.
Машинист, заметив детей, стал давать свистки: сначала короткие, потом длинные. Но Надюшка с Кирюшкой словно их и не слышали, упрямо шли вперед. Наконец машинист стал тормозить, и тяжелый состав из вагонов, груженных лесом и углем, стал медленно тормозить. Надюшка это поняла по тому, как заскрежетали рельсы от тормозных колодок. Понял это и Кирюшка. Наконец состав остановился, не доехав до детей метров десять. На насыпь выскочил взволнованный машинист.
— Вы что, глухие?! — закричал он. — Не слышите, поезд идет? Задавит же!
Тут Надюшка сделала круглые и удивленные глаза:
— Дяденька, дяденька, простите нас. Мы устали, заговорились между собой и не заметили поезда.
Видя, что перед ним совсем ещё сопливые дети, машинист не стал больше ругаться.
— Ладно, отходите в сторону, вон на ту сторону канавки. Мы проедем, а вы шагайте себе к дому.
— Дяденька, дяденька, а мы не знаем, где наш дом. Мы заблудились!
— Заблудились? — удивился машинист. — А чьи вы будете?
— Я Надюшка Иванова, у меня папа тоже машинист. А это Кирюшка Чуриков, — она показала на испуганного Кирюшку.
— Василия Ивановича сын? — не то спросил, не до констатировал машинист. — Ладно, садитесь к нам в паровоз, довезем до дома. Не бросать же вас одних в лесу.
И вот через несколько минут, поднявшись по длинной черной лестнице, Кирюшка с Надюшкой оказались в паровозе. В кабине было жарко от такого же черного котла. Огонь гудел за толстыми створками печи, кругом прыгали стрелки на манометрах и постоянно шипел пар.
— Стойте здесь, — показал машинист на место около заднего угла за своей спиной, — и держитесь вот за эту ручку.
Он показал на узкий металлический стержень, проходящий вдоль всей стенки. Ребята ухватились за него руками, поставив бидоны с ягодами себе под ноги.
— Трогай, Иваныч! — крикнул машинист своему закопченному от пыли и угля помощнику.
Тот ответил:
— Есть трогать! — дал длинный гудок, и паровоз медленно начал движение. Чувствовалось, что тяжелый состав не дает ему разогнаться, пробуксовывали колеса.
— Прибавь пару, — скомандовал машинист.
Помощник рванул рукоятку на себя. Паровоз резко дернулся вперед. Ребята чуть не ударились об стенку кабины. Состав дернулся и мало-помалу пошёл вперед.
— Ну вот, давай, держи на максимуме пар, опаздываем на целых пять минут. Нужно догнать, а то влетит мне за самовольную остановку.
Помощник мотнул головой:
— Догоним, Семен Христофорыч, непременно догоним.
— Давай, Никита, поддай жару в котле.
Никита, молодой здоровый мужик с черным от угля лицом, заулыбался. На чумазом лице белели зубы.
— Не беспокойся, сейчас сделаем, — и он весело стал кидать в топку лопаты с углем. Топку помощник открывал, раздвигая створки. Ярко и горячо показывался огонь в зеве печи. Туда Никита кидал совковую лопату угля, и створки снова закрывались. И так каждый раз, пока огонь в топке не загудел натужным звуком.
Ознакомительная версия.
