— Грибы-то, возможно, и растут, только я вас больше не повезу. Слово держать не умеете!.. Дал слово — тут уж хоть кровь из носа! Любой ценой!
Именно такого ответа и ждал Гриша от отца. Теперь можно было перейти к главному.
— Ты не прав, папа! Мое слово крепкое!.. Завтра у нас сбор и завтра же утвердим письмо твоему начальству. Я все помню… А за грибами мы и не собираемся. Я про другое!.. Обещай, что выполнишь!
— Тогда с тебя два письма! — пошутил отец.
— Хоть три!
— Еще лучше! — На этот раз трудно было определить, шутит отец или говорит серьезно. — Так что тебе нужно?
— Помнишь, когда ездили, на сосне голову видели?.. Круглая такая, с ушами и глазами…
— Помню. Это моя примета.
— Вот ее и нужно.
— Это зачем же? Для школы? В уголок натуралиста?
Гриша не собирался открывать свою тайну.
— Вроде уголка… Меня все касается. Я же председатель!
Он не случайно напомнил об этом. Отцу нравилось, что сын и в новой школе стал руководить отрядом.
— Рано важничаешь! — Отец снова принялся за суп. — Важничать когда можно?.. Когда твой отряд называть не просто отрядом будут, а скажут: «Отряд Гришки Грачева!»
— А ты помоги!
— Я-то помогу! Будет тебе сосновая голова! А сам ты?.. Что от тебя требуется?.. Чтобы что?
Гриша по-солдатски вскочил и гаркнул любимое отцовское присловье:
— Чтобы кровь из носа!
— Вот так!.. И чтоб в лепешку, а отряд вывести вперед! Тогда важничай — разрешаю!..
Весь вечер Гриша просидел за столом в своей уютной комнате. Сначала он приготовил уроки, потом сочинил от имени отряда благодарственное письмо в гараж и составил план пионерской работы. Он перечитал его несколько раз придирчиво и внимательно. Там было все необходимое: сбор бумаги и лома, выпуск стенгазеты, борьба с двоечниками, культпоходы в театры и музеи, участие в шахматных и хоккейных турнирах. Не забыл Гриша и про солнце. В последнем пункте он так и написал: «Вылазка за солнцем на крышу моего дома». Это звучало непривычно и как-то наивно. Ребята могли высмеять такое предложение. И глупо будет ссылаться на Виктора Петровича. Мало ли что могут наговорить вожатые. Ты председатель — тебе и думать, что нужно включить в план. Но и отказываться от этого пункта Гриша не хотел — боялся обидеть Виктора Петровича.
После долгих раздумий Гриша по-новому сформулировал мероприятие: «Наблюдение за восходом солнца в самый короткий день земного года». Теперь оно приобрело серьезное научное звучание. Гриша понимал: ничего в сущности не изменилось. Он по-прежнему опасался, что этот пункт не утвердят на сборе, но зато никто не посмеет смеяться.
На сборе пионеры без поправок приняли текст письма в гараж. Никаких возражений или дополнений не было высказано и по основным хорошо известным мероприятиям перспективного плана. Последний наукообразный пункт о солнце Гриша прочитал скороговоркой, надеясь, что он пройдет незамеченным. Но все вдруг насторожились и дружно повернули головы к председателю. «Не вышел номер! — подумал он. — Скажу вожатому, что ребята не захотели!»
— Чего, чего? — спросил кто-то. — Повтори!
Гриша взял ручку.
— Не нравится — вычеркну!
— Да ты прочитай снова! — потребовали многие.
И Гриша еще раз прочитал последний пункт.
— Это же чудесно! — воскликнула Марина и совсем сбила Гришу с толку. — Он еще смущается!
— Здорово придумал! — сказал с задней парты Мика.
— Мы — за! — подытожил Ника.
— А откуда смотреть будем? — поинтересовался Борис Чернов.
— С крыши моего дома, — ответил Гриша. — Как — никак, девять этажей! Оттуда все видно… С дворниками договорюсь!
— Полезай сам! — буркнул Борис. — Я не кошка!
Крыша никому не понравилась. Она принижала всю идею, лишала солнечный восход всякой романтики. Но Гриша не почувствовал этого и обрушился на Бориса:
— А я кошка?.. Но если решим, я хоть в крысу превращусь, а выполню!
— Бр-р-р! — брезгливо произнесла Марина. — Не надо в крысу!
— На Исаакий заберемся, на собор! — предложил Мика.
— Сто один метр! — добавил Ника и кольнул Гришу: — Как-никак, выше твоего дома!
— Это другое дело! — одобрительно проворчал Борис. — Туда и я могу слазать.
— Соглашайся, Гриша! — подхватил Андрей.
— А я разве против?.. Будет вам собор!
Гриша лучше многих понимал, что берется за трудную задачу. Хотя солнце зимой восходит поздно, но все равно собор еще не открыт. Обычных экскурсантов начинают пускать туда часов в десять. Придется упрашивать администрацию сделать для отряда исключение — разрешить пионерам подняться на собор до открытия. Возни будет предостаточно! Но что делать? Гриша не мог отказать ребятам. Они подумали бы, что он испугался трудности.
И еще по одному вопросу возникли на сборе разногласия. Гриша предложил составить ступенчатую диаграмму на всех пионеров и каждый день отмечать, кто и какие получил отметки. За пятерку столбик диаграммы подымался на две ступени, за четверку — на одну, за двойку опускался на две ступеньки, а тройка не вносила в диаграмму никаких изменений. Чей столбик достигал верхней красной черты, тот считался передовиком и ему присваивали звание космонавта. А у кого столбик опускался за нижнюю черную черту, того временно — пока он не исправит двойку — все должны в наказание называть кротом.
— Игра! — неодобрительно изрек Мика, выслушав Гришу.
— В бирюльки! — уточнил Ника.
В классе зашумели. Большинство на этот раз было за Гришу. Почувствовав поддержку, он решил, что пора одернуть близнецов. Они стали его раздражать.
— Что вы все подсмеиваетесь? — Гриша впервые заговорил с братьями Арбузовыми таким сердитым тоном. — Все у вас шуточки! Хватит! Шутите в другом месте, а не на сборе отряда!
— Нам выйти? — спросил Мика.
— Мы можем! — подтвердил Ника.
Гриша не сразу сообразил, как должен поступить председатель в таком случае. И не известно, чем бы закончился конфликт, если бы не Борис Чернов. Это его ворчливый голос разнесся по классу:
— Ну, прозвали меня космонавтом… Что из того?
В ответ раздался хохот. Никто не мог представить Бориса в роли отличника. Первое впечатление о нем оказалось сильнее всего. Забылась пятерка, которую он получил на одном из уроков математики. Прошла незамеченной диктовка, написанная Борисом без единой ошибки. Не приняли всерьез и его уверенное чтение английских текстов. Учительница похвалила Бориса за отличное произношение, а ребята насмешливо улыбались. Им было забавно слышать от него вместо грубоватых реплик — английские фразы, произнесенные по всем правилам мудреной фонетики.
По другим предметам Бориса пока не спрашивали. В его дневнике стояли только три отметки — три пятерки. И если бы ступенчатая диаграмма уже существовала, его колонка была бы самой высокой — целых шесть ступенек. Но об этом никто не подумал.
Когда в классе захохотали, даже Маша улыбнулась — сочувственно, ласково, но улыбнулась. Андрей, заливаясь смехом и, как всегда, раскачиваясь из стороны в сторону, прокричал:
— Да ты не бойся! Тебя в космонавты никакой ракетой не вытянешь!
— Ну, а если? — угрожающе спросил Борис, и шрам на его щеке побагровел. — Что тогда?.. Читал Пушкина про балду?
— Вот это тебе подходит!
— Согласен! — прорычал Борис. — А ты согласен на три щелчка?.. Кто раньше до красной черты доберется, тот и бьет!
Гриша постучал ладонью по столу.
— Довольно!.. Все можно в глупую игру превратить!
— Пусть он ответит! — потребовал Борис. — Согласен или нет?
Андрей криво усмехнулся.
— Ладно! Мне твоего лба не жалко!
Борис вскочил.
— Все слышали?
Гриша уже не ладонью, а кулаком стукнул по столу.
— Сядь! И не мешай своими глупостями!
Потянув Бориса за рукав, Маша попросила:
— Садись!
И он сел, но еще долго не мог успокоиться и сердито поглядывал через очки на Андрея.
Закрывая сбор, Гриша не забыл объявить о подписке на пионерскую печать, особо оговорив, что все до единого должны получать по газете и принести деньги старосте Агеевой. И опять Маша с теплым чувством подумала о Грише — какой он заботливый и памятливый.
Хорошо, когда хочется идти в школу. Тогда и встается утром легко, и все уроки кажутся интересными, и даже возможность быть вызванной к доске не портит настроение. Пусть не пятерка, пусть троечка, но крепкая, заслуженная. На тройку Маша всегда успевала выучить уроки, а к большему она пока не стремилась. Считала, что уход за мамой и братишками важнее пятерок и четверок.
Проводив Витю и Валерку в детский садик, Маша побежала к школе. Последнее время она не ходила, а бегала в школу. Ей не терпелось поскорее очутиться в своем классе, где всё и все стали для нее не только знакомыми, но и близкими.
