Тут командиры миноносцев передали по радио во все помещения кораблей и на верхнюю палубу:
— Идём в атаку! Усилить бдительность!
Один за другим неслись миноносцы вперёд…
Вот на секунду, чтоб прицелиться, зажгли миноносцы прожекторы и, как солнцем, осветили чужие корабли.
На всех миноносцах взвыли сирены. Теперь сирены будут выть до тех пор, пока не кончится атака.
Корабли неприятеля опоясались огнём ответных выстрелов. Не замолкая, стреляли и миноносцы.
При первых же залпах «Гневного» медвежонок перестал сражаться с посудой. Хоть и заткнул ему кок уши ватой, всё же громовые залпы встряхивали медвежонка, как мешок с орехами. От воя пронзительных сирен миноносцев медвежонку стало совсем страшно.
Вот миноносцы развернулись для залпа. Послышалось резкое шипение. Десятки громадных торпед вырвались из аппаратов и, ввинчиваясь в чёрную воду, пошли на противника.
«Гневный» ближе всех подобрался к флагманскому кораблю врага и почти в упор выпустил в него все свои торпеды.
Сделав своё дело, «Гневный» повернул и полным ходом стал уходить под огнём противника.
Вдруг что-то тяжёлое сильно ударило медвежонка по голове. Ему показалось, что на нос упало полено. Что-то липкое поползло по его морде, залепляя глаза. Потом ударило ещё раз, и белый дым окутал весь камбуз.
До рассвета не отпускал Большой флот остатки неприятельской эскадры. Чуть забрезжило утро — сначала гидросамолёты, второй раз бросившиеся на противника, а потом подводные лодки Большого флота добили противника, ещё защищавшегося из уцелевших орудий.
Скоро над тем местом, где шёл недавно враг, только волны шумели равнодушно да однообразно кричали чайки.
Сдавалось и море. И оно поняло, наверно, что ничем ему не устрашить краснофлотцев, хоть подымай волны с морского дна до самого неба.
Море пошумело ещё для порядка и стало виновато плескаться у серых бортов кораблей.
Тут и взвились на мачте «Маршала» разноцветные сигнальные флаги:
«Отбой боевому учению!»
Все линкоры, в том числе и те, которые недавно тонули в огне и взрывах, вошли в строй кильватера Большого флота, потому что это было не сражение, а боевая учёба.
Вот опять замелькали разноцветные флаги на «Маршале». Командующий благодарил командиров и краснофлотцев «Гневного».
Тесно стало на море, когда весь Большой флот двинулся к родным берегам. Немало тут было линкоров, тяжёлых и лёгких крейсеров, лидеров, миноносцев, подводных лодок, канонерок, торпедных катеров.
С «Гневного» донеслось громкое «ура». Краснофлотцы узнали о благодарности командующего. Вдруг Рыбка крикнул:
— А ну, отгадайте загадку: кто на корабле проспал весь бой и сейчас ещё, наверно, спит?
Тут кок Наливайко хлопнул себя по лбу и побежал на камбуз, бормоча себе под нос:
— Сынок, не волнуйся! Сынок, не волнуйся!
Побежали за коком и краснофлотцы. Подбежали они к камбузу, открыли дверь и попятились. Кто сказал «ах», а кто и «ой-ой».
В камбузе плескалась вода, плавали миски, пустые бутылки и веник.
На табуретке стоял не медвежонок, а какое-то чучело. Оно всё было покрыто маслом, мукой и ревело и чихало без остановки, как испорченный грузовик.
Во время атаки «Гневный» сильно лёг на борт. Тут и упала на медвежонка сначала тяжёлая кофейная мельница, потом из опрокинувшейся бутылки полилось на него масло. После атаки, на развороте, корабль опять лёг на борт, и на зверя посыпалась мука.
В довершение всех бед банка с перцем угодила медвежонку прямо в лапы. Он моментально смял её и нанюхался перцу.
Кок Наливайко чуть в обморок не упал при виде такой печальной картины.
Не теряя времени, бросился он отмывать медвежонка. Рыбка и все остальные кинулись помогать коку.
Рыбка и тут не удержался, чтобы не пошутить:
— Эх, жалко, не знали раньше! Показать бы медвежонка в таком виде противнику, он бы боя не принял, удрал бы со страху во все лопатки!
Как ни ворчал медвежонок, как ни норовил цапнуть кого попало, потому что не привык он купаться в тёплой мыльной воде, всё же его старательно вымыли и вытерли насухо.
Верёвочку с ремня срезали, но ремень надели опять и пустили медвежонка ознакомиться с кораблём.
Пошёл медвежонок, хмурится, ни на кого не глядит. Зачем-то сунул нос в радиорубку, заглянул в машинный люк, потом взобрался на мостик к сигнальщикам.
Забраться-то было легко: у медведей передние лапы короче задних, потому они так ловко и лазят по деревьям. Зато спуститься с трапа медвежонку не удалось. Хочет сойти с мостика — и не может. Ревёт, стучит по палубе лапами.
Сняли его краснофлотцы, а он и спасибо не сказал.
Смеются моряки, ходят за медвежонком, словно малые ребята, всякому хочется подержать его на руках, погладить.
Но тут вахтенные засвистали в дудки и крикнули:
— Начать приборку!
И все разбежались по своим местам.
Зафыркала вода из шлангов, поливая железную палубу. В руках у краснофлотцев замелькали швабры и резинки. Палубу мыли мылом, тёрли жёсткими щётками, смывали водой, лопатили резинками, до блеска вытирали швабрами. По всему кораблю шла горячая приборка.
Флот — это значит порядок. Флот — это значит чистота.
Медвежонок был в полном порядке и чист, как никогда не бывал. В лесу-то с мылом кто его купал?
Разгуливая по кораблю, перебрался он через высокий порог коридора кают-компании, прошёл по ковру, заковылял по кают-компании и, что-то учуяв, задвигал носом.
За столом сидел командир корабля. Он не спал трое суток, теперь вошёл в кают-компанию и присел на кожаный мягкий диван минутку отдохнуть.
Медвежонок взобрался на диван и, недолго раздумывая, полез дальше, на стол.
— Ну, брат, это у нас не полагается! — засмеялся командир. — Вошёл непрошеный, не поздоровался и прямо на стол с лапами!
Но медвежонок, не обращая на слова командира никакого внимания, хотел было влезть на стол, да не смог — высоко. Сунулся он к командиру корабля и полез к нему на руки.
— Да не хочу я с тобой обниматься! — засмеялся командир. — Не мешай мне, я спать хочу!
И командир тихонько отстранил медвежонка. Тот сердито посмотрел на него да как хватит лапой по коленке командира!
— Вот какая ты свинья невежливая! — сказал командир и отодвинулся от медвежонка.
Тот — за ним. Командир — от него.
Сигнальщик Рыбка вошёл в кают-компанию о чём-то доложить командиру корабля. Командир отдал распоряжение и спрашивает:
— Товарищ Рыбка! Может, вы знаете, что нужно от меня этому косолапому драчуну?
— Разрешите ответить, товарищ командир корабля? — поднёс руку к бескозырке Рыбка.
— Пожалуйста, — сказал командир.
— Тут очень просто вопрос разбирается: на столе — сахарница, а в сахарнице — сахар.
Командир рассмеялся, выбрал самый большой кусок и подал медвежонку. Тот сразу успокоился, запихал сахар в пасть, сполз с дивана и заковылял к выходу.
А Рыбка шёл за медвежонком и всех предупреждал:
— Дайте дорогу! Он сейчас дюже сердитый и за себя никак не ручается…
Так они и вышли на палубу, такую чистую, что хоть ложись на неё в белой форменке. Корабль блестел на солнце, словно его не прибрали, а построили заново.
Был выходной день, и никаких работ на корабле, кроме обычных вахт на якорной стоянке, не полагалось.
Команда «Гневного» собиралась на берег. Командиры и краснофлотцы одевались сегодня с особой тщательностью: в городе, в четыре часа дня, назначен был физкультурный парад. Его будет принимать командующий Большим флотом.
Скоро краснофлотцы оделись во всё белое и вышли на верхнюю палубу. Всем не терпелось посмотреть на медвежонка, подаренного «Гневному» морем. Но косолапого нигде не было…
Любопытные обнаружили медвежонка в каюте редакции корабельной газеты «Торпеда», но каюта оказалась закрытой.
Там заперлись Рыбка и Наливайко. Краснофлотцы хотели было войти в каюту, но Рыбка сделал строгое лицо и сказал:
— Нельзя, военная тайна!
Любопытные простояли у дверей ещё минут десять. Они слышали, как за дверью патефон играл марш «День в лесу», как что-то говорил Рыбка, но что именно, разобрать было нельзя.
И любопытные ушли на верхнюю палубу. Там уже настраивал свои инструменты корабельный оркестр, вынесли шахматы и шашки.
Медвежонок появился на палубе только после обеда. На шее у него красовался бант. Медная пряжка ремня была ярко надраена. На неё больно было смотреть.
Краснофлотцы окружили медвежонка, а он развалился на солнышке, словно на пляже. Кто-то заметил, что нос у медвежонка был в сгущённом молоке.
Рыбка с таинственным видом принёс патефон и поставил его рядом с медвежонком.
— Товарищи краснофлотцы, — сказал Рыбка, — сейчас вы увидите небывалую картину!
