Взгляд мешал.
Укротить взгляд брата Чугун тоже пытался неоднократно. В основном, средствами физического воздействия, проще говоря, мордобоем. Впрочем, рукоприкладство особого успеха не возымело, даже напротив, взгляд у Аксёна становился только злее. Чугун начинал подумывать уже о нанесении настоящих увечий, ну, допустим, простых шрамов, но тут подрос Тюлька. Ему подавали легко и много, даже труда особого прилагать не приходилось, он просто смотрел. С двух лет Тюлька стал звездой запасных путей разъезда Монако.
Он мог стать настоящей золотой жилой, однако, количество пережидающих поездов сократилось это раз, происки конкурентов это два. Поэтому выходить на промысел приходилось не чаще раза в месяц.
Аксён тоже иногда участвовал в этих походах. Да, попрошайничать он не мог, зато у него имелось другое, чрезвычайно полезное качество. Аксён видел опасность.
— Зачем нужен? — переспросил Чугун. — Это же понятно, зачем. Постоишь на шухере. Тебе, Аксель, кстати, деньги понадобятся, скоро твоя подружка подъедет.
Это правильно, подумал Аксён. Денег мало. Нет почти. Хотя и тратить их тут негде. Ну, купить конфет, или мороженого, хотя холодильник у Крыловой сгорел…
Подарок!
Аксён едва не провалился сквозь койку. Можно сделать подарок! Даже нужно! Подарок — отличная идея. Девчонки обожают подарки, это всем известно. Если немножко заработать, то можно подарить ей…
До Монако девять километров. Пока они шагали вдоль железки, Аксён думал, что подарить. Из серебра, или если повезет из золота. До золота он, конечно, не дотянет, но вдруг… Ладно, главное определить — что покупать.
Драгоценности. Ну, конечно, не драгоценности, а что-нибудь простое. Сережки.
Не пойдет. Сережки — это не то все-таки. Это муж жене может серьги подарить, или отец дочке, дарить девчонке сережки неправильно.
Брошку. Сейчас их мало кто носит, глупо дарить девчонке брошку.
Браслет хорошо, но наверняка дорого, денег не хватит, даже на серебряный.
Значит, кольцо…
Аксён остановился.
— Что опять? — обернулся Чугун. — Задний решил врубить?
— Нет…
— Подари ей серебряную открытку, — посоветовал вдруг Чугун.
— Что? С чего ты взял?
— У тебя такая рожа. Как у человека, который собирается сделать подарок.
Аксён подивился чугуновой проницательности. Хотя в задумчивости он мог и проговориться. Тюлька ускакал вперед и носился теперь с воплями по лесу, вспугивая каких-то сереньких птичек, сам был на птичку похож, пальто крыльями махало.
— Подари ей серебряную открытку, — повторил Чугун. — Девять на двенадцать.
— Что?
— Серебряную открытку. Я в Костроме видел, ну и здесь в городе наверняка продается. Такая тонкая пластинка, чуть толще фольги, и к ней прилагается стальное перо. Можно прямо по серебру писать. Напишешь ей что-нибудь. Это очень красиво. Положишь в толстый конверт и подаришь.
Аксён промолчал. Серебряная открытка. Красиво, конечно. А если она узнает, откуда деньги на подарок? Как она узнает? Чугун ей может рассказать… А, ерунда.
— Тюлька!!! — крикнул Чугун. — Хватит по лесу носиться, уже пришли почти!
— Я чуть соловья не поймал! — откликнулся Тюлька.
— Сейчас по шее поймаешь! — пообещал Чугун. — А ну живо сюда!
Тюлька оставил птичек и побрел к братьям.
Когда-то давно, двадцать лет назад Монако было обычным мирным разъездом, и имя было ему Монаково. Никакой промышленности в Монаково не завелось, а население насчитывало тридцать пять человек. Двадцать лет назад впервые от Монаково отбили «во». Впоследствии это «во» неоднократно возвращали на место, однако, каждый раз неизвестные низвергали его на перрон. В конце-концов, от попыток реставрации отказались и Монаково стало Монако. Местным жителям, которых с каждым годом становилось все меньше и меньше, благородное название полюбилось, и они использовали его как брэнд. Немногочисленным иностранцам, которые пережидали встречный для проезда через мост, нравилось бродить по дикому перрону Монако, они охотно фотографировались на фоне вывески и покупали футболки с картой Костромской области, где Монако выделялось в отдельную территориально-административную единицу.
Княжество.
Побирушкам в Монако было раздолье, за полгода работы многие талантливые граждане с разъезда и окрестностей успевали скопить на мотоцикл, а то и на небольшой домик в городе. Чугун и его братья на мотоцикл скопить никак не могли, поскольку испытывали затрудения с построением длительных финансовых планов.
— Короче, действуем, как всегда, — Чугун пустился руководить. — Тюлька, сюда иди, чтобы достать тебя мог!
Тюлька приблизился. Чугун оглядел его критически. Тюлька выглядел изнуренно. Тощие уши, острый нос, мешки под глазами.
— Можно и так выпускать, — задумчиво покачал головой Чугун, — но лучше по другому. Усилить эффект. Пальто снимай, кабыздох.
— Зачем?
— Зачем-зачем, народ нынче злой, ему подавай натуру.
— Я замерзну… — Тюлька попытался застегнуться на нижнюю пуговицу, но Чугун хлопнул его по рукам.
— Замерзнешь, — подтвердил он. — А если ты замерзнешь, ты посинеешь и вызовешь жалость. И бабки потекут.
— А я что, простужайся? — пронюнил Тюлька.
— Не боись, я тебя потом водкой разотру… Слушай, Тюлька, ты такой жилистый, что тебя ни одна простуда не возьмет, вон какой розовый! Давай, скидывай макинтош, заразный!
— Я не заразный! — огрызнулся Тюлька.
— Он на самом деле замерзнет, — возразил Аксён. — Воспаление легких подхватит запросто…
— Да ничего он не подхватит, — отмахнулся Чугун. — Я же говорю — водкой его разотрем. И внутрь накапаем, он еще спасибо потом скажет.
Чугун подмигнул Тюльке.
— Не скажу! Не хочу я водки вашей!
— Все, забодали меня! — разозлился Чугун. — Не братья, а козлы какие-то. Раздевайся!
— Раньше и одетым нормально было… Раньше и так подавали…
Бурчал Тюлька, стаскивая пальто.
Аксён поглядел на небо. Солнце. Такое, легкое, весеннее. Может, Тюлька и не замерзнет. Всяко недолго ему мучиться, поезд стоит мало.
Тюлька бережно свернул пальто в узел, остался в футболке. На Новый год в городе проводилась акция, «Дети с книгой», ну или еще что-то, «Читаем до одурения», короче, Аксён, точно не помнил. А на акцию попал случайно, мать послала тогда за пособием, сама не могла, а собес рядом с клубом. Смотрит — из клуба сопляки счастливые валят, у кого книжка, у кого футболка, у кого кепка. Ну, он решил, что гуманитарную помощь раздают, заглянул, а там еще лучше. Встреча с писателями. В фойе столы, за столами писатели, а рядом с писателями коробки. И они из этих коробок раздают. Аксён тут же пристроился в очередь, и ему раздали кепку и футболку, кепка потерялась, а футболка пригодилась, в ней Тюлька ходил. Белая, с синей надписью: «Я люблю читать».
— Футболку тоже снять придется, — указал пальцем Чугун. — Какой дурак тебе что даст, если ты любишь читать? Если ты любишь читать, значит, ты живешь еще не так хреново, значит, ты просто кидалово тут разводишь. Ты должен любить пожрать, понял?
— Ну да…
— Люди стали черствыми, — Чугун скинул с плеч рюкзак, — не хотят помогать ближнему, особенно тому, кто любит читать. Читать вообще вредно — от этого глаза портятся, потом шестеру от туза пикового не отличишь… Так что футболку снимешь, потом, перед станцией. Как там в школе говорили — стоит ли всеобщее счастье слезы одного ребенка… Или всеобщее несчастье…
— Мне что опять глаза луком натирать? — угрюмо осведомился Тюлька.
— Не, луком сейчас никого не прошибешь, это я еще мог луком… А сейчас надо работать серьезно, с микроскопом…
Чугун вытряхнул из рюкзака вожжи. То, что это именно вожжи, Аксён понял по запаху. Вожжи благоухали конюшней, видимо, Чугун там их и спер.
— Что это? — с подозрением спросил Тюлька.
— Вожжи, — Чугун потряс вожжами, — полезная вещь…
— Зачем это?
— Лупить сейчас тебя будем, — объявил Аксён. — Чтобы шрамы остались. Шрамы народ любит.
— Не хочу шрамы…
— Заткнись, Аксён, — шикнул Чугун, — какие шрамы, не верь ему. Это для носилок…
— Зачем носилки? — Тюлька сделал шаг назад.
— Я же говорю, Тюлька, — теперь подмигнул уже Аксён. — Отлупим тебя — и на носилки, в травмпункт…
— Никто никого лупить не будет! — рявкнул Чугун. — Все будет тихо! Рассказываю и никому меня, блин, не перебивать!
Чугун потряс вожжами.
— Сейчас сделаем носилки, пойдем на вокзал, Тюлька ляжет на носилки, и будет смотреть. Вот так.
Чугун продемонстрировал, как следует смотреть. Аксёну не очень понравилось, выражение лица у Чугуна сложилось наглое и одновременно заискивающее, он такому и копейки не дал бы.
— Ну, ты сам умеешь смотреть, — Чугун сменил заискивающее лицо на просто наглое. — Будешь валяться на носилках и молчать, ничего говорить не надо. Ясно?
