Предполагается так же — и это Пищер сообщает нам уже под совсем, стало быть, занавес — что один в каждой паре будет пользоваться вышеозначенными средствами сворачивания и отрыва крыши, а другой — нет. Этакий контрольный кролик.
Что ж: внешне всё чисто. Интересно только, Пищер готовит себя к роли кролика — или?.. И кто будет с ним в паре? Ясен пень, он наверняка настроился на Липоту — недаром же строил её десять лет назад... И химией истязать себя не хочется, и ещё меньше хочется сорвать крышу вместе с башней в Сумасшедшем — даже без химии, ведь очевидно, что парочка, решившаяся провести там “некоторое количество колов бремени”, услышит Жана-Мишеля гораздо раньше, чем его включат в Липоте. А быть может, даже увидит — в Липоте можно вообще ничего не включать. Значит.
— ‘И никакие медиаторы, и никакие психиатры...’
— Я буду у Барабанщика,— тихо говорит Пит.
Сталкер смотрит так, что это не вызывает сомнений в его намерениях. И слава Богу.
— И Пищер, подтужившись, излагает нам свою Малую Цензурную Диспозицию,— программу действий на сегодняшний день то есть,— из которой мы узнаём, что сегодня нам предстоит Трансляция, Трансгрессия, В-Нуль-Транспортировка — и так далее. То есть переноска оставшихся трансов — у нас ведь ещё масса трансов и коробок пищеровских с приборами за Чёрт-лифтом осталась... Что я и без него, между прочим, прекрасно знаю. То есть — помню: пока.
— Я эскьюз ми,— обращается к Пищеру Сталкер ( а кто ещё в нашей компании может так обращаться к человеку — даже к Пищеру ? ),— но почему обязательно Липота? Почему, скажем, не здесь?
— Потому что это связано с определёнными психологическими условиями,— начинает, как обычно, выкручиваться Пищер.— Понимаешь, обе группы должны быть как бы в равном положении — а так получится, будто одну будто изгнали из грота... У них возникнет чувство дискомфорта, привыкания к новому месту — а вторая будет как бы продолжать...
: Хочется произнести сакраментальную фразу — даже не произнести, а РЯВКНУТЬ, ЧТОБ ОТ ПОТОЛКА ‘ШТУКАТУРКУ’ ПООТРЫВАЛО — то есть тонкую, до полуметра, отслоёнку,—
: ведь совершенно, как говорится, понятно, что...
— КОРОЧЕ, СКЛИХАСОФСКИЙ!!! — не выдерживая, рявкает эту фразу Майн Либер.
— Ну... — перестаёт мяться, как девочка, Пищер,— мне нужен грот, где была беда. Грот с достаточно большой напряжённостью...
— остальное нормальный человек может не слушать.
..: Нет, всё-таки замечательная у нас подобралась компания! А главное, как лихо мы разделились: никогда бы в жизни своей — столь прекрасной прошлой жизни, так рано, судя по всему, завершающейся — не угадал бы, что Мон Амиго Любер-Люмпен-Либер-Люмен Сталкер...
— Хотя...
: Мон шерсть, значит. Значит, пора тащиться тянуть трансы. Или типа того — пищеровские коробки и канистры бензина, скажем.
— И на ум проходит картина аллё-героическая соответствующая: “ВРАЧИ ПРИЛЕТЕЛИ”. Слова на сей раз Пищера, музЫка народная, частушечеая:
... Темнота. Хаос. Яркие — до боли после наших слепеньких коногонов — лучи прожекторов и юпитеров освещают карету скорой помощи ( упряжка из шести прусаков ), припаркованную за невозможностью дальнейшего проезда у плиты с надписями под знаком “СТОЯНКА А/М ЗАПРЕЩЕНА”. На переднем плане носилки; на носилках я, Пит, Пищер, снова я ( хорошего парня много не бывает, особенно с раздвоением на’личности ), ещё один Пищер поменьше, за ним до буфетно-слонового комплекта, сколько не хватает, с пропорционально уменьшающимися размерами ( медикам ещё предстоит определить это заболевание ) — и конечно же, Сталкер. С коробкой из-под “белого горного пороха Винера”, надетой вместо каски на то, что заменяет ему крышу. То есть голову. Вокруг — славная когорта санитаров-спасателей в совершенно зелёных комбезах ( по аналогии с халатами дурдомовских придурков ); на заднем плане под звуки капель, долбящих по коробкам из-под упомянутого пороха, что и создают звуком своим Сумасшедшему Барабанщику непреходящую славу, специально прилетевший по этому поводу из Ниццы М. Сифр даёт интервью программе “ОЩУПЬ”.
: На заднем — от того, что опасается за прочность смирительного комбеза, надетого специально на Сталкера...
: Шмон шер — заначить!
..: Вот только бы картина эта не оказалась кар-ртиной,—
ГОЛОС ЧЕТВЁРТЫЙ — СЛОВО О ТРАНСПЛАНТАЦИИ:
«Штирлиц был в трансе,— сообщает Сталкер, пропихивая транс в мою сторону,— так уже третьи сутки он водил спасателей за нос...»
Егоров смеётся. Хорошо ему; а ещё лучше Пищеру. И чего он ругает свой рост? Хотел бы я быть таким маленьким — вон, как он в шкурнике крутится: туда-сюда, а треснулся бы, как я...
Не на самом деле, конечно. Это я так, к слову. Просто очень больно — а тут ещё Сталкер трансом в лицо...
Передаю Пищеру. С коробками легче; как он додумался до них? Сроду не видел, чтоб в коробки под землёй снарягу паковали. А ведь удобно. И пролезает везде, и ставить друг на друга их можно, и доставать, если что понадобится, легко — но главное: внутрь что угодно можно положить. И не помнётся ни за что.
«Это он у Братьёв научился»,— говорит Егоров о коробках Пищера.
Пищер — Пещерный Житель полностью, или ПЖ, как он в Журнале подписывается — каждый раз, когда берёт у меня коробку или транс, говорит «Опа!». «Закарстовалась жопа!» — тут же кричит с другой стороны Сталкер, и Егоров — он подаёт всё в шкуродёр Сталкеру — так радостно добавляет: «Этого не может быть — лет пятьсот должно пройтить!!!»
Передаю коробку Пищеру, слышу «опа!» — и так далее. И как им не надоест? Вчера трепались, трепались, а то, что здесь, наверно, католические обряды “работают” — не сообразили.
Хотя кто их знает, эти обряды? Егоров только считает себя католиком.
И пусть. Его дело. Здесь рисунки на стенах есть — то есть, так идёшь, смотришь — вроде и нет ничего, просто сажей намазано — а посветишь сбоку: штрихи и пятна в рисунок складываются. Интересно. Почему до меня на них никто внимания не обращал?
“1837” написано, это я точно разобрал. И звезда вверх ногами — почему? Разве была тогда звезда? И ещё поп, и крест старинный нарисованы — католический крест?
«Держи».
Держу. Сам не держи. «Опа!» — и так далее.
А поп — какой поп?
Застрял. Поскорей бы из шкуродёра выбраться... А то застудишь себе что-нибудь на этих камнях...
«Вещизм заел»,— жалуется из-за коробок и трансов Сталкер. Только слишком уж приторно, чтоб действительно сожалеть.
«Осторожно! Бензин пошёл!» — кричит Егоров.
«Последняя?»
«Последняя.»
Слава богу. Только вот этот транс...
«Что у тебя там?» — ругается Пищер.
«Застрял»,— говорю. Будто ему не видно.
Сталкер на том конце пыхтит — не поймёшь, то-ли транс ко мне выпихивает, то-ли с канистрой борется.
«Я подожду»,— говорит Пищер и опрокидывается на спину. Хорошо ему — с его ростом можно “пенку” на спине носить.
Закуривает. Не поймёшь, как сказал. То-ли злится, что из-за меня задержка, то-ли смеётся над моей неуклюжестью...
Может, я его немного боюсь? И Егоров тоже иногда такой злой делается... Какая муха их кусает?
Бензином прёт жутко. «Эй,— кричит Егоров,— не кури — взорвёмся!»
«Щас жахнет!» — весело добавляет Сталкер. «Тьфу, чёрт»,— ругается Пищер. И отползает чуть в сторону. К выходу из шкуродёра.
Упорно тяну транс. Не идёт. Что-то там со стороны Сталкера.
«Чья канистра?» — орёт Егоров.
«Какая?»
«Чёрная пластиковая. Десятка.»
“Десятка” — моя, но не такой я дурак, чтобы сейчас говорить им об этом. Там пробка плохая, не нашёл я от неё пробки, главное ведь было — бензин достать; где его сейчас возмёшь? Откуда я мог знать, что ректор по АХЧ всё-таки выделит нам аж сорок литров,— слово выделит звучит здесь как-то двусмысленно, но Пищер говорит именно так, и он очень переживал за бензин, потому что до самого последнего дня ничего с ним не было ясно, и я просто пошёл к водилам в автопарк и купил; куда ж его было девать после? Просто на бок класть не надо было.
«Поберегись!!!» — кричит Сталкер; удар — и транс вылетает на меня. Если в нём было что хрупкое — всё, с этим можно проститься. Зря он его так, я бы и сам вытянул, он уже пошёл немного, только чуть вбок повернуть... Жалко, что неизвестно, что в этом трансе. Ленка егоровская их всю последнюю неделю шила — потому что где можно было достать готовые? — но как-то промаркировать не догадалась. Или времени не хватило. За трансы эти ей, кстати, так и не заплатили. Мол, всё, что касается подземного оборудования — это наши проблемы, так объяснили в институте Пищеру. Он, конечно, ругался — да что сделаешь?
«Что там ещё?» — ворчит Пищер. «Держи»,— говорю. «Опа!» — и так далее.
А дальше просто.
Выползаю из проклятого шкурника, толкая текущую канистру впереди себя. Нет никакой возможности развернуть её вертикально — не помещается. И сам не могу отжаться от пола — просто некуда. Еле протискиваюсь весь в бензине. Сталкер лезет за мной, тоже в бензине с головы до ног. Но за ним уже чисто — «промакнул всё!»,— радостно сообщает он,— «ни капли в рагу Егорову не оставил».
