- Вот это да! - восторженно вырвалось у Павла. - А «Чапаев» будет?
- Фурманова? Будет, Павлик!
Павел спросил с надеждой:
- А вы Чапаева видели? - Ему очень хотелось, чтобы этот хороший человек знал Чапаева, о геройских подвигах которого пионерам много рассказывала Зоя Александровна.
- Чапаева не видел, Павлик... А вот Фурманова хорошо знал. Вместе против беляков воевали. - Дымов прикоснулся пальцем к шраму на щеке. - Вот она - памятка о тех временах. - Он обернулся к учительнице и прибавил: - Заждались меня, ребята, наверное? Сейчас я вам текст для лозунгов дам.
Взрослые ушли в избу, а пионеры в ожидании уселись на крылечке.
- Сейчас дождик пойдет, - тихонько сказал Федя, опасливо косясь на нахмурившееся небо.
Уже совсем стемнело, в избах засветился огонь. Набежал ветер, пошевелил волосы ребят и снова стих.
- А дождь, это самое, и впрямь сейчас посыплет, - вздохнул Яков и вдруг настороженно стал прислушиваться.
С улицы донесся сердитый женский крик:
- Яшка! Яшка!
Яков слетел с крыльца, словно его толкнули в спину.
- Ой, ребята, пропал! Мать зовет... Иду-у, маманька!.. - он перемахнул через забор и исчез в темноте.
- И я побегу... - Клава поднялась. - Как бы и мне не досталось! Федя, идем, я до дому доведу.
Федя вопросительно взглянул на брата.
- Паша, пойдем?
- Иди, иди, братко. Я лозунги возьму у Дымова.
Клава и Федя ушли. Было слышно, как они мягко шлепали босыми ногами по пыльной дороге.
Павел и Мотя сидели молча. Мотя долго смотрела на его неясный профиль, наконец прошептала:
- Паш...
Он не слышал и сидел по-прежнему неподвижно, облокотившись на колено и положив подбородок ладонь.
- Паш...
- А?
- Ты про что думаешь?
- Да так... - неопределенно повел он плечами.
- А я тоже люблю думать... Про все, про все! Знаешь, когда хорошо думается? Когда спать ложишься... Правда? А тебе сны снятся?
- Снятся.
- Мне раз приснилось, что в Герасимовке дома стеклянные и электричество.
Павел с интересом взглянул на нее, убежденно сказал:
- Электричество на самом деле будет. Помнишь, Зоя Александровна говорила, что в каждую деревню электричество проведут? Вот только колхоз сначала надо.
- Только домов стеклянных не будет - побьются... - Мотя глубоко вздохнула, помедлила. - Паш, а один раз... ты мне приснился.
- Я?!
- Ага... - Она снова помедлила. - А я тебе никогда не снилась?
- Не... - подумав, ответил он.
Вдали глухо зашумела тайга. Сильный порыв ветра внезапно налетел на деревню. Острая молния вспыхнула и погасла, словно опущенная в воду; вдали неясно зарокотал гром.
На огороде, неистово захлебываясь, залаял пес.
- На кого это Кусака? - Удивленная Мотя вскочила, придерживая на коленях трепещущее платье. Она исчезла за избой, но Павел слышал ее тоненький, уносимый ветром голосок:
- Кусака, Кусака! На, на! Кому говорю, Кусака!
В небе снова загромыхало. Тяжело дыша, девочка подбежала к крыльцу.
- Кто бы это был, Паш? По огородам пошел, быстро так...
Павел встревоженно приподнялся:
- Не хромает?
- Да разве ж разберешь в темноте? - пожала она плечами и, увидев, что Павел заторопился к плетню, сказала:
- Да ты сиди, Паш. Может, мне показалось...
Павел стоял у плетня, настороженно вглядываясь в темноту.
- Мотя! - вдруг позвал он.
Она послушно подошла и стала рядом.
- Как Зоя Александровна говорила про пионерский салют?
- Как? - Она помолчала, вспоминая. - Ну, что общественные интересы пионер ставит выше личных...
Он задумчиво повторил про себя:
- Общественные интересы выше личных...
- Да ты что трясешься? Простыл?
- Не знаю... Наверно, простыл.
На крыльцо снова вышли Дымов, учительница и Потупчик.
- Возьми, Павлик, лозунги. - Зоя Александровна протянула ему листок.
Дымов сказал:
- Прежде всего о колхозе напишите. Это самое важное! Значит, завтра за работу?
- Прямо с утра сядем, - кивнула Мотя.
- Молодцы!.. До завтра, Зоя Александровна. На собрании встретимся.
Учительница ушла. Все молча стояли у крыльца, прислушиваясь к ее удаляющимся шагам. Потупчик тихо заговорил:
- Конечно, я думаю, трактором пни будет сподручнее корчевать. Плохая у нас земелька. Лучшую Кулуканов да другие такие, как он, забрали себе, заешь их гнус!
- Столько я об этом Кулуканове сегодня наслышался! - качнул головой Дымов.
- Да ведь такой кулачище он, Николай Николаевич!
- А в списках сельсовета середняком числился...
- Записать как угодно можно. Бумага - она все терпит.
Мотя взглянула на Павла, шепнула:
- Ты слышал, Паш?
- Сейчас хлынет, - уклончиво ответил он, глядя на небо. - Я побегу.
Павел перескочил через плетень.
«Чудной какой-то он сегодня, - подумала девочка.- Лихорадка у него, что ли?»
Она вышла на середину двора, запрокинула голову. Крупная холодная капля ударила её по щеке.
Мотя протянула к черному небу руки и тихо запела:
- Дождик, дождик, припусти...
Подошел Дымов и обнял ее за плечи.
- Хорошо как! - он глубоко вдохнул свежий грозовой воздух. - Вот и у меня такая пионерка растет, - задумчиво, ни к кому не обращаясь сказал Дымов.
- А как зовут вашу дочку? - спросила Мотя.
- Как зовут? - рассеянно переспросил он и вдруг громко крикнул ушедшему в избу Потупчику: - Василий Иванович!
- Да, - откликнулся он, выглядая из двери.
- А это правда, Василий Иванович, что Морозов бил сына, когда он в пионеры записался?
- Пашку-то? Люди говорят, бил...
- А мальчик он, кажется, славный.
- Очень душевный парень, не в отца пошел!
Над самыми их головами оглушительно ударил гром, косой дождь тугими струями захлестал по двору. Мотя и Дымов разом вскрикнули. Он, смеясь, схватил девочку за руку:
- Ой, бежим, пионерка! Скорей. А то утонем!
Татьяна сидела у окна, вглядываясь в темноту и кутаясь в шаль.
- И где его носит в такую непогоду... Федя!
- Чего, маманька? - откликнулся Федя из соседней комнаты.
- Где Паша?
- С Дымовым заговорился.
- Заговорился! Вон дождь какой находит...
Скрипнула дверь. Она быстро повернулась к порогу, но это вошел Кулуканов.
- Где Трофим? - спросил он глухо, не здороваясь.
- В сельсовете.
- Я подожду.
- Подождите... - пожала она плечами и ушла в соседнюю комнату укладывать спать захныкавшего Романа.
Кулуканов снял картуз, перекрестился и сел к столу, подперев ладонями голову. Долго просидел так, вздрагивая при звуках шагов, изредка доносившихся из-за окна.
В избу быстро вошел, почти вбегал запыхавшийся Данила.
- Дядя Трофим!..
Кулуканов опустил руки.
- В сельсовете. Заработался!.. - тихо, со сдержанной злостью произнес он. - Нагнал на него Дымов страху.
Он медленно поднялся.
- Дрянь дело, Данила!
- А чего?
- А того!.. Не должно быть завтра собрания! Потому конец тогда! Понимаешь? Конец!
- А что сделаешь?
- Придумать надо такое, чтоб собрания не было завтра. Только с Трофимом теперь не договориться, наверно. Запуган!
- Захаркина арестовали, вот и боится.
- Самим бы нам придумать что-нибудь!
- Не знаю...
Неслышно ступая, Кулуканов подошел к двери, что вела в соседнюю комнату, и прикрыл ее. Так же тихо вернулся к Даниле, прошептал:
- Убрать бы Дымова!
Данила молчал, сосредоточенно сдвинув брови.
- Слышишь, Данила?
- Можно убрать, Арсений Игнатьевич... - нерешительно сказал он.
- Сделай, Данилушка! - Кулуканов схватил его за плечи, потряс. - Сделай!
- Не я... - качнул Данила головой. - Есть такой человек. С Кубани переселенный.
- Сегодня надо! Ведь одна ночь осталась! Ежели решит завтра собрание в колхозе жить, тогда поздно будет.
- А человек этот здесь... У нас на огороде. Ему, Арсений Игнатьевич, все нипочем! Бежать он с Урала хочет. И наган у него есть.
- Данилушка!
- Ему бы только удостоверения от Трофима получить. Обещал Трофим... Он тогда сегодня же из района уберется. Сделает все шито-крыто, никто не дознается...
Кулуканов снова потряс Данилу за плечо:
- Как он с Трофимом повидается, сразу же приведи его ко мне.
- Я скажу ему, Арсений Игнатьевич...
- Так и сделаю! Чтоб неповадно было коммунистам в Герасимовку ездить... Где он сейчас, Дымов-то?
- У Потупчика.
- Прямо через окно - и концы в воду! - Кулуканов сжал кулак, резанул, им воздух. - Ночь, как раз подходящая.
Он долго надевал трясущимися руками картуз и, наконец, ушел.
Данила походил по избе, заглянул в соседнюю комнату.
- Ты Пашу не видел? - спросила Татьяна.
- Только мне и дела, что за ним смотреть!
Скоро явился Трофим Морозов, коротко бросил Даниле:
- Ты чего здесь сидишь?
Данила шепнул ему на ухо:
