— Зинаида Алексеевна, но ведь это сплошная ложь и клевета! — с плохо скрываемым возмущением сказала директор.
— Да. В этом мы убедились, и именно поэтому я дала его вам прочитать.
— Я не понимаю, как можно верить? Да неужели у нас есть такие школы? — сказала Наталья Захаровна и, немного помолчав, ответила сама себе: — Ну, люди, положим, есть и похуже…
— Наличие этой анонимки доказывает, что люди есть всякие.
— Да. Удивительная подлость! — сказала Наталья Захаровна. — Я очень вам благодарна, Зинаида Алексеевна, что вы показали мне письмо.
— Это писала учительница?
— Ну, конечно… И такая растленная особа учит наших детей… Мне обидно за Константина Семеновича. Он болеет душой за дело, любит школу и не жалеет сил. Кроме того, он по натуре очень доброжелательный, терпеливый и сдержанный человек. За весь этот год он, по-моему, не произнес ни одного грубого слова и никого не обидел…
Проводив членов комиссии, Константин Семенович вернулся в кабинет и плотно закрыл за собой дверь. С его приходом разговор на некоторое время прекратился. Скоро в кабинете опять заговорили, но Фенечка уже не могла разобрать слова.
На другой день всей школе стало известно, что обследование закончено, что комиссия сделала положительные выводы и что теперь до конца года можно работать спокойно.
Три дня Фенечку мучила тайна. Она одна знала о причине обследования, но, как ни ломала голову, никак не могла догадаться, кто написал эту подлую жалобу. Фенечка была патриоткой своей школы и не могла примириться с тем, что подлюга, замаравшая «честь школы», останется ненаказанной. Но кто она? Известно, что писала учительница, а значит, подозревать можно кого угодно… Спросить Наталью Захаровну она не решалась, понимая, что за подслушивание ей крепко влетит.
На третий день Фенечка решила, что надо с кем-то посоветоваться, и наметила для этой цели Женю Смирнову. Женя была старостой десятого класса, а самое главное, Фенечка почему-то особенно доверяла этой девушке.
В большую перемену она разыскала глазами среди гуляющих в коридоре Женю и поманила ее пальцем.
— Идем-ка… что я тебе скажу, — таинственно шепнула она, когда Женя подошла к ней вплотную.
В конце вешалки, спрятавшись за одеждой, Фенечка подробно пересказала Жене весь разговор об анонимном письме.
— …Видишь, как… Написала мерзавка, а фамилию свою не поставила. Хуже нет, когда такая змея притаится и жалит из-за угла… Как ты полагаешь, Женя, кто это писал? — спросила она.
— Марина… — с трудом сдерживая волнение, уверенно произнесла Женя. — Это она… больше некому. Она, понимаешь, Константина Семеновича с первых дней возненавидела… Ты правильно сказала… Она все время жалила…
Фенечка недоверчиво посмотрела на девушку и медленно покачала головой:
— Вот уж не думала!.. Не из таких она, Марина-то Леопольдовна. Если надо, она и в глаза отчитает. Что ей бояться?
— Она, она! Больше некому! — стояла на своем Женя. — Какая подлость! Это же ужас…
Первый раз в своей жизни Женя столкнулась с таким гнусным поступком взрослого человека. Мелкие недоразумения, ложь и хитрость подруг хотя и возмущали и огорчали ее, но за этим всегда стояло что-то такое, что можно легко объяснить и простить: опрометчивость молодости, лень, самолюбие, горячность, упрямство. Потрясенная до глубины души, вернулась она в класс. Перемена еще не кончилась, форточка была открыта, но Женя не чувствовала холодного воздуха. Она села за свою парту и, облокотившись, сжала ладонями виски. «Как она могла!.. Зачем?.. Неужели ненависть может толкнуть человека на такую подлость?» — думала девушка.
Женя, как и все остальные дети, привыкла слышать и читать о благородных поступках замечательных советских людей, о подвигах, о честности, о долге, смелости, стойкости, упорстве, и вдруг — клеветническая анонимка!.. Поступок, которому трудно найти название и не с чем сравнить. Однажды Константин Семенович сказал, что честному человеку не легко бороться с негодяем потому, что негодяй пускает в ход ложь, клевету, а честный человек этого не делает. Он борется честно. Со стороны же иногда бывает трудно сразу разобрать, кто негодяй, а кто честный. На лбу у людей ничего не написано. Сейчас Женя вспомнила об этом и поняла, как был прав учитель.
— Женя, ты что? — спросила Светлана, незаметно войдя в класс и подсаживаясь рядом.
Женя повернулась к подруге, посмотрела на нее ничего не выражающим взглядом, словно на чужую, и вздохнула:
— Что ты говоришь?
— Я спрашиваю, что с тобой?
— Ой, Светка… я не знаю, как тебе и сказать…
В это время зазвенел звонок и в класс вошли Надя и Аня.
— Девочки! А почему форточка открыта? Вы простудитесь! — предупредила Надя и полезла на окно. — Заболеть сейчас… этого еще не хватало!
Одна за другой входили десятиклассницы, Но, занятые своими делами, не обращали внимания на необычное состояние старосты.
«Немецкого сегодня нет. Ее урок завтра, — подумала Женя, и на душе стало легче. — Значит, время еще есть. Успеем все обсудить и что-то решить». Женя не знала, какое может быть решение по этому поводу, но чувствовала, что оно должно быть. Не может не быть.
До конца учебного дня она держалась спокойно, и волнение ее проявлялось только в рассеянности и молчаливости. В конце последнего урока, когда Марфа Игнатьевна, захватив под мышку треугольник, циркуль и линейку, вышла из класса, Женя крикнула:
— Девочки! Задержитесь. У меня есть новость…
— Только скорей, Женя, — недовольно протянула Лариса.
— Мы тебя держать не будем. Новость касается всех, но если ты не хочешь, иди.
Лариса в ответ пробормотала что-то непонятное и вернулась за свою парту. Женя вышла к столу и, повернувшись к Аксеновой, попросила:
— Таня, постой у двери. Новость секретная. Наступила тишина. Девушки вопросительно смотрели на старосту.
— Девочки… я сегодня узнала… сегодня мне точно в душу плюнули… — проговорила она, и крупные слезы потекли по ее щекам. — И кто… кто?.. Мы ее столько лет знаем… верили ей! — Женя вытащила платок, вытерла глаза и громко высморкалась. — Ну, ладно… В общем я узнала, что обследование горкома было совсем не по плану. Они получили жалобу, что у нас черт знает что творится… какое-то вредительство. Я не знаю, что там было написано, я не читала, но Наталья Захаровна назвала это письмо подлой ложью и клеветой на Константина Семеновича. А председательница с ней согласилась и сказала, что писала мерзавка, и дала ей прочитать…
— А кто писал? — вырвалось у Ани.
— Письмо без подписи. Анонимка, — сказала Женя и, немного подождав, спросила: — А вы не можете догадаться?
— Неужели Марина?! — с ужасом прошептала Клара, и, словно в ответ ей, раздалось несколько голосов:
— Это Марина!
— Подождите, девочки! — твердо сказала Катя, выходя вперед. — Сначала послушаем и все выясним. Нельзя так… с бухты-барахты. Говори, Женя, все по порядку. Где ты узнала, как узнала, что узнала? И, пожалуйста, поподробней. Это не шутка — такое обвинение… Страшное дело!
Почти слово в слово Женя пересказала свою беседу с «тайным советником», сообщила свои подозрения и напомнила, как Марина Леопольдовна отнеслась к приходу нового учителя. Последнее она могла и не говорить. Неприязнь Марины Леопольдовны к Константину Семеновичу была памятна всем. Ни у кого сейчас не было никаких сомнений в том, что анонимку послала Марина Леопольдовна.
Бывает, что прошлые, давно забытые ошибки, вернувшись, врываются в жизнь и наносят удар, когда его меньше всего ждут.
Марина Леопольдовна шла в школу в прекрасном настроении. Такое настроение объяснялось не только солнечной погодой. В руках у нее была солидная стопка тетрадей. Письменная работа в девятом «А» прошла в основном на четверки и пятерки. Одна двойка и три тройки не могли влиять на общий успех.
В переулке учительнице пришлось задержаться. Ее догнали две ученицы девятого «А» класса, поздоровались и, увидев тетради, предложили свою помощь. Пока она передавала стопку, их перегнали Таня Аксенова и Нина Косинская. Обе девушки прошли мимо, не поздоровавшись, причем Нина сильно покраснела. Неужели не заметили? Это было маловероятно, тем более, что Марина Леопольдовна встретилась взглядом, с Таней и приветливо ей улыбнулась. «О чем-то мечтают и ничего вокруг себя не видят», — решила учительница.
Урок немецкого языка в десятом классе был вторым. В перемену Марина Леопольдовна встретила в коридоре десятиклассниц: Алексееву, Кравченко и Вершинину. Они шли навстречу, но, когда поравнялись, ни одна из них не поклонилась. Выражение лиц было строгое, почти суровое, а в глазах горело что-то такое, что заставило учительницу насторожиться, и ей стало не по себе. Она хотела остановить девушек и потребовать объяснения, но раздумала, отложив разговор до урока. Там она их научит вежливости!
