Понял Севка, что дал себя окружить и отступать ему некуда. В капкане!
Чуть пригнулся, выпрямился и молниеносно боднул коренастого головой в подбородок. А сам — верть, и пулей назад к барахолке! Обогнул сдрейфившего мальчишку в бабьей юбке, несется, не чуя ног, к воротам под защиту толпы.
А из ворот — та девчонка, Жара.
— Ты куда это, шит колпак? — улыбается, как знакомому.
Будто на стену налетел, остановился Севка. Хлопнул себя ладонью по лбу, постоял секунду, припоминая.
— Слово — серебро! — выпалил. И — мимо. Лишь на другой стороне улицы оглянулся. За ним никакой погони, а девчонка все еще там. Стоит, как очумелая, смотрит вслед.
«Вон ты какая, Зина Лебяжина, — подумал Севка. — Барышня… Жар-птица! Походишь теперь за мной…»
Озадаченная девчонка, и верно, двинулась к нему. Но Севка сделал вид, что не заметил. Идет себе по направлению к вокзалу и чувствует, что она — за ним. Чуть прибавил шагу — но и та не отстает на своих каблучках.
Оглянулся Севка, подождал.
— Говорила — чучело, а сама за мной, как на веревке, — усмехнулся он.
— Какой злопамятный… Слушай, откуда ты знаешь те слова?
— Какие?
— Про серебро…
— Просто так сказал.
— Нет, не просто! Один только человек знает, когда их говорить.
— Клава? — спросил Севка.
— Клава!
— Так она же их Зине говорила, а ты ведь Жара.
— Вот беспонятливый! Не знаешь, что есть клички?
И не подозревал Севка, каким неожиданным выстрелом прогремел над Зиной этот Клавин пароль. Всего лишь половина пословицы, а в ней целый мир. Тут и отцовский дом, и рояль в четыре руки, и родной человек — сестра.
Быстро наигралась Зина в атаманшу над странствующими мальчишками, а когда опомнилась, поняла, что катится неведомо куда, как пущенное под гору колесо. Дом пустой, сестра неизвестно где, приходится жить как живется.
— Тебя как зовут? — спросила Зина.
— Севастьяном, а попросту Севкой. Кличку не догадался придумать.
— Расскажи мне про Клаву. Какая она теперь? — попросила Зина, словно и не заметив подковырки.
И Севка сменил гнев на милость. Из его рассказа явствовало, что бойцу в госпитале — чистый рай, если попадет в Клавину палату.
— Одно только тяжело — расставаться, — вспомнил он морозный март. — Платок с себя да мне на шею… Другой, говорит, есть. Неправда, поди.
— Неправда! — подтвердила Зина. — А трудно ей там Сева?
«Трудно ли?» задумался Севка и долго молчал.
— Да нет. Не трудно! Чего не вытерпишь, если бойца в госпиталь плашмя несут, а в часть он идет на своих ногах? Например, дядя Мирон или дядя Микола. Встанут и опять будут биться за счастье, как велит товарищ Ленин.
Слушает Зина и удивляется. Она все надеялась, что придет кто-то большой и сильный — остановит несущееся под гору колесо. А пришел мальчишка. В лаптях, в полушубке с чужого плеча и шлеме с красной звездой. Малограмотный, а знает что-то очень важное, о чем она и не слыхала в своей гимназии. Может, он и есть тот рыцарь без страха и упрека, который виделся ей в мечтах?
— Ты теперь куда? — спросила Зина.
— На вокзал. Мне свой эскадрон догонять. Айда вместе!
— А примут?
«Верно! — спохватился Севка. — Девчонка… Но не бросать же ее».
— Примут, должно, — неуверенно сказал он. — Меня же принял командир, дядя Степан. И учился-то я всего три зимы, а ты ведь грамотная, Зина… Сам товарищ Ленин сказал, что после войны все ребятишки беспременно будут учиться, потому что грамотные нужны позарез.
— Так и сказал «позарез»? Это он кому сказал?
— Мне, — помолчав, ответил Севка. — Может, не этими словами, но смысл этот самый.
— Ты разве видел товарища Ленина?
— Не видел, — вздохнул Севка. — Но все равно он мне сказал. Вроде это было во сне, а как подумаешь — вроде и на самом деле.
— Поехали! — загорелась Зина. — Если и не примут, что я теряю, правда? Поезд когда?
— Ночью вроде, но, может, врут.
— Так я мигом за вещами — и на вокзал. Ой, что-то голова! — дотронулась она до лба.
— Далеко это? Ты где живешь? — спросил Севка.
— Где живу? — запнулась Зина. — В бане, брат, на чердаке. С мальчишками. Может, видел: один в поповской ризе, а еще двое…
— Которые сапоги украли?
— Ага.
— Плюнь! — отрезал Севка. — Вещей там у тебя небось кот наплакал. Пошли на вокзал.
— Вещей-то и правда нет. Да вот карточку фотографическую мамину я под солому спрятала.
Поморщился Севка, пожал плечами: такую вещь и верно не бросишь.
Всю ночь прождал, не сомкнул глаз. Смотрел на вокзальные часы и недоумевал, где Зина. Может, раздумала? А может, та шпана не отпустила?
Утром решил искать. Найти, положим, и не хитро: городскую баню всякий укажет. А вот как повидать Зину? Те небось только и ждут случая содрать с него полушубок. Эх, нет оружия!
Подобрал на дороге камень с кулак, сунул в карман и, пока шел, все храбрился, подбадривал себя: «Трое против двоих. Подумаешь! Зина, хоть и девчонка, а все прикроет с тылу, как говорил в эскадроне дядя Андрей».
Как ни храбрился, а увидел баню без всякого удовольствия. Поглядел на дымившую трубу, почему-то вспомнилось занятое белыми село, где он тогда на тачанке с дядей Федором…
У калитки торчал одноглазый, заросший щетиной дворник. Выждал Севка, пока он куда-нибудь уйдет, прикинул, где может быть ход на чердак. Улучив момент, нырнул в калитку.
Взошел по скрипучей лестнице, отдышался, прислушался. Ни звука… Эх, была не была! Толкнул дверь.
Просторный, светлый чердак был пуст. Лишь у выбеленной известкой трубы лежала куча соломы. А на соломе вплотную к теплым кирпичам — Зина, накрытая до подбородка пальтишком. Осунулась и не узнать.
— Ты что? — наклонился Севка. — Почему не пришла?
— Захворала! Голова раскалывается.
— Простыла, наверно. Сейчас мы тебе температуру смеряем. Вот. На-ка градусник… Есть хочешь? У меня в кармане лепешки. Вкусные!
Зина только поморщилась.
— А где ж «квартиранты»? — огляделся Севка. — Ты вроде одна.
— Хо! Их и след простыл. Боятся заразиться.
Выждав, Севка взял у Зины термометр и тут же стряхнул.
— Ну? Сколько?
— Есть небольшой жар, — соврал Севка. — Где-то тебя сильно продуло…
— Может, и продуло, — согласилась Зина, зевая. — Извини, Сева, спать очень хочется…
Он посидел минут десять возле уснувшей Зины. Встал, накрыл ее поверх пальто охапкой соломы. Не проснулась!
— Спи! — сказал Севка и вышел.
Страх погнал его неведомо куда. Словно влез кто-то в Севку и кричит: «Беги, дурной, это не простуда, это тиф! Прочь от этого места, тут погибель!..»
Севка шагает, не разбирая дороги, едва сдерживает ноги, чтобы не побежать. Горько ему и нестерпимо стыдно, а ног не унять.
Остановился. Незнакомая окраинная улочка. Домишки, пустые палисадники. В оконных стеклах горит солнце. Весна! «А Зина одна на чердаке. Сбежал от нее, как последний трус. Как те шкеты. Назад, скорее назад!»
Севкино внимание привлекли какие-то звуки. Музыка! Но на чем это играют? Не гармонь, не балалайка, не скрипка. Повернулся к приотворенному окну, задернутому занавеской, и заслушался.
Удивительная штука — музыка! Севка знает, что стоит на окраинной улице Тюмени, а кажется, что не здесь. Чудится, будто эскадрон атакует лавой. Вот вылетели с лесной опушки кони, стелются по земле, прижав уши, а всадники привстали на стременах, вскинули клинки… Над плетнями заголубели дымки выстрелов — это пехота белых… И вдруг — пулеметная строчка. Словно дерюгу рвут…
Музыка смолкла, но она еще звучит в Севке. Храпят ошалелые кони, свистит в Севкиной руке кнут, пулеметчик Федор Дроздов припал к «максиму»: та-та-та-та!
— Что ты стоишь тут, мальчик?
Очнулся Севка. Из отворенной калитки на него смотрит высокая седая женщина.
— Это вы играли? — спросил.
— Я.
— А на чем?
— На рояле, мальчик. Я рада, если тебе понравилось. Хочешь еще послушать?
— Ага!
— Так заходи, пожалуйста!
Сняв у порога шлем, Севка вошел в маленький домик, опасаясь, как бы не затоптать лаптями крашеный пол.
— Вот он, волшебник! — указала старушка на рояль. — Ты разве никогда не видел?
— Нет.
Пальцы ударили по клавишам, взлетели вверх, снова упали. И Севка позабыл все на свете. Теперь ему почудилось, что оказался он в своем поселке. Вернее, на лугу, возле речки, которая протекает через поселок. Кузнечики в траве стрекочут, журчит на перекате вода, порхают бабочки, пчелы, звеня, садятся на цветы, а стремительные ласточки так и режут небо… И нет ни войны, ни забитых вокзалов, ни голода, ни болезней. Есть только радость.
— Это Чайковский, — будто сквозь сон слышит Севка. — Еще играть?
— Нет! — спохватился он. — Спасибо… Вот если б вы позволили в другой раз прийти…
