class="p1">— Как я вернусь, если ключ остался в квартире?
Все так и ахнули.
— Вот это но-о-мер, — протянул Гани.
— Что мы скажем малышам? — схватилась за голову Светлана.
— Они же там же волнуются же, — трагически произнесла Сайера.
— А может уже и встречать вышли, — горько вздохнула Нигора.
— Успокойтесь, ребята, — сказал я, стараясь сохранить спокойствие. — Безвыходных положений не бывает. Что-нибудь сообразим…
Пока я напряженно раздумывал, Батыр тронул локтем Мамуру:
— Окна на вашем балконе открыты?
— Открыты, — угрюмо ответила Мамура. — Только дверь с балкона в комнату тоже заперта изнутри. — И вдруг Мамура от радости подскочила. — Ура! Ты гений, Бабашкин… Фильмоскоп-то на балконе! Я сейчас. — И она во весь дух помчалась обратно.
— Порядок, — сказал Бабашкин, довольный собой. — Из подъезда через окно она вылезет на козырек, а потом с него по карнизу переберется к балкону. Я уже лазил один раз, запросто.
У меня вдруг по спине побежали мурашки, а в груди повеяло тоскливым холодом: я вспомнил, что Мамура живет на втором этаже. От этой мысли меня аж подбросило на месте.
— Ты что, Бабашкин, спятил? — взорвался я. — Она же не акробатка тебе… — И я со всех ног бросился к дому Мамуры. Октябрята, словно спугнутые воробьи, сорвались с места и — за мной.
У подъезда, не в силах отдышаться, мы запрокинул головы. Мамура уже возвращалась по карнизу обратно…
— Спокойно, спокойно, Мамура, — говорю я снизу, стараясь придать своему дрожащему голосу уверенность. — А сам поскорей вбежал в подъезд и поскакал наверх через три ступеньки. Выскочив на площадку перед вторым этажом, вылез в окно на козырек.
— Давай руку, Мамура.
Одной рукой она держалась за край балкона, другую протянула мне. Фильмоскоп, перевязанный косынкой, висел у нее на шее. Он страшно мешал ей прижаться к стене. Оставалось сделать всего два-три шага до козырька, но как их сделать? Мне самому было не по себе, а каково восьмилетней девчонке, хотя это и наша боевая Мамура.
— Оставь фильмоскоп на барьере и давай руку, — почему-то шепотом сказал я. Ухватившись за раму над козырьком, протянул Мамуре свободную руку.
Осторожно переправив девчонку на козырек, я полез за фильмоскопом. Руки у меня подлиннее, поэтому я без труда дотянулся до барьера, передал фильмоскоп Мамуре и стал закрывать створку рамы. И тут — о ужас! — краешек выступа обломился и я провалился вниз. Летел я что-то слишком долго и мягко, но на всякий случай закрыл глаза. Нет, честное слово не от страха, а только от удивления…
Очнулся от возгласа октябрят:
— Жив! Жив! Он жив!..
Разомкнув веки, я убедился, что жизнь моя действительно продолжается и за это нужно благодарить виноградные лозы.
Сбежались соседи. Осторожно сняли меня со спасительного виноградника. Одни совали мне в нос ватку с нашатырным спиртом, другие упрашивали глотнуть холодной воды.
От криков и хлопот я полностью пришел в себя, но на всякий случай спросил:
— Я жив, да?
— Жив, жив, — жестяным голосом проворчала Мамурина соседка с первого этажа. — Скажи спасибо нашему бедному, поломанному винограднику, а то бы некому было ремня дать. Вот родители Мамуры придут, всыплют тебе, монтажник-высотник, по первое число.
— Думать надо! — подхватил подошедший старичок, бесцеремонно ткнув меня клюшкой. — Сам-то ладно, а малышей зачем за собой тянешь?.. Правонарушитель, хулиган!
— Ничего страшного, товарищи, — сказал я каким-то деревянным голосом, как робот. — Я знаю два случая из газет, когда один ребенок упал с четвертого этажа на брезентовый навес универмага, а другой ребенок — на бельевые веревки: ничего с ними не случилось…
— Это наш вожатый, он хороший, он Мамуру спас! — со слезами в голосе сказала Светлана.
— А вы его ругаете, — подхватил Гани.
— Это моя идея, — угрюмо буркнул Батыр, — это я виноват.
Мамура незаметно дернула меня за руку:
— А фильмоскоп достали все же. Пошли скорее, нас ждут малыши, — прошептала она.
Не обращая внимания на взбудораженных соседей, мы торопливо зашагали в сторону детского сада. А вслед нам донеслось:
— Вот, пожалуйста, им все это как с гуся вода!
— Да-а, дети пошли. Они и с небоскреба свалятся, только отряхнутся.
— Соседи правы, ребята, — сказал я строго, обернувшись к своим октябрятам. — Чтоб больше этого не повторялось. Только если спасать кого надо — тогда другое дело. Поняли?
— Поняли, Вундергай, поняли! — загалдела моя ребятня. Они улыбались, а в глазах стояли слезы: видно, испугались за своего отчаянного вожатого. Захотелось их расцеловать, но это было бы непедагогично.
К малышам немножко опоздали. Но это все же лучше, чем если бы совсем не пришли. Главное, спектакль наш прошел с большим успехом. (Прошу прощения за нескромность, но в записях моих все правдиво. Я ведь не собираюсь их печатать или кому-нибудь читать, пишу для себя). Сценарий мы придумали сами и назвали его «Веселый факир». Это сказка про то, как лесные звери и птицы подружились с добрым волшебником, который их защищал от всяких бед и в свободное время играл с ними в прятки.
Малышам так понравился наш ОТТ, что они стали умолять тут же научить их складывать на пальцах фигурки птиц и зверей. Мы показали им, как изображать петуха и собаку. Надо сцепить восемь пальцев обеих рук, при этом, если большие пальцы рядышком выставить вверх, то на стене получится тень петуха. А если сложить ладони, выставить большие пальцы и сложить один на другой указательные, то получится волк или овчарка… Ну, в общем, не буду выдавать тайны. Если хотите, приходите к нам в ОТТ — все покажем, всему научим, целый зоопарк будете показывать сверстникам и малышам…
Когда мы уходили, малыши долго стояли у ворот, пока «артисты» не скрылись за углом.
Я не уверен, что мне придется встретиться с ними еще раз, хотя очень бы хотелось. Ведь решается моя вожатская судьба. Думаю, хорошего исхода ожидать не стоит. А я уж смирился. Осознаю: два ЧП на одного вожатого — это непростительно.
На этом заканчиваю свои записки. Благодарю за внимание.
Вундергай бросил на стол прочитанную тетрадку и, ни на кого не глядя, сел за свою парту в крайнем ряду у окна. Класс молча переваривал события, описанные чудаковатым одноклассником.
— А кто донес на Вундергая? — нарушил молчание Болтабек.
— Не донес, а сообщил, — поправила Хадича. — И неважно, кто сообщил, важно, что сообщил правду.
— Но все же, кто? — настаивал Болтабек.
— Бабашкин, — ответила старшая вожатая. — Ой, Тургунов…
— Бабашкин? — возмутился класс. — Вот вам и Бабашкин!
Старшая вожатая нетерпеливо постучала авторучкой по столу:
— Тише, успокойтесь. Имеется в виду Тургунов-отец.
— Отомстил за Тургунова-сына, —
